До скал оставалось совсем немного, и уже был хорошо различим большой деревянный крест, установленный на крайнем валуне гряды в память о погибших на Эльбрусе альпинистах, когда налетел первый порыв несильного пока ветра. По поверхности льда с тихим шорохом пронесся тонкий слой снежной пыли; вершина, видная как на ладони еще несколько минут назад, вдруг оказалась покрыта шапкой плотных белых облаков, непонятно откуда взявшихся на чистом небе. Спереди донесся деловитый окрик Андрея, в котором пока не слышалось тревожных ноток:

– Эй, вторая связка, не отставать! Похоже, сейчас подует всерьез, дойдем до скал – там укроемся.

Сергея всегда поражала скорость, с которой может меняться погода в горах. После первого робкого порыва прошло не более пяти минут, а в ушах уже стоял вой ураганного ветра; небо исчезло за слоем несущейся снежной мути; мелкие снежинки вместе с поднятыми с поверхности колючими кусочками льда больно секли лицо; видимость упала так, что уже не было видно впереди идущего, а каждый шаг давался с трудом, как при движении по морскому дну.

Добравшись до ближайшей скалы, группа, словно стадо испуганных овец, сбилась в плотную кучку в небольшой выемке на подветренной стороне, где пурга по крайне мере не сбивала с ног, и не нужно было постоянно сгибаться для преодоления встречного напора. При разговоре приходилось кричать, чтобы за ревом ветра тебя смог услышать даже стоящий рядом человек. Стараясь докричаться до всех, Андрей начал отдавать команды короткими (на длинные не хватало дыхания) фразами:

– Выше не пойдем. Там еще хуже. Отдых пятнадцать минут. Можно попить чай. Потом валим отсюда вниз. Идти будем так. Я ведущим в первой связке. Серега, перевяжись, поменяйся местами с Ингой. Пойдешь замыкающим во второй. Инга, задача – не отстать от первой связки. Свободный конец веревки пристегни. К системе Витька – он замыкающий в первой. Теряться здесь нельзя. Это все надолго. Отстанете – убредете, никто не найдет.

Уходить из-под скалы, дающей хотя бы частичную защиту, всем очень не хотелось, но уже через полчаса спуска ветер начал быстро слабеть, а видимость заметно улучшаться. Под горку шли быстро, не останавливаясь на отдых, а когда вокруг прояснилось настолько, что стала видна обширная морена с разноцветными пятнами палаток, у всех, казалось, открылось второе дыхание. Горная погода вновь демонстрировала свою капризную избирательность. Когда, сбросив не более восьмисот метров высоты, группа сошла с ледника и ступила на крайние камни морены, в природе царили тишина и покой: было абсолютно безветренно, а солнце стало заметно припекать даже сквозь затянувший небо полупрозрачный слой сероватой мутной взвеси. Но там, откуда они только что спустились, половина ледника, скалы Ленца и сама вершина были плотно затянуты облаками, которые отсюда казались неподвижными и вполне безобидными. Эльбрус сегодня был явно не в настроении, надежно загородившись от непрошеных гостей мощным снежным зарядом.

На стоянках располагалось сразу несколько команд, морена была довольно плотно уставлена палатками, от небольших площадок, расчищенных от камней и огороженных от ветра невысокими каменными ограждениями, доносились приглушенные голоса, шипение горелок под котелками, стук алюминиевой посуды и шорох вскрываемых целлофановых пакетов. Царила обычная для штурмовых лагерей в период плохой погоды атмосфера скуки и вынужденного безделья, но внимательный наблюдатель без труда заметил бы в поведении людей признаки напряженного ожидания: обитатели лагеря то и дело бросали короткие беспокойные взгляды то в сторону закрытой облаками вершины, то на красно-синий вагончик МЧС, установленный на границе ледника. Около трех часов ночи, когда еще стояла отличная погода, и вершина четко просматривалась на фоне звездного неба, две небольших группы вышли на восхождение. По всем расчетам, к моменту начала пурги они вряд ли успели зайти на гору, и если стали спускаться сразу, как только испортилась погода, уже должны были вернуться. Эмчеэсовец из дежурной смены стоял около вагончика с биноклем в руках, пытаясь хоть что-то разглядеть в закрывавшем гору сплошном тумане. Из висевшей у него на поясе рации периодически раздавались заглушаемые треском помех короткие доклады, которые давали понять, что на противоположном, южном склоне, где пролегал классический, самый массовый маршрут восхождения, обстановка весьма напряженная и вовсю идет поиск сразу нескольких заблудившихся групп.

