Ха-ха! [3]

Красивая песенка. Так, нужно куда-то заныкаться. О, кусты, подойдёт. Но мне не дали спрятаться. Там, в деревьях, какие-то существа хохотали и пели и, признаться, мололи порядочную чепуху. Но их это не смущало, и, если бы вы им сказали об этом, они бы рассмеялись пуще прежнего. Конечно, то были эльфы. Эльфы – козлы! Они меня уже бесят.

Бильбо даже разглядел их в сгущавшейся темноте. Похоже, наш хоббит немножко побаивался эльфов, но в то же время они ему понравились, хотя похоже он редко сталкивался с ними. Гномы — те не очень ладят с эльфами. Даже такие рассудительные гномы, как Торин и его друзья, считают эльфов глупыми (а считать эльфов глупыми — как раз и есть самая настоящая глупость). Эльфы их раздражают, потому что любят дразнить гномов и подшучивать над их бородами.

— Вот так потеха! — сказал какой-то голос! — Вы только поглядите! Хоббит Бильбо верхом на пони! Какая прелесть!

— Чудеса, да и только!

Тут они принялись петь новую песню, такую же несуразную, как и та, что Бильбо записал дословно. Наконец высокий молодой эльф вышел из-за деревьев и поклонился Гэндальфу и Торину.

— Добро пожаловать в долину! — произнес он.

— Благодарим вас! — чуть-чуть сердито ответил Торин.

Но Гэндальф уже сошел с лошади и весело болтал с эльфами.

— Вы немного сбились с дороги! — сказал первый эльф! — если, конечно, вы ищете дорогу, которая ведет через реку к дому на той стороне. Мы вам её покажем. Но к мосту и через мост лучше идти пешком. Не хотите ли немножко побыть с нами и попеть? Или поедете дальше сразу? Там готовят ужин! — добавил он. — От костров тянет дымом.

Как ни устал Бильбо, он с удовольствием задержался бы в лесу. Пение эльфов июньской ночью под звездным небом стоит послушать, если вам нравятся такие вещи. Бильбо хотелось перекинуться несколькими словами с этими существами, которые знали, как его зовут и кто он такой, хотя он их никогда раньше не видел. Эльфам известно многое, они, как никто, подхватывают новости на лету и быстрее, чем падает водопад, узнают обо всем, что творится на земле.

Но гномы единодушно стояли за ужин, притом не откладывая, и потому не пожелали задерживаться. Мы двинулись дальше, гномы и хоббиты вели пони под уздцы. Эльфы вывели нас на хорошую тропу на самый берег реки. Она бежала быстро, с шумом, как все горные потоки в летние вечера после того, как солнце весь день растапливает снег на вершинах. На тот берег шел каменный мостик без перил, такой узкий, что пони с трудом могли по нему пройти. Пришлось продвигаться осторожно, по одному, ведя за собой пони. Эльфы светили нам яркими фонариками и пели веселую песенку, пока вся компания переправлялась через реку.

— Не обмакни бороду в воду, папаша! — кричали эльфы Торину, который шел через мост, согнувшись в три погибели! — Ее смачивать не надо — она и так выросла длинная!

— Следите, чтобы Бильбо не съел все кексы! — кричали другие! — Такой толстяк не пролезет в замочную скважину!

Я шёл следом и от смеха фыркал, чем шокировал эльфов.

— Тише, тише, Добрый Народ! Спокойной ночи! — остановил их Гэндальф, который замыкал шествие! — И долины имеют уши, а некоторые эльфы — чересчур длинные языки. Спокойной ночи!

— Смешные ушастые! — промурчал я, обращаясь к Гендальфу.

Наконец мы подошли к Последнему Домашнему Приюту, двери которого были гостеприимно распахнуты.

Странное дело: о том, что хорошо, о днях, которые провел приятно, рассказывается скоро, и слушать про них не так уж интересно. А вот про то, что неприятно, что вызывает страх или отвращение, рассказы получаются долгими и захватывающими. Мы провели в гостеприимном доме немало дней, по меньшей мере четырнадцать, и покидать его нам не хотелось, но надо. Бильбо с радостью оставался бы тут еще и еще, даже если бы мог без всяких хлопот по одному только желанию перенестись домой, в хоббичью норку. И все же рассказать об их пребывании там почти нечего.

