— Ты права, — говорит он. — Это действительно влияет на тебя. И тебе нужно быть осторожной. Мы с братьями живем здесь уже очень давно. Ты даже не можешь бы понять, как долго, если бы даже попыталась. Мы видели расцвет и падение многих империй и королевств, и мы вели много войн. Мы убили больше, чем ты можешь себе представить. Мы совершили ужасные вещи, заслуживающие нашего проклятия демона. Это те люди, с которыми ты будешь проводить время в ближайшие месяцы. Это твой выбор для следующего короля. Мы опасны, Ари. Даже больше, чем ты думаешь. И есть такие, кто не остановится ни перед чем, чтобы стать следующим королем. Когда имеешь дело с Бессмертным видом, не часто видишь перемены в руководстве, кроме как с помощью насилия, и даже тогда нас трудно убить, как я уже говорил. То, что происходит сейчас, беспрецедентно. И ты находишься в центре всего этого. Высший совет принял решение о правилах, которые обеспечат твою безопасность.
— Например, не кормиться от меня.
Он кивает.
— Да. Однако другие вещи оставались открытыми. И вот тут ты должна быть осторожна.
— Другие вещи вроде чего? — спрашиваю я, закрепляя последнюю повязку.
— Нет никаких ограничений на физическую близость, — говорит он, отводя взгляд.
Моя рука застывает на его груди. Наши лица всего в нескольких дюймах друг от друга. Снаружи снег падает так быстро и сильно, что превращает мир в какофонию пронзительных криков и завываний, лишь слегка приглушенных потрескиванием огня в нашей маленькой пещере. Барон спит рядом с нами, его тело близко к огню, чтобы согреться, но его голова обращена ко входу в пещеру, вероятно, чтобы охранять. Все это регистрируется в одно мгновение, но все это не имеет значения, потому что все, что я чувствую — это давление руки этого человека на мое бедро, его пальцы сжимают меня сильнее, чем это необходимо.
— Значит, все идет своим чередом?
— В сущности, да.
— С моего согласия, конечно.
— Со мной это всегда было бы правдой, но с другими это не так.
— Значит, они заставят меня? — Мой голос дрожит при мысли об этом нарушении. — Как они думают, это убедит меня, в конце концов, выбрать их?
— Если они смогут оплодотворить тебя первыми, тогда они будут теми, кого ты выберешь. Наследник должен быть первым.
— Значит, если я забеременею, у меня не останется выбора?
Его рука сжимает мое бедро.
— Правильно. Вот почему Леви не беспокоится о своем предыдущем показе. Ему не нужно, чтобы ты его любила. Ему просто нужно, чтобы ты носила его ребенка. Кроме того, есть и другие способы манипулировать тобой в сексе, которые не так… явно принудительны, но которые ты все равно рассматриваешь как нарушение согласия, которое так важно для тебя.
Я хмурюсь.
— Такими способами, как что? Наркотики?
— В некотором смысле. Ты испытывала на себе тот эффект, который произвел на тебя Дин. Он — демон похоти, и он может заставить тебя хотеть чего-то… чувствовать что-то… что было бы трудно не исполнить. — Фэн отворачивается от меня, стиснув зубы.
Я кладу руку ему на щеку, чувствуя щетину волос на своей коже, когда я поднимаю его лицо, чтобы посмотреть на меня.
— Дин может использовать все свои трюки против меня, но я не подчиняюсь ни желанию, ни похоти. Я гораздо умнее. И я должна сказать, что его недавняя связь с Леви оставила его в самом низу моего списка. Я ничего не чувствовала, когда была рядом с ним в ту ночь.
— Они сильны, Ари. Мощные. Мы — Падшие. Первый из нашего рода, пришедший в этот мир. У тебя не будет ни единого шанса против них. Против любого из нас.
Между нами нарастает гул. Этот электрический заряд, от которого я не могу оторваться.
— Тогда тебе придется остаться и защищать меня. Это ведь твоя работа, не так ли?
— Да. — Его голос глубже, чем обычно. Более гравийный.
— Тогда не оставляй меня, — шепчу я. — Я знаю, что прошло всего несколько недель, но я не могу представить себя в этом мире без тебя. Ты стал моей скалой.
— О, Арианна. Ты не знаешь, о чем просишь меня.
