Темная поморщилась, поспешно прерывая видение. Вот дальнейшее развитие событий она не то, что видела собственными глазами, но и к своему несчастью поприсутствовала там.

Он ее истинная любовь.

Мысли словно издевались над ней, вновь возвращая девушку к этому событию. Заставляя решиться на один отчаянный шаг. Это была самая безумная, самая пугающая из всех, когда-либо приходивших ей в голову, идея.

Эмма набрала воздуха в легкие и медленно выдыхая каждое слово произнесла:

— Мне.. нужно... его... поцеловать... — магия недовольно сорвалась с кончиков ее пальцев и зависла фиолетовым облаком перед девушкой. Темная удивленно уставилась на нее. Такого еще ни разу не происходило с ней.

— Хм... Но мне нужно... — последнее слово терпко осело на кончике языка, и девушка поморщилась. Дымок забурлил, превращаясь в морду неизвестного ей существа. Оно раскрыло пасть, обнажая длинные клыки и поглотило девушку с головой. Темная откашлялась отмахиваясь от остатков магии. Слишком странно.

Девушка прислушалась к себе, к своим ощущениям. Воспоминания! Те предательские воспоминания, которые она прятала в самых глубоких углах своей души, те, что выползали наружу только под покровом ночи, когда Эмма была во власти сна. Они вырвались наружу. Красочные, кровавые, болезненные. Перед глазами мелькали картины насилия. Грубые руки впивающиеся в обнаженную талию, царапающие нежную кожу. Грубые поцелуи на шее, оставляющие фиолетово-красные кровоподтеки. Удары по лицу и размазанные с кровью слезы по щекам. Поцелуи. Грубые, настойчивые. Она не скоро забыла ощущение чужого языка во рту, терзающее ее губы, зубы, ранящие нежную плоть. Эти события напрочь стерли воспоминания о ее первых, нежных, поцелуях. Только боль. Отвращение. Страдания. Вот, что осталось от воспоминаний при человеческом контакте. Вот, что на долгие годы отпечаталось в ее памяти.

Румпель... Эмма долго привыкала к нему. К его присутствию. Его легким, невесомым прикосновениям. Было непривычно и до боли дико. Хотелось тепла и ласки, но страх окутывал ее с ног до головы, с каждым контактом сильнее затягивая свою удавку. А сегодня он поцеловал ее. Эмма все еще ощущала тепло его губ на своих. Это чувство, оно было настолько новым и пугающим. Рука непроизвольно дернулась, наколдовывая себе стеклянную бутылку.

Потянувшись к предмету, Эмма осторожно поднесла горлышко к губам и попробовала ее содержимое. Сладкая, пекущая жидкость обожгла горло. Эмма закашлялась, удивленно смотря на бутылку в руках. Алкоголь. Темная хмыкнула, сделав еще один глоток.

Как ей перебороть свой страх? Как подойти к нему. Позволить себе прикоснуться к мужчине, почувствовать это тепло, увидеть нежность во взгляде. Как не испугаться этого? Как поверить в то, что он может не причинить ей боли.

Картины прошлого вновь предстали перед глазами, напоминая, что иначе быть не может. Только боль.

Еще несколько больших глотков. Разгоняя по венам кровь. Гоняя мысли из угла в угол в поисках решения.

Румпельштильцхен так и не покинул этой ночью зал. Посох был сломан и он с сожалением посмотрел на бесполезные деревяшки. Взяв одну, наиболее длинную, при помощи нее он поднялся и, с трудом передвигаясь, дошел до небольшой софы у камина.

Присев, мужчина задумчиво провел кончиками пальцев по дереву, отмечая подушечками каждый рубец, сделанный им. Каждая отметина — год рождения его сына. Так они отмечали его рост и сейчас... губы болезненно искривились, эта вещь, связывающая его с сыном, их память, их история, была сломана. Вздохнув, Румпель бережно положил палку на пол и удобнее лег на софе. Он слишком устал, чтобы пробираться без необходимой ему поддержки в комнату. День выдался чрезвычайно выматывающим и богатым на эмоции и открытия.

Как он мог поцеловать ее? Рука непроизвольно почесала макушку. Брови нахмурились, делая небольшую морщинку. Пальцы одной руки задумчиво двигались в воздухе, создавая иллюзию прядения. Даже мысленно он прял. Вытягивал нить из своих мыслей. Искал нужное. Брови удивленно поползли наверх, когда догадка озарила его.

