При всей тонкости и верности наблюдений в рассмотрении Лодыженского и других христианских авторов, несколько смущает одно обстоятельство. Постоянно отчетливо видно, что они предпочитают трактовать отличный от отечественного опыта мистический путь западных подвижников априорно как неверный. Несмотря на имитацию жизни Христа, на видение себя великим апостолом любви, посланным для спасения людей в мир, Франциск все-таки понимал разницу между своими силами и силой Божией. Это ясно видно из описания видения на горе Альверна, где Франциск, увидев два больших света и узнав в одном из них Христа, а в другом – себя, молился: «Господи! Что я пред Тобою? Что значу я в сравнении с силою Твоею, ничтожный червь земли, ничтожный твой служитель?»[12] Именно это сравнение себя с Божеством и было смирением Франциска.

Но не к такому смирению призывает христиан церковь Восточная в «Добротолюбии» и других поучениях. В качестве примера Лодыженский приводит преподобного Серафима Саровского, у которого нигде не заметно даже намека на сравнение себя с Богом. «Вместо этих сопоставлений он непрестанно отдавался только одному эмоциональному движению: чувству своего греха (несовершенства) и сокрушению сердечному об этом грехе»[13]. Таким образом, на взгляд восточного христианина, при всем своем кажущемся смирении Франциск подвержен греху гордыни. Франциск же, видя себя слабым перед Богом, тем не менее осознавал себя праведным, угодным Богу. Особенно ярко это проявилось в последних словах Франциска, где он прощал и отпускал грехи всем братьям своего ордена. Сделать это его могло подвигнуть только осознание собственной святости, что совершенно не похоже на последние минуты подвижников, почитаемых Восточной церковью. Все они умирали в сознании собственного несовершенства, в надежде на прощение милосердным Господом их собственных грехов.

Но почему это следует трактовать именно как недостаток, а чрезвычайное смирение – как единственно достойный и верный путь? Есть и несколько другой взгляд на это. Русский религиозный мыслитель, литературовед, театральный критик Сергей Николаевич Дурылин (1877–1954), в начале XX века серьезно занимавшийся проблемами христианства и Церкви, принявший в 1917 году священный сан, но вскоре его оставивший, написал предисловие к предреволюционному изданию книги «Цветочки святого Франциска Ассизского». В нем он говорит о важности мистического опыта Франциска Ассизского для всего христианства. Ссылаясь на рассказ Древнего патерика о двух согрешивших монахах, один из которых все время, отведенное ему для покаяния, плакал о своем согрешении, а другой радовался о спасении и благодарил Бога, Дурылин утверждает, что до Франциска христианство знало только первый путь – покаяние, а подвижник из Ассизи открыл людям второй путь – путь радости.

Дурылин говорит, что величайшими добродетелями Франциска были не только его сострадание, но и сорадование Христу. Миру, который, по его мнению, утратил чувство присутствия Христа, Франциск вновь вернул радость общения с Ним. «Лишь эта, – пишет Дурылин, – драгоценная добродетель (ощущения Христа в мире), которой, вместе с Франциском, обладали его спутники… совершила то, что не под силу было самим Антонию Великому и блаженному Августину: она заставила мир поверить и порадоваться в восторге, что Сын Божий еще не перестал быть Сыном Человеческим»[14].

Итак, не следует спешить с отменой признания святости западных подвижников. Все возрастающий интерес православных христиан к подвижничеству святых Католической церкви свидетельствует о важности совместного опыта постижения путей, ведущих к Богу и Царствию Небесному. И в этом смысле знакомство российских читателей с замечательным творением Иакова Ворагинского имеет чрезвычайно важное значение. Народная любовь к этой книге, столетиями проявлявшаяся на Западе, отчетливо свидетельствует о глубоком духовном соответствии этих образов европейской культуре.

