Сомов выбрал второй путь, посчитав, что эта чёрная молния ревности лишь побочный результат накопившейся усталости, которая в свою очередь была вызвана неудовлетворённостью работой. В конце концов, его нынешняя должность оператора ГЛОСИМ была довольно далека от образа героического солдата «на передовой в борьбе с коварным злом».

Он попытался расслабиться и привычно откинулся на спинку стула. Привычно отпил чай. С трудом, но вылепил на лице привычную маску отрешённости. Но тревога не отпускала.

А стрелка-маркер, между тем, миновала Пироговскую набережную, затем Сталинскую и Ушаковскую, развернулась на Приморском проспекте и остановилась на въезде на 3-й Елагин мост, который вёл в элитный частный посёлок «Елагин остров», утопающий в зелени бывшего ЦПКиО. В посёлке проживали исключительно «золотые», въезд сюда для всех прочих категорий граждан был совершенно невозможен. Но для того чтобы встретиться с кем-то из обитателей этого посёлка, на остров въезжать не обязательно.

И вновь ревность хищно царапнула своим холодным обсидиановым когтем. Не сильно, не глубоко, но достаточно для того, чтобы решение было принято.

Сомов полез во внутренний карман за телефоном.

Неожиданно изображение моргнуло и сменилось. Система автоматически переключилась на участок Южного Приладожья – сектор ответственности Сомова. По экрану поползли красные строчки. И тут же в помещении раздалась резкая трель тревоги.

– Да чтоб тебя! – заскрежетал зубами поручик, откладывая телефон.

На втором мониторе выскочило информационное окно: «Разрыв контура! Белый. Время разрыва: 17:32. Ярослав Алексеевич Ладов. 21 год… Биографическая справка…»

С экрана информера на Сомова смотрел большеглазый взлохмаченный парень. А в ячейку уже заглядывал начальник смены майор Карпенко.

– Белай ушмыгнуть ряшил?! – похлопал Сомова по плечу майор, изучая карту, на которой пульсировал, разрастался и таял круг молочного цвета. – Не ушмыгнёт! Давай, связывайся с местными, корректируй группу захвата и держи меня в курсе.

Но Сомов и без подсказок знал, чего ему делать в такой ситуации.

**

Следующие полтора часа он находился на непрерывной связи с группой быстрого реагирования. Мысли о Насте мешали работать. Зачем она туда поехала? Почему не предупредила его?

Передатчик браслета негражданина Ладова продолжал исправно подавать сигнал. Но когда оперативники добрались до места, никого там не обнаружили. Разорванный унэлдок без труда отыскали на дне канала. А парень, по всей видимости, успел уйти. Дело было передано в отдел по «бегункам», где были свои операторы-аналитики.

Едва Сомову дали отбой, он вновь переключился на Город.

Тёмные полосы Большой и Средней Невок, каскад прудов, яркие крыши особняков, приглушённо-зелёный каракуль деревьев и кустарников и красная стрелка Настиного маркера напротив светло-серой полоски моста. Настя всё ещё была там.

Он набрал номер жены.

Она не ответила.

**

Он пытался дозвониться до неё в течение всего следующего часа, остававшегося до конца смены.

Безрезультатно. Настин телефон молчал, а стрелка-маркер оставалась неподвижной.

Это было ненормально. Она никогда прежде не позволяла себе не отвечать на его звонки. В крайнем случае, отправляла ему текстовое сообщение, что не может говорить или перезвонит позже. Но обязательно как-то проявляла себя. Всегда. Но не в этот раз.

Беспокойство постепенно начало перерастать в тихую панику. Сомов старался держать себя в руках. Искал и даже находил разумные объяснения произошедшему.

Конечно, она оказалась там не случайно. Назначила встречу или даже, скорее, ей назначили встречу. Кто-то из випов. Возможно, кто-нибудь из друзей её отца. Не отвечает, потому что… Что? Ведёт переговоры? О чём? И почему он ничего не знает об этом?

«Ещё ничего страшного не произошло…» – подумал Сомов. И тут же вздрогнул от этого, грозящего неминуемым, «ещё».

«И не произойдёт!» – поспешно исправился он, но уже было не избавиться от чувства, будто накаркал беду.