— Тогда скажи мне. Помоги мне понять. Я ошибаюсь, думая, что то, что я чувствую между нами, взаимно?
Он притягивает меня ближе к себе, наши тела теперь прижаты друг к другу. Сквозь одежду я чувствую тепло его кожи. Его так лихорадит. Как больного. Мне не следовало бы так давить на него, но я не могу позволить ему ускользнуть от меня, и именно этого я боюсь, если не прорвусь сквозь стену, которую он воздвиг между нами.
— Ты не ошибаешься. — Он притягивает свою руку к моей щеке. Его взгляд пронизывает меня насквозь, и я замираю, мое дыхание пронизывает меня насквозь малейшими движениями, мое тело в огне, каждый нерв напряжен.
Я так много вижу в его голубых глазах. Так много лет прожито. Так много боли. Так много печали. Но также и столько сил. Так много доброты. Так много неиспользованной нежности. Больше всего на свете я хочу проникнуть в его душу и вытащить ее из навязанной самим себе тьмы на свет.
Он наклоняется и прижимает свои губы к моим. Я вздрагиваю, когда наши губы соединяются. Его рука перемещается с моего лица на затылок, когда он зарывается пальцами в мои волосы и притягивает меня ближе. Другая его рука обвивает мою талию и ложится на спину. Я позволила себе расслабиться в его теле, когда оседлала его колени, моя грудь прижалась к его груди, мои руки обвились вокруг его шеи.
Поцелуй углубляется, обретая свою собственную жизнь, когда наши тела оживают друг с другом. Наше дыхание сливается, и настойчивость нашей потребности танцует через нашу кожу, заражая нас диким самозабвением.
Я крепче сжимаю его шею, мои пальцы теребят его волосы, мое желание пронзает меня, как голодное существо, нуждающееся в воздухе, жизни… его.
У него вкус листьев мяты, и его запах дикий, землистый. Я не могу насытиться им, этим, всем, что я чувствую, когда я с ним.
Его руки исследуют мое тело, и я придвигаюсь ближе к нему, устраиваясь на нем сверху. Я знаю, что он хочет меня так же сильно, как и я его.
Сейчас. Здесь. В самый разгар бури. В пещере у костра.
Он двигается от моего рта к шее и уху, целуя, покусывая, посасывая. Я стону, уткнувшись лицом ему в шею. Он легко поднимает меня и укладывает так, чтобы я лежала на спине. Он наклоняется надо мной, его тело прижимается к моим ногам. Его волосы падают на лицо, когда он смотрит на меня в свете костра.
— Мы не обязаны этого делать.
Я хватаю его за шею и притягиваю его лицо к своему.
— Я хочу тебя, Фенрис Вейн. Сейчас.
Из глубины его горла вырывается рычание, и он снова целует меня. У него горячее тело. Слишком горячий.
Что-то не так.
Он отстраняется и перекатывается на спину. Его начинает трясти. У него сдавило горло. Он задыхается!
Я сажусь и наклоняюсь над ним.
— Фэн! Что случилось?
Его тело сотрясается в конвульсиях, и он кашляет пеной и кровью. Его глаза теряют фокус, и он бледнеет.
— Фэн! Что же мне делать? Что происходит?
— Яд, — говорит он алыми губами. — Что-то в крови.
Боже. Он смотрит в обморок, или еще хуже. Барон подходит к нам, скуля и рыча. Он ложится рядом со своим хозяином и кладет свои большие лапы на грудь Фэна, а затем смотрит на меня с таким человеческим выражением печали, страха и мольбы, что мое сердце чуть не разрывается.
Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь острого и нахожу в рюкзаке маленький нож. Я прижимаю запястье ко рту Фэнан, делаю глубокий вдох и режу кожу лезвием.
Порез глубокий. Я стискиваю зубы, чтобы не закричать от боли. Но кровь течет. Я подношу ее ближе к его рту.
Он потерял всякий разум. Его глаза закрыты. Он больше не двигается.
— Пей мою кровь, — говорю я ему со слезами на глазах.
— Есть способы убивать бессмертных, — сказал мне Фэн. Нашли ли его налетчики?
Моя кровь капает у него изо рта. Он ее не возьмет.
— Пей! — я кричу на него, засовывая свое запястье ему в рот и держа его голову другой рукой так, чтобы кровь текла по его горлу.