— Бабби! — специально использовав детское прозвище для мгновенной деморализации противника, он сжал пальцы в замок и прижал к груди. — Бабби, я узнал нечто страшное! — Мэл сделал жалобное лицо и всхлипнул для пущего эффекта. — Это ужасно!

— Что? Что случилось?! — брат ожидаемо встревожился.

— Там… Там, — Мэл ещё раз шмыгнул носом, следя за реакцией, — в монастыре…

Не забывая страдальчески морщиться и периодически вытирать пальцами несуществующие слезы, Мэл поведал о судьбе несчастных омег, чьи могилы показал ему аббат, присовокупив собственное умозаключение:

— Наверняка Людвиг такой же буйный изувер, как его отец! А вы, вы, — Мэл ткнул тонким пальчиком брату в плечо, — вы хотите отдать меня на заклание, как невинную овечку! Пока меня не убьют или не выкинут из дворца в монастырь, как надоевшую вещь! Это ты во всём виноват! — завершил он свою речь и ткнул ещё раз в подтверждение вывода.

— Но… — растерялся Рабби, — я-то тут при чём? Такова воля…

— А почему ты до сих пор не вытянул всю правду о Людвиге у барона? — не стал слушать глупых оправданий Мэл и издал тихое горестное подвывание, будто бы не в силах сдержать эмоции. — Я даже не представляю, как выглядит мой будущий муж!

— Через три дня увидишь, — с непростительным легкомыслием ответил Рабби, за что тут же поплатился.

— Хороший брат, любящий брат, брат, которому не всё равно — давно бы уже всё выведал! А ты-ы, вот ты как, значит? Я так и знал, что ты меня не любишь, — запричитал Мэл плаксиво. — О чём ты болтал всю дорогу с бароном?

— Об охоте…

Судя по тому, как быстро брат отвёл взгляд, не только о ней, но точно не о деле. Без сомнения хвастались наперебой победами над омегами да сравнивали, в какой стране они красивее. Мэл только мысленно хмыкнул: «Альфы! Что с них взять?», но старательно обиженно засопел, изображая сдерживаемые рыдания.

— Я узнаю, честно, — заторопился Рабби, не выносящий омежьих слёз. — Ну не надо, малыш Мэл, не расстраивайся! Я тебя очень люблю!

— Точно? — недоверчиво уточнил Мэл.

— Конечно! Вот прямо сейчас отправлюсь к барону и расспрошу его о Людвиге. Ты прав, это моя ошибка, что не выяснил раньше. — Высунувшись в окно, Рабби крикнул: — Коня!

— И не забудь узнать, от чего умер его первый муж! — уже нормальным тоном напомнил Мэл, когда брат, пересев на коня, поравнялся с каретой.

— Узнаю, братишка, — пообещал Рабби и умчался вперёд.

— Обо всём самому думать приходится, — тихонько вздохнул Мэл. — Тяжело королевское бремя.

Но полученная информация не слишком пролила свет на личность короля Брингундии. Оказалось, что барон Мюррей до недавнего времени безвылазно жил в своём имении в дальнем от Триднеста южном конце королевства, на границе с Кувэнкой. И ко двору барона вызвали всего полгода назад, он даже первого о-короля в живых не видел и о причине смерти того ничего рассказать не мог, кроме официального заключения: «Горячечная болезнь». А после прозябания в провинции барон пребывал в таком восторге от приближённости к трону, что отзывался о короле Людвиге исключительно в превосходных эпитетах, без устали восхваляя его мудрость, силу, прозорливость, справедливость и доброту.

Мэл, выслушав панегирик в кратком изложении брата, помянул дырявые панталоны святого Рудрига, в чьих прорехах имелось больше ума, чем у барона в голове, но признал, что придётся набраться терпения до личной встречи с будущим мужем. Тем более что ждать осталось недолго.