Ему хотелось ее поцеловать. Коснуться ее шелковистых волос, вдохнуть запах, что дурманил его рассудок. Хотелось увидеть вновь эти глаза, эту зелень, которую он никогда еще не видел в ней. Хотелось прикоснуться к золотистой коже, рельефной, но в то же время на удивление горячей и нежной.

Губы на мгновение растянулись в мечтательной улыбке. Что с ней произошло, когда они поцеловались? Улыбка пропала, уступив, легкому беспокойству. Мужчина же не мог что-то сделать такого, что сломило ее проклятие. Эмма стала такой, как была. Румпель вспомнил ее слова, она хотела избавиться от проклятия, лишиться магии. Ему бы понадобилось много времени, чтобы решиться на этот поступок, желать избавления от силы и магии. Румпельштильцхен хоть и не владел ею и даже побаивался, но где-то в глубине души ему хотелось обладать этой мощью. Тогда он сможет защитить своего сына. Сможет вернуть его и жить с ним. У него будет возможность понять Эмму еще больше, и тогда не она, а он будет защищать их.

Мысли плавно перетекали друг в друга, веки тяжелели, а воздух становился тяжелым и угнетающим. На смену чувствам и переживаниям от осознания влюбленности, пришли другие страхи, сопровождающие его в течение всей жизни. Что, если он был противен Эмме? Мила бросила его потому, что он был труслив и искалечен. Каждый раз, когда она смотрела на него, ее лицо искажалось в гримасе отвращения. А он, лишь пристыженно опустив глаза, уходил в глубь комнаты, где играл со своим сыном или тихо, не привлекая внимания жены, прял.

За эти несколько лет, она смогла внушить ему, что он был беспомощным, никому не нужным человечком. Его никто не мог любить, и мужчина был непривлекательным во всех смыслах этого слова. И Бэй любил его только потому, что он был его отцом, в эти слова не хотелось верить. Когда однажды вечером Мила не пришла, он не удивился, как не удивился тому, с кем из таверны она исчезла. Единственное, чего боялся Румпель, это сказать правду Бэю. Он не смог. Он не смог признаться сыну в том, что его родная мать променяла его на путешествие и розы. Пришлось соврать. Эта ложь змеей отравляла сердце мужчины каждый день, каждый миг, когда он смотрел на своего сына и видел глубокую грусть в таких же, как у него самого, карих глазах. Румпель пообещал себе, что больше никогда не соврет своему мальчику. Никогда.

Воспоминания, страхи и усталость комом навалились на мужчину. Нить мыслей стала ускользать, а веки тяжелеть. Лежа на спине, свесив руку с софы, мужчина забылся поверхностным и беспокойным сном.

Алкоголь в бутылке не уменьшался, и Темной стало казаться, что магия замка играет с ней в очередную игру. Но девушка пьянела, а рука, словно не ее, сама подносила бутылку для очередного глотка. С каждым глотком страх постепенно отступал, а решение поцеловать мужчину, ради эксперимента, не казалось таким уж безрассудным.

В голове было настолько легко, что все беды и проблемы прошедшего дня отступили на десятый план. Никаких забот. Никаких страхов. Только цель, находящаяся где-то... Эмма нахмурилась, пытаясь сфокусироваться на столе, собравшись с мыслями, девушка послала непослушную энергию на поиски Румпеля.

«Значит цель лежит в зале на софе. Прекрасно...»

За окном светало. Эмма с трудом поднялась на ноги, размышляя, что будет хуже: переместиться в зал или попробовать дойти своими ногами.

Резко взмахнув рукой, отгоняя непрошеные мысли, Темная покачиваясь, но решительно, направилась в зал. Преодолев несколько лестниц и достигнув дверей зала, Эмма осознала, что ее путь занял несколько больше времени, чем она ожидала.

Вдохнув полной грудью, чтобы набраться уверенности, девушка с ноги открыла дверь, тут же покачнувшись. Дверь с грохотом ударилась о стену, вырывая Румпельштильцхена из лап сна. Вздрогнув, мужчина приподнялся на локтях и посмотрел туда, откуда доносился шум. Его взгляд был сонным и растерянным. Он непонимающе смотрел на то, как Эмма уверенно, но шатаясь из стороны в сторону, шла к нему.