Помянуть покойную поехали не все: «внушительный родственник» торопился на неотложное совещание, кому-то именно в это время необходимо было встречать тёщу, другие сослались на срочные дела. В белом тупорылом автобусе сразу стало ещё свободнее. Кроме Ивана Мартыновича, ехали: Зинаида, сын Марии Александровны Виктор с женой Валей, узколицая женщина и те двое с работы, но, самое главное, не было тёти Маши или даже того, что осталось от неё, того, что везли они сюда в этом же автобусе, охраняя от тряски… Нина украдкой всё посматривала на Ивана Мартыновича, он был какой- то сгорбленный, жалкий. Через несколько месяцев он собирался отмечать свой восьмидесятилетний юбилей, а на будущий год их с тётей Машей серебряную свадьбу. И вот теперь…

Нина очень хорошо помнила, ей было уже двенадцать лет, как однажды т. Маша пришла встречать к ним Новый год, пришла не одна. Иван Мартынович произвёл на всех родственников очень благоприятное впечатление. Он был высокого роста, очень подтянутый, с неимоверно длинной шеей, которую венчала небольшая, с коротко подстриженными ёжиком седыми волосами, голова. Его можно было бы назвать довольно интересным мужчиной, правда, нос был чуть-чуть великоват. Держался он не по годам прямо, и движения его были немного замедленные, вальяжные. Его сразу же все окрестили «гусаком», но без всякой насмешки или злобы. По уже сложившейся традиции праздники и, особенно Новый год, встречали в семье младшей сестры Веры – Нининой мамы.

Их было трое сестёр: старшая Шура, средняя Маша и младшая – Вера. Шура после смерти мужа жила вместе с дочерью, вернее, в её квартире, так как дочь с своим мужем – дипломатом почти безвылазно находилась где – то заграницей. Маша жила с сыном Виктором на Маросейке в небольшой комнатушке огромной коммунальной квартиры. И только Вера к тому времени была благополучнее сестёр, её муж капитан первого ранга, душа и гордость семьи, недавно получил новую отдельную двухкомнатную квартиру. По меркам наступающего шестидесятого года – это были хоромы.

Как все радовались за Машу! Наконец- то, после долгого послевоенного вдовства, Маша, воспитавшая одна Витю, досмотревшая свою парализованную свекровь, наконец, Маша выходит замуж! «Вот и на её улице праздник!» – сказала тогда обрадованная за сестру Шура.

Войну Маша встретила с годовалым Витей на руках, замуж она вышла рано, специальности никакой у неё не было. Семью кормил муж – лётчик. Естественно, на фронт его призвали сразу же, по первому набору. Через месяц Маша получила похоронку. Вместе со свекровью и маленьким сыном осенью пришлось эвакуироваться в Челябинск, помогло Командование. Там Маша устроилась работать посудомойкой в столовую при крупном, тоже эвакуированном из Москвы, заводе. Работала она хорошо, аккуратно, её перевели сначала в официантки, потом, заметив как она отлично готовит, в повара. Когда она вернулась в Москву с этим же заводом, ей предложили стать Заведующей столовой. Так состоялась её нехитрая карьера. Положением своим она никогда не злоупотребляла, и всё же эта её должность позволяла им как-то безбедно существовать: свекровь и Витя были всегда накормлены. Году в 1955 её перевели работать в столовую при Министерстве авиационной промышленности. На работе Маша, теперь уже Мария Александровна, пользовалась безукоризненной репутацией честного и принципиального работника, она сама была дисциплинированным человеком и своему подчинённому, небольшому коллективу спуску не давала. Её любили, уважали, но и побаивались. Несунам поблажек не давала. Иван Мартынович работал в том же Министерстве, что и Мария Александровна. Он был чиновником среднего звена, войну провёл так же в эвакуации. Ежедневно обедая в этой самой столовой, он уже давно засматривался на полную цветущую блондинку. Как только она появлялась в зале в белоснежном развевающемся халате, идя своей царственной походкой, весь персонал вытягивался по струнке. Жена его, проболев много лет, недавно умерла. Иван Мартынович быстренько навёл справки относительно красавицы Заведующей, узнал, что она вдова, ей 45 лет, у неё есть уже взрослый сын – студент. Иван Мартынович решительно не переносил дискомфорта холостой жизни, поэтому недолго, но красиво поухаживав, сделал Маше предложение руки, сердца и своей двадцатиметровой комнаты в коммунальной квартире с одним соседом. Ивану Мартыновичу было тогда, пятьдесят пять лет, вполне здоровый, ещё крепкий мужчина, да и комната его очень пришлась кстати. Витя давно, ещё с первого курса, дружил с девушкой Валей, они любили друг друга, но жить было негде, и разговор о женитьбе всё откладывался на неопределённый срок.

