Литмир - Электронная Библиотека

– Так что ж делать то теперь! – бесцветным голосом сказала Ганна и пошла мимо детей куда-то в поле.

Издалека она казалась девочкой худенькой и одинокой, с расплетёнными косами, со сбившимся на бок передником, всё ещё держа в руках вожжи. Орина хотела побежать за ней.

– Оставь её, – сказала Олеся.

И все растерянно смотрели на стройную фигурку матери, удалявшуюся к реке. Это зрелище производило на них куда большее впечатление, чем крики и бойня. Всем взрослым детям было невыносимо стыдно, больно, и каждый чувствовал себя в одиночестве, как будто семья распалась, как только мать вышла со двора. Они будто осиротели без неё.

Я пыталась понять, что же здесь сейчас произошло. Понимание приходило медленно, прорываясь через пелену, через струю горячих живых чувств боли и страсти, которые накрыли меня с головой, будто это касалось лично меня. И я чувствовала, что всё здесь касается меня лично. Какая-то неразрывная связь существовала между мной и этой семьёй, хотя ещё два месяца назад я о них даже не слышала.

И только огромный орех стоял невозмутимый и уверенный, закрыв своими ветвями, как лапами и дом, и двор, и всех его обитателей.

8. Картошка

Стах вернулся к друзьям, отдал им рубахи и хлеб, те переоделись и перекусили. Стах рассказал им о том, что увидел в деревне, о тяжёлой доле женщин, о вдове с кучей детей. Якуб вспомнил о своих детях и жене, об их доле.

– Пойдём, поможем бабе, – сказал он. – Может и нашим бабам кто вспомогнет.

И три польских мужика в расшитых украинских сорочках пошли помогать одинокой хохлушке. Копать картошку закончили в сумерках. Соседи Ярославы дивились на таких помощников, Ярослава набрехала им, что родственники приехали. Ночь выдалась тёплая, лунявая. Мешки перевозили при свете луны. Ярослава нарадоваться не могла на работников, накормила их, затопила баньку.

В бане мужики, выпив квасу, а затем ещё и горилки, разомлели. Анджей, не выдержав жара, быстро ушёл спать на сеновал, пьяный Якуб долго шатался по двору и пытался петь польские песни. Ярослава то и дело выбегала из дома и останавливала его, наконец, он угомонился и уснул, зарывшись в сено. А Стах, устав от длинного, тяжёлого дня, уснул прямо в бане.

Сквозь пар ему то ли чудилось, то ли снилось, что баба голая в бане – румяная, жаркая, пышная, волосы распустила до колен. Капли пота выступили на белой, почти прозрачной коже, и вся она светится, покрытая этими капельками, отражающими пламя свечи. И так сладок был этот морок, что не хотелось просыпаться, стряхивать наваждение, прогонять прекрасное, неземное и, в то же время, такое жизненное, плотское видение. Почудилось ему, что подошла прекрасная дева к нему, и он, Стах, протянул к ней руки, смахнул с неё капельки, выпил оставшиеся, слизал пересохшим от внутреннего жара языком, потонул в омуте наслаждения, погружаясь в мягкое, сильное, тяжелое и невесомое одновременно, пульсирующее страстью, тело.

Проснулись утром мужики от резкого стука в калитку. Адриан Ковалько, тот, который агитировал всех вступать в украинскую армию, тарабанил в дверь. Ярослава, накинув шаль, выскочила во двор.

– Чего шумишь? Детей разбудишь, – шикнула она.

– У тебя, похоже, не только дети тут спят. Что за родственнички к тебе понаехали? Дай-ка я с ними погутарю.

– Какое тебе дело до моих родственничков? Ты мне кто? Муж? Чтобы проверять, кто тут у меня спит?

– Я прислан сюда командующим первого украинского корпуса, Павлом Скоропадским, – пафосно произнес Адриан.– За этой армией будущее всей Украины! Эта армия будет тебе и муж, и царь, и бог! – продолжал языкастый парень.

Заспанный Стах вышел из бани, разбуженный шумом.

– Что шумишь? Чего надо? Кто такой? – сказал он, позевывая.

– Адриан Ковалько! – прищёлкнув каблуками отрапортовал военный. –Старший уполномоченный по мобилизации Первого Украинского корпуса.

– И что? – скрыл за зевком подступившую к горлу тревогу Стах.

– Предлагаю вам вступить добровольцем в Украинский корпус, – с прежним пафосом произнес Адриан.

– А зачем? – продолжая лениво позёвывать, сказал Стах.