========== Часть 4 ==========

На юного неопытного омегу, выросшего на романтических легендах и сказках о бесстрашных рыцарях, король Брингундии, несомненно, произвёл бы грандиозное впечатление. Мэл себя таковым не считал. И никогда никому не признался бы, что брал омежьи романы в папиной библиотеке, а уж что прочёл их все и взахлёб — не услышали бы от него и под пытками. Но впервые увидев своего будущего мужа, Мэл решил, что тот без труда смог бы сыграть главного героя из любой прочитанной им книги. Если бы он родился не королём, а актёром. Природа, будто поставив цель воплотить омежьи грёзы в реальности, постаралась на славу, создавая Людвига: выразительные серые глаза с густыми темными ресницами под соболиными бровями, прямой, классической формы нос, манящий изгиб губ, подчёркнутый аккуратными бородой и усами, широкий лоб, густые волосы, волной лежащие на мощных плечах. А какая фигура! Длинные ноги, крепкий торс, скульптурно вылепленные руки… Не альфа — мечта!

Сидя напротив «мечты» за столом переговоров, Мэлу приходилось постоянно себе напоминать, что он не наивный деревенский дурачок, верящий в истинные пары. И что под красивой обложкой могут скрываться весьма неприятные сюрпризы. Не заканчивающиеся, а только начинающиеся свадьбой.

Но не попасть под чары Людвига оказалось непростой задачей. Бархатный, с лёгкой хрипотцой голос завораживал и одной лишь интонацией обещал рай на земле. От аромата альфы, одуряюще маскулинно-пряного, кружилась голова и сладостно трепыхалось сердце. Сохранить трезвый рассудок помогали два обстоятельства: сидевший по левую руку Рабби, спокойно и с достоинством обсуждающий взаимные выгоды и обязательства двух стран после заключения брака, и столпившиеся за спиной Людвига советники, среди которых яркой птицей в вороньей стае выделялся вертлявый омега в расшитом золотом бордовом кафтане. Его лицо скрывалось в тени капора, почти не уступающего длиной полей капору Мэла, да и сам омега старался не высовываться лишний раз на передний план, но не требовалось быть провидцем, чтобы понять, кто именно присутствует на судьбоносной встрече. Фаворит граф Дебри собственной персоной — больше некому. Понимание, что жених взял на знакомство с будущим мужем своего любовника, отрезвляло почище ледяной воды за шиворот, заставляло прямее держать спину, а главное, не верить ни приятной наружности короля, ни его медоточивым речам, ни многообещающим взглядам.

— Не сомневаюсь, наш брак будет удачным, — в завершение сказал Людвиг, глядя Мэлу прямо в глаза. — Я собираюсь сделать всё возможное, чтобы заслужить ваши уважение и любовь. Примите же это кольцо в знак чистоты моих помыслов.

И, сняв со своего мизинца, протянул через стол перстень с ярко-красным рубином — извечным символом любви и страсти. Если бы Мэл не знал, что король самым наглым и бесстыдным образом лжёт, то поверил бы в искренность намерений.

— В свою очередь готов заверить, что сторицей отплачу за ваше отношение, — ответил он не по протоколу, пару секунд покрутив перстень в руках, прежде чем надеть.

И с удовольствием отметил, как в серых глазах мелькнуло неподдельное удивление.

— Ты с ума сошёл?! — набросился на него Рабби, стоило им остаться наедине после подписания всех соглашений. — Что за выходка?

— А что такого я сказал? — Мэл прищурился, рассматривая, как играет рубин на указательном пальце: для других перстень оказался слишком велик. — Пообещал, что как он со мной, так и я с ним. По-моему, справедливо.

— Дело не в том, что сказал, а как сказал и что сделал! На какое-то мгновение даже мне почудилось, что ты не примешь кольцо. Мэл, я тебя знаю, — протянул Рабби угрожающе. — Если Людвиг сочтёт себя оскорблённым…

— А любовника на обручение притащить, это не оскорбление?! — запальчиво воскликнул Мэл.

Рабби поиграл желваками, но не стал врать и отрицать очевидное:

— Это неумный поступок, согласен, но если бы не наши шпионы в Брингундии, ты бы и не узнал про фаворита. А