Своей интеллигентностью и обходительностью Иван Мартынович произвёл на Машу вполне благоприятное впечатление и, очевидно взвесив все ЗА и… а ПРОТИВ, в общем-то, и не было, Мария Александровна согласилась.

Встретив в семейном кругу Новый 1960 год, познакомившись с ближайшими родственниками с одной и с другой стороны, весной они узаконили свои отношения, и Мария Александровна переехала жить к мужу. Вскорости и Виктор с Валей поженились. Жизнь пошла своим чередом.

Детей у Ивана Мартыновича никогда не было, а сын жены с невесткой его мало интересовали. Мария Александровна все свои заботы и внимание целиком и полностью посвятила мужу. Он оказался очень педантичным и не терпел ни малейшего запоздания, она стрелой неслась с работы домой, чтобы не дай Бог не опоздать с ужином или ещё что-то не успеть, или забыть. Зимой по воскресеньям он обыкновенно ходил на лыжах, а весной и осенью проходил оздоровительный плавательный курс в бассейне. При малейшем недомогании он укладывался в постель и все предписания врачей выполнял неукоснительно. Естественно, жена крутилась вокруг него с удвоенной скоростью. Сама Мария Александровна болеть возможности при этом не имела, она с присущей ей энергией успевала делать всё и на работе, и дома: готовила много и вкусно, порядок в доме поддерживала идеальный. Все знакомые и родственники считали, что Ванечке с женой очень повезло. Когда оба они появлялись на семейных торжествах, Нина всегда любовалась этой, удивительно подходящей друг другу, парой – он молодцевато подтянутый, высокий и холёный, она – всегда радостная, яркая, значительная своей полнотой. Их так и звали «Иван да Марья», и это тоже было как бы символично. Иван Мартынович никогда не курил, а Маша, привыкнув ещё с войны, с сигаретой не расставалась. Она была единственной курящей женщиной в семье, поэтому Нинина мама только ей разрешала закурить прямо за столом в комнате, а не выходить с мужчинами на лестничную площадку. Мария Александровна обыкновенно курила дорогие сигареты, элегантно откинувшись, чуть прищурившись, затягивалась, и даже эта её небольшая слабость выглядела так грациозно, что Нина благоговейно наблюдала за ней и восхищалась. Тётя Маша была её кумиром. Под конец гулянья «гусак» всегда пел, голос его был до умопомрачения противный, эдакий «задавленный» тенор, но он им очень гордился, и этот ритуал всеобщего прослушивания его репертуара и изображения необыкновенного внимания и восхищения на лицах уже подуставших гостей, никогда не нарушался. «Ради Марии можно выдержать и это маленькое неудобство», – говорила обычно мама т. Шуре, та только усмехалась.

Два раза в год: на Масленицу и на День рождения Ивана Мартыновича, Полонские собирали гостей у себя. Стол был всегда изысканный и обильный. Мария Александровна с профессиональным и врождённым мастерством готовила необыкновенные блюда. Иван Мартынович ужасно гордился женой, особенно перед своими родственниками и, походя ещё больше на довольного гусака, пел обыкновенно в два раза дольше. Лет семь назад, когда они отработали все мыслимые и немыслимые сроки в своём Министерстве, им, наконец, выделили небольшую двухкомнатную квартиру в Октябрьском переулке, как раз напротив МИИТа, который заканчивала Нина, и где позже она частенько бывала по долгу службы. Поэтому иногда Нина забегала проведать столь обожаемую ею т. Машу. Тётя Маша встречала её в неизменно шикарном атласном халате и с обязательно напудренным носиком, она и в столь будничной обстановке, и в уже немолодые свои годы, была неотразимо привлекательной женщиной.