– Ну что, народ, – сказал Андрей, внимательно глядя на закрывавшую вершину облачность, и в голосе его не слышалось особого сожаления. – Похоже, в этот раз горы не будет. Ночью, конечно, посмотрим на обстановку, если появятся просветы, может и попробуем. Но вообще-то маловероятно – обычно Эльбрус так закрывается на несколько дней. Дежурным завтра подъем в час, будите меня, а там – или спим дальше, или общий подъем и выход в два. Все, пока отдыхать. Дежурные – займитесь обедом.

Все уныло побрели к палаткам, усаживались на камнях, неторопливо отстегивая от ботинок кошки, стягивая страховочные системы и снимая теплые куртки.

Примерно через полчаса притихший лагерь охватило вдруг радостное оживление, послышались возбужденные голоса:

– Вон они! Идут.

– Где?

– Да не туда смотришь. Вон, левее, скальный выход – два валуна, от них трещина еще вверх тянется, чуть правее трещины смотри.

– Сколько их? Пять, шесть… семеро. Все, значит.

Когда вырвавшиеся из туманной западни люди – запорошенные снегом, с плотно натянутыми на головы капюшонами, с лицами, закрытыми запотевшими масками и побеленными инеем балаклавами – устало добрели до морены, их встречали уже почти все обитатели лагеря. Каждому вернувшемуся по традиции вручали дымящуюся кружку c крепким горячим чаем, и конечно, засыпали вопросами: докуда удалось подняться, в каком месте накрыло, как нашли дорогу назад?

Стоя чуть в стороне, Сергей наблюдал эту сцену с легкой удовлетворенной улыбкой, когда сзади послышался шорох камней под чьими-то осторожными шагами.

– Слышь, Серега, поговорить с тобой хотела.

Инга подошла, встала рядом, рассеянно глядя на вернувшихся с горы альпинистов.

– У тебя билет в Москву на двадцать пятое?

– Да. Если завтра не прояснится, будем спускаться на поляну, оттуда на послезавтра машины заказаны до МинВод. Обидно, конечно. Я всегда говорил: один резервный день на погоду – слишком мало, два-три дня по любому надо закладывать. Но раз уж так все спланировано – ничего не поделаешь.

– Я хочу зайти на эту гору, – произнесла Инга спокойно.

– Не ты одна, – усмехнулся Сергей. – Только гора, похоже, это желание не разделяет.

– Я должна зайти на эту гору, – в голосе появилось сдержанное нетерпение человека, вынужденного объяснять прописные истины. – Я шла сюда, чтобы взойти на Эльбрус и не собираюсь возвращаться назад ни с чем.

Он повернул голову, посмотрел на девушку уже с явным любопытством.

Так же как и Сергей, она была из Москвы, тоже присоединилась к туру в одиночку (кроме них двоих группу составила компания приятелей из Челябинска), в походе была общительна, активно участвовала в травле анекдотов и баек на стоянках, с готовностью исполняла обязанности дежурной по лагерю, на тяжелых переходах беспрекословно следовала командам гида. Судя по всему, горного опыта у нее не было, но азы техники перенимала быстро (вязку основных узлов освоила за несколько минут), на камнях и в кошках на леднике держалась уверенно, под рюкзаком с непривычки не стонала. В ней была заметна хорошая физическая подготовка, и чувствовался жесткий упрямый характер. О себе она старалась особо не распространяться, и по нескольким случайно оброненным фразам стало понятно лишь то, что работает она в какой-то финансовой компании, замужем и муж, не разделяющий ее тяги к активному отдыху, вполне обеспеченный человек.

Почти с самого начала похода Сергей порывался выказывать Инге ненавязчивые знаки внимания, поиграть с ней в легкий флирт, в котором считал себя признанным профессионалом, но к немалому удивлению обнаружил, что годами отточенная техника в этом случае дает позорный сбой. Никогда не испытывавший проблем в общении с женщинами, поверивший в достижимость любой цели и привыкший к быстрым победам, в случае с Ингой он, словно неопытный юнец, внезапно почувствовал робость и давно забытое ощущение неуверенности в себе. В ее открытом и не по возрасту проницательном взгляде ему чудилась легкая снисходительность женщины, привыкшей к мужскому вниманию, многое испытавшей и потому видевшей насквозь каждого из вьющихся вокруг нее мужчин.