– Мы создадим свою, украинскую армию! Мы станем сильными и самостоятельными! – продолжал транслировать лозунги Адриан.

– Мы – это кто? – уточнил, подошедший к ним Якуб.

– Мы – это весь украинский народ! Мы все вместе завоюем себе свободу!

– Ты у всего народа спросил? Что, все хотят воевать? Ой, сомневаюсь, – процедила сквозь зубы насторожённая Ярослава.

– А с кем вы собираетесь воевать? С немцами, поляками или русскими? – уточнил Якуб.

Адриан на секунду смешался, не зная как ответить на вопрос, затем бодро выкрикнул.

– Мы победим всех!

– А ты сам-то на фронте хоть раз был, сопляк? – недовольно пробурчал Якуб.

– Настоящие украинцы не могут быть равнодушны к судьбе своей страны, – проигнорировав вопрос, продолжал молодой оратор.

На вопросы ему отвечать явно не нравилось. Ему нравилось говорить одному, когда никто не перебивает, а только восхищённо слушает.

– Мы должны завоевать свободу! Для своих жён, матерей, для будущих поколений! – глядя поверх голов собеседников, вдохновенно говорил великолепный Адриан.

– Ты у жён и матерей спросил бы лучше, хотим мы, чтобы наши мужики воевали, – разозлилась Ярослава, не понимая пафосных речей агитатора.

– Нельзя прятаться в кусты в столь сложный исторический момент! У нас есть шанс стать свободной страной, его нельзя упускать! Объединившись, создав сильную армию, мы начнём новую жизнь! Мы не будем ни от кого зависеть!

– Понятно уже всё, хватит! – сказал Анджей, который подошёл к говорившему. – Скажи лучше вот что, это приглашение или приказ? – в голосе Анджея послышалась угроза.

Адриану стало как-то неуютно, когда три мужика обступили его со всех сторон, в их глазах он не видел ни восхищения, ни одобрения.

– Конечно, приглашение, – передёрнув плечами, словно озяб, медленно проговорил парень.

– Ну, тогда мы отказываемся от твоего приглашения, спасибо большое за оказанную честь, прощай! – язвительно сказал Анджей и начал подталкивать Адриана к выходу. Вытолкнув агитатора за калитку, Анджей весело рассмеялся.

– Ну, вот и всё! Я вас спас от длинной лекции!

Но радовался он рано. Адриан, придя в себя, вернулся обратно, уже держа в руках пистолет.

– Пожалуй, я вас арестую до выяснения обстоятельств, – с пистолетом в руке он явно чувствовал себя уверенней.

– С чего вдруг? – спросил Стах.

–Подозрительные вы какие-то! Все на фронте, а вы что тут делаете? Сапоги у вас военные и штаны тоже, только почему-то разные, вы явно не местные, выговор не тот.

– Родственники это мои! – крикнула Ярослава.

– Что-то не похожи они на тебя, родственнички эти.

– А это родственники со стороны мужа, – нашлась Ярослава.

– Значит, пока муж на фронте, ты здесь с родственниками развлекаешься?

– А тебе что за дело! – встал перед дулом пистолета Стах, закрыв собой Ярославу. – Ты только с пистолетом смелый такой?

– Что? Ты как со мной разговариваешь? – разозлился Адриан и взвёл курок.

– Тише, тише, – попытался успокоить всех Якуб. – Что шуметь, пойдём по-дружески погутарим, выпьем с тобой горилочки! Хозяйка, накрывай на стол, принимай гостя дорогого. Видишь, человек за счастье твоё ратует! Вон как старается! Грех, не накормить и не напоить такого гостя.

Ярослава, метнулась в хату, начала накрывать на стол.

Якуб вошёл в хату вместе с Адрианом, сгробастав его своими огромными ручищами, усадил его за стол, заставил выпить стакан горилки, ласково улыбаясь, налил ещё один. После третьего стакана Якуб счёл парня готовым к душевной беседе.

– Трудная у тебя работа, дружище! Набрать солдат там, где и мужиков уже не осталось! Но ты молодец, не падаешь духом! Крепкий парень! А говоришь как хорошо! Умён! Очень умён! Настоящий патриот Украины!

Адриана растрогала похвала.

– Я должен был с этого села пятерых бойцов набрать, так командир приказал, а я только двух подростков здесь завербовал, и больше некого. Меня за это с должности сместят и поставят Мишку Абрамова! И я должен буду подчиняться этому тупому козлу! Да, ни за что! Уйду из полка лучше!

8
{"b":"678342","o":1}