Хозяин дома Элронд был друг эльфов и предводитель тех людей, у которых в предках числились эльфы и открыватели Севера. Он был благороден и прекрасен лицом, как повелитель эльфов, могуч, как воин, мудр, как колдун, величествен, как король гномов, и добр, как нежаркое лето. Дом Элронда был само совершенство; там было хорошо всем — и тем, кто любит поесть и поспать, и тем, кто любит трудиться, и кто любит слушать или рассказывать истории, петь или просто сидеть и думать, и тем, кому нравится все понемножку.

Злу не было места в долине.

Мы и наши пони за несколько дней отдохнули и набрались сил. Настроение у нас исправилось в положительную сторону, одежду карликам починили, синяки и царапины залечили, наполнили мешки едой, легкой по весу, но очень питательной, надавали много полезных советов и затискали меня любимого со словами: ≪Какой красивый и пушистый зверь≫. Так они дожили до кануна иванова дня и с восходом солнца в иванов день должны были отправиться дальше.

Элронд в совершенстве знал руны. За день до отъезда он осмотрел мечи, найденные в логовище троллей, и сказал:

— Их ковали не тролли. Мечи старинные, работы древних великих эльфов, с которыми я в родстве. Мечи делали в Гондолине для войны с гоблинами. Должно быть, они застряли в сокровищнице какого-нибудь дракона или стали добычей гоблинов — ведь драконы и гоблины разрушили город Гондолин много веков назад. Этот меч — знаменитое оружие, Торин, на языке рун он именуется Оркрист, что в переводе на гондолинский означает Сокрушитель Гоблинов. А этот меч, Гэндальф, зовется Глемдринг — Молотящий Врагов — некогда его носил король Гондолина. Берегите их!

— Интересно, как они попали к троллям?! — проговорил Торин, с любопытством разглядывая свой меч.

— Наверное сказать нельзя! — ответил Элронд! — но можно догадаться, что ваши тролли ограбили других грабителей или раскопали остатки чужих трофеев, припрятанных где-то в горах.

Торин задумался над его словами.

— Я буду беречь его как зеницу ока! — сказал он! — Да сокрушит он гоблинов, как встарь!

— Вашему пожеланию, возможно, суждено сбыться, едва вы очутитесь в горах! — заметил Элронд! — Теперь покажите карту!

Он развернул ее и долго разглядывал, качая головой. Элронд не очень одобрительно относился к гномам — вернее, не очень одобрял их любовь к золоту, — но он ненавидел драконов, их жестокость и коварство. Эй, мой папа не жестокий, и даже не коварный, просто тогда мою маму убили, а после он искал дом для него и меня. Но, сейчас не об этом. С сожалением он вспоминал веселые колокола города Дейла, так как видел потом его развалины и опаленные берега реки Быстротечной. На карту падал свет широкого серебряного месяца. Элронд поднял карту кверху и посмотрел на просвет.

— Что это?! — воскликнул он! — За простыми рунами, говорящими: «Пять футов двери вышиною, пройти там трое могут в ряд»! — проступают лунные буквы!

— Что за лунные буквы?! — Бильбо не мог долее сдерживаться.

Я уже говорил, как ему нравились карты. Еще ему нравились руны и вообще всякие необычные буквы и затейливые почерки. У самого у него почерк был не ахти какой.

— Лунные буквы — те же руны, но обычно они не видны! — ответил Элронд! — Их разглядишь только в лунные ночи, когда луна светит на них сзади, а есть такие хитрые лунные буквы, что видны только при той фазе луны, в какой она была, когда их начертали. Их изобрели гномы и писали серебряными перьями. Эти надписи, очевидно, сделаны в такую, как сегодня, ночь — в канун Дьюринова дня.

— Что они означают?! — спросили Гэндальф и Торин одновременно, немного раздосадованные тем, что Элронд обнаружил такую вещь первым, хотя и то сказать: до сих пор такого случая не представлялось.

— «Стань в Дьюрин день у серого камня, когда про стрекочет дрозд! — прочел Элронд! — и заходящее солнце бросит последний луч на дверную скважину».

— Дьюрин, ну как же! — промолвил Торин! — Он был старейшим из старейшин древнего рода гномов Длиннобородых и моим самым первым предком. Я — потомок Дьюрина.