«Не ещё, не ещё, никаких «ещё»! – заговаривал он свою ошибку, раскачиваясь на стуле. – Всё будет хорошо…»

Его будто с головой погрузили в воду.

Это время. Оно становится плотным, медленным, тягучим, когда чего-то очень ждёшь. Всё исчезает, и ты застываешь в одной единственной точке бытия, к которой прикованы все твои мысли и чаянья. Застываешь в полной темноте, цепенея от невозможности что-либо изменить, на что-либо повлиять. И остаётся только терпеть, выжимая из себя последние капли самообладания.

Беспокойство давило к земле, словно перегруженный камнями рюкзак за плечами, и каждая минута ожидания падала в этот рюкзак очередным булыжником. Когда дежурство подошло к концу, он был уже на грани. Быстро сдал вахту сменщику, сбежал по широкой парадной лестнице, протиснулся через вертушку турникета и выскочил на улицу.

**

Сменщик Сомова подпоручик Андрей Кузьмин с любопытством смотрел в монитор и пил кофе. Он всегда пил крепкий кофе на работе, хотя дома предпочитал какао, сильно разбавленное молоком.

Вместо спутниковой карты Южного Приладожья на маппере отображался Петроградский район Петербурга. Елагин остров. Все маркеры были отключены, и только одна-единственная маленькая красная стрелка горела над набережной Большой Невки.

Кузьмин перевёл взгляд на строчку идентификации: Анастасия Игоревна жар Пяйвенен.

Подпоручик хмыкнул и собрался, было, переключить Систему на сектор ответственности, но передумал, шумно отпил из кружки и откинулся в кресле. Он решил, что раз уж камерад Сомов забыл отключить программу слежения, то не грех будет воспользоваться этим и немного развеяться, понаблюдав за женой сослуживца. Тем более что сегодня на участке уже случилось ЧП, а снаряд, как известно, дважды в одну воронку не попадает – «бегунки» хоть и стали в последнее время тревожить заметно чаще, но не настолько, чтобы можно было допустить повторения чего-то подобного за две смены подряд.

Скоро красная стрелка начала движение.

Она проползла по Приморскому проспекту, пропетляла по развязке, выбираясь на магистраль Западного скоростного диаметра, и направилась по закрытому на ремонт мосту в сторону Крестовского острова.

Подпоручик потянулся за кружкой. После ночи, проведённой в Доме Холостяка, его клонило в сон, а кофе в таких случаях помогал только, если его пить беспрерывно.

На краю стола Кузьмин заметил плоскую коробочку руфона в кожаном чехле с золочёной эмблемой МГБ. Камерад Сомов не только забыл отключить программу слежения, но и оставил на рабочем месте свой телефон. Удивительная беспечность! И совсем на него не похоже.

Куда же он так спешил?

Кузьмин сделал очередной глоток и едва не захлебнулся.

Стрелка-маркер вдруг исчезла с карты, зафиксировав последнюю точку приёма сигнала уже в виде мигающего крестика. По экрану поползли ядовито-красные строчки, и в следующую секунду всю сонливость подпоручика смели звуки раздавшейся тревоги.

То немногое, что он недавно съел, включая землянику и чернику, выплеснулось дурно пахнущей сиреневой жижей на грудь.

Белобрысый, брезгливо морщась, перекатил его, обмякшего и не сопротивляющегося, со спины на живот. Что-то дважды негромко щёлкнуло, а затем недовольный голос приказал: «Вставай, чучело-блевучело! Пойдём-ка, умоешься».

Ничего не соображая, Славка начал изгибаться, как гусеница, послушно пытаясь подняться, но со скованными за спиной руками у него ничего не получилось. «Спортсмен» пришёл на помощь и рывком поставил его на ослабевшие ноги:

– Давай уже́!

Славка медленно вошёл в воду – неподвижную глянцево-чёрную на глубине и красновато-бурую у самого берега. В стороны прыснула стайка водомерок, заметались в панике возле самого уреза воды мальки, пронеслась мимо пара юрких стрекоз, за поваленным деревом у противоположного берега плеснула щука – жизнь озёрного края шла своим чередом. А Славка под нетерпеливыми тычками белобрысого шёл в блестящую черноту.