Иаков Ворагинский[15] родился около 1230 года в местечке Варацце на берегу Генуэзского залива. В 14 лет он был принят в орден святого Доминика, где получил соответствующее образование, в 1267 году стал приором в провинции Ломбардия, а в 1292 году его избрали архиепископом Генуи. Умер Иаков в 1298 году в ночь с 13 на 14 июля и в 1816 году был причислен к лику святых. Среди трудов этого доминиканца проповеди на Евангельские чтения и на церковные праздники, хроника Генуи и наиболее прославившая его имя «Золотая легенда» («Legenda Аигеа»), первоначально называвшаяся «Legenda Sanctorum» – «Легенда[16] о святых», а поскольку в ней освещаются некоторые события из истории лангобардов, известная также и как «История Ломбардии».

Эти своеобразные «жития святых» Католической церкви изначально предназначались для священнослужителей и должны были стать надлежащим дополнением к повседневным проповедям. В России подобную роль играли Четьи минеи, что на современном языке означает «Ежемесячные чтения», созданные независимо от труда Иакова, хотя и на два столетия позже, новгородским архиепископом Макарием. В них также в соответствии с литургической практикой церковного года последовательно приводились истории, которым посвящена та или иная дата церковного календаря. Иаков Ворагинский таким образом намеревался всего лишь помочь священникам и проповедникам в их повседневном труде по просвещению мирян. И впоследствии миряне высоко оценили этот его труд, переменив название книги на более для себя близкое – «Золотая легенда».

Святые Иакова практически полностью взяты из традиционного списка тех, кого обожали столетиями. Эти жизнеописания, наполненные ужасными подробностями чудовищных страданий, осуждением плотского мира и чудесами, без сомнения, в Средневековье казались романтическими, возбуждающими и чрезвычайно занятными. И эти качества также во многом объясняют огромную популярность его творения. В работе над книгой Иаков Ворагинский прежде всего опирался на труды старших современников и собратьев по ордену – такие сочинения, как «Зерцало историческое» Винсента де Бове и «Краткое изложение деяний и чудес святых» Жана де Мейи, созданные в первой половине XIII века, а также книга Бартоломео Трентского «Слово о деяниях святых», появившаяся в середине 1240-х годов. Иаков свободно использовал эти издания, бывшие тогда достаточно популярными, однако творение его, в отличие от вышеупомянутых, сохранившихся лишь в десятках манускриптов, известно в тысяче рукописей. Странствующие монахи предпочитали в повседневной проповеднической деятельности именно его тексты.

Объяснение этого предпочтения кроется, скорее всего, в том, что Иаков, будучи современником святого Фомы Аквинского (оба вступили в орден доминиканцев в 1244 году), старался ни в чем не уступать своему собрату, поражавшему воображение колоссальной эрудицией и тщательностью проработки материала. И Иаков Ворагинский подошел к работе с не меньшей академической скрупулезностью. Объем привлеченных им источников воистину поражает: это целиком Священное писание, в дополнение к которому использованы и апокрифические писания. Также он широко опирался на Отцов Церкви, и более всего на Григория Великого, святого Иеронима, Иоанна Златоуста, святого Амвросия и, конечно, святого Августина. С последним по количеству цитат равняется лишь другой широко известный богослов – современник Иакова святой Бернард Клервоский.

Не оставил без внимания Иаков Ворагинский и такие источники, как «Церковная история» Евсевия Кесарийского, «Схоластическая история» Петра Коместора, «История в трех частях» Кассиодора, «Слово о мучениках» Беды Достопочтенного, а также сочинения Узуарда Сен-Викентского и Григория Турского. Всего выявлено около 130 источников, на которые опирался автор «Золотой легенды» и к которым он нередко добавлял устные предания и рассказы. В результате творческой переработки такого богатого материала сложилась уникальная книга, учитывавшая полный объем накопившихся к тому времени знаний о Священной истории, и, таким образом, неудивительно, что странствующие проповедники в своей деятельности предпочитали именно его труд. Но почему избрали эту книгу и миряне, отметив ее столь лестным эпитетом – «золотая»? Скорее всего, потому, что вся эта бездна изощренных и сложных богословских текстов, все изобилие сказаний и преданий были изложены Иаковом Ворагинским вкратце, простыми, доступными для всех словами, без схоластического занудства и с искренним чувством любви к многочисленным персонажам Священной истории.