Женщина повернулась, придерживая свой беременный живот и моргнула, взглянув на него. Он улыбнулся ей, замечая в ее сияющих глазах тот дух, что напоминал ему хаос, безрассудный хаос, которого он всегда жаждал.

— Со мной? О нет. Нет, нет ни единого шанса, что они позовут меня. Я имею ввиду, посмотрят в мою сторону, — она усмехнулась, лениво поглаживая свой живот. Киллиан покачал головой, не обращая внимания на то, что она ждала ребенка, и, вероятно, мужа, женщиной которого она была.

— А что не так? В этой деревне есть закон, который запрещает женщине с ребенком играть?

— Я думаю, что такое во многих местах неодобряют. Чтобы женщина делала что-то подобное, вне зависимости ждет она ребенка или нет, — хихикнула она. Он рассмеялся вместе с ней, покачав головой.

— Пойдем, любовь, где же твое чувство приключений? — подстрекал он. Она усмехнулась.

— Осталось в моем девичестве, — твердо сказала она. — Не уверена, что ты понимаешь что это, пират.

Он притворно прижал руку к груди.

— Такое обвинение! Ты действительно так самонадеянно назвала меня пиратом, даже не узнав, как меня завут?

— Я знаю, что через эти порты проходят моряки и ты не моряк. Не в этом плаще, — поддразнила она его с теплотой в глазах. — И как тебя зовут?

— Киллиан Джонс, — улыбнулся он, взяв ее за руку и склонившись, поцеловал. — Капитан Киллиан Джонс.

— Ах, так значит пиратский капитан, — усмехнулась Мила.

— Да, — сказал он, поправляя воротник и задирая подбородок. — Честь среди воров. Ну, в большинстве случаев уж точно, — усмехнулся пират, и женщина снова улыбнулась. — А что насчет тебя, любовь моя? Как твое имя? — все еще улыбаясь, женщина демонстративно отвернулась.

— Ох, что я вижу. Как не вежливо, ну что ж. И ты еще называешь меня пиратом, — он пальцем повернул ее за подбородок. — Вот что я тебе скажу: ты и я сыграем, — он кивнул в сторону остального экипажа, на людей, за которыми она наблюдала. — Если выиграю я, ты скажешь мне свое имя.

— А если я? — спросила она.

Он выгнул бровь и улыбнулся шире.

— Я никогда не проигрываю.

Спустя двадцать минут он уже знал ее имя.

Мила.

— Мне действительно стоит вернуться домой, — сказала она, посмотрев в окно, за которым было темно. Он быстро схватил ее за руку.

— Когда я смогу увидеть тебя снова? — шутливо спросил он. Она заколебалась, покачав головой.

— Киллиан, я замужем, — тихо сказала она.

— Оу. И где же тогда твой муж? Почему он не пришел искать тебя? — спросил он не давай ей уйти без ответа на его вопрос.

— Он на фронте. Война против Огров, — тихо сказала она, все еще разрываясь между тем чтобы уйти или остаться.

— Значит, я могу увидеть тебя снова, — усмехнулся он. Она покачала головой.

— Он сражается, он не погиб.

— Из того, что я слышал про эту войну, я имею довольно неплохие шансы.

Мила снова покачала головой, но легкая улыбка осветила ее лицо. Его руки были грубыми, жесткими с мозолями от своих путешествий и профессии. Шероховатость рук была схожа с руками Румпеля, но причины были совершенно разными. Она сглотнула, пытаясь скрыть улыбку.

— Спокойной ночи, капитан, — и она ушла.

Но пират не собирался позволить ей уйти из его жизни.

***

— Я знаю. Я знаю, сынок, тшш…

Бэйлфаер кричал и извивался в руках своего отца, его тело было охвачено лихорадкой и болью, крики прерывались хриплым грудным кашлем.

Он послал Милу за врачем несколько часов назад, чтобы хоть как-то помочь своему сыну. Почему она до сих пор не вернулась?

Он осторожно баюкал Бэйлфаера, он тоже столкнулся с этой болезнью, но забота о себе была на последнем месте.

Бэйлфаер беспомощно плакал, ему было неудобно, вне зависимости от того, что делал Румпель, сыну было либо слишком жарко, либо слишком холодно, его дыхание было с хрипами, его голос ломался, а слезы текли из глаз и его отец ничего не мог сделать, чтобы помочь ему.

Он ходил в своем небольшом доме, покачивая его, стараясь петь и хоть как-то заставить малыша улыбнуться. Бэйлфаер только вопил и размахивал руками и ногами.

Румпельштильцхен знал, ему необходимо было остановить лихорадку. Пока это не произойдет, его сын будет страдать в муках и плакать, так много и долго пока боль не прекратиться… Он хотел дождаться и узнать, что скажет врач. Ночь так быстро наступала, что это необходимо было сделать до того, как воздух охладится, иначе это убьет его сына.

Он поставил тазик у костра, что использовал для Бэя, как ванную, пока ребенок корчился и кричал в своей кроватке.

-Я знаю, я знаю, Бэй. Все хорошо. Все хорошо, папа здесь. Тсс… — он поднял его и улыбнулся, целуя в его горящий лоб. – Тсс, тсс… я здесь. Я с тобой, сынок.

Когда вода коснулась Бэя, он закричал с новой силой, барахтаясь руками и ногами, пытаясь избавиться от этого ощущения.

Спустя некоторое время, Бэй наконец то успокоился, цепляясь ручками за руки Румпеля, в то время как он, задыхаясь, дрожал, продолжая кашлять и хрипеть.

— Вот так, видишь, уже лучше, м? — говорил он, его голова расскалывалась от жара в своем теле, лодыжки и колени ныли от боли, но это не имело значения. Бэйлфаер перестал плакать и через некоторое время он даже стал хихикать.

Как только Румпельштильцхен достал Бэя из воды и завернул в полотенце, в дом вошла Мила. От нее пахло ромом и он нахмурился.

— Где ты была? — грубо спросил он. В то время как осторожно и робко сушил Бэя, помня, насколько кожа была чувствительна к лихорадке.

Она нахмурившись взглянула на красное от слез лицо ребенка.

— Я сказала тебе, что мне нужно выйти. Что сказал доктор?

— Я-я попросил тебя сходить за врачом.

— Ты не говорил ничего подобного! — ответила она. — Я сказала тебе, что мне нужно уйти и что врач находится вниз по переулку, поэтому не мог бы ты сходить к нему?!

Бэйлфаер увидел маму и потянулся к ней, агукая.

— Нет, сынок, Мама тоже болеет, — мягко сказал он и посмотрел на жену. — Я не могу оставить его здесь. Это займет больше получаса туда и обратно с моей больной ногой.

Она презирала его, и он инстинктивно опустил глаза, не замечая насколько сильна ее ненависть к нему.

— Если он болен, ты не можешь выйти? — спросила она, аккуратно прикоснувшись ко лбу ребенка.

— Я не хочу рисковать.

С тех пор, как Бэйлфаер родился, расстояние, что было сейчас между ними, было самым близким с того времени. Он отвернулся и кашлянул в руку. Когда он положил ребенка в детскую, он снова засуетился.

— Сейчас он впорядке, я думаю. Лихорадка прекратилась. Его лицо должно быть прохладным, в то время как он будет вдыхать пар, это успокоит его легкие.

Мила подняла ванную с пола и поставила ее на стол, не глядя на бледное, болезненное существо. Она была вынуждена обратиться к мужу, что и сделала.

— Хорошо, что ты прислушивался к тем ведьмам, — пробормотала она. — Предположим, что ты не совсем бесполезен.

Это чувство, сжимающее его желудок, стыд и отвращение к себе, утихли благодаря его ребенку, но сейчас они возвратились с новой силой и ударили его в спину. Он едва не сломался.

Бэйлфаер извивался и прижимался к груди своего папы, измученный и лепещущий когда папа накрыл его затылок рукой.

— Не совсем, — очень тихо сказал он. — Предположим, что не совсем.

***

— Я не могу поверить! Я просто не могу поверить! — выплюнула Мила, качая головой. — Ранить себя, проклясть своего сына собой, как он посмел так сделать! Что я должна делать с.. со своим мужем?

— Тсс… — Киллиан поднял ее за подбородок, качая головой и внимательно смотря на нее. — Ты здесь, чтобы забыть о существовании маленького чертенка, не так ли? — подстрекал он, нежно ведя кончиками пальцев вдоль ее щеки.

Она заслуживает лучшего. Она заслужила более сильного человека, не слабака, которого она оставила дома, само-калеку, маленького человека, который сбежал с поля боя. Лживо прикрываясь ребенком ради спасения своей шкуры. Бесполезный. Лучше было умереть старой девой, и он сказал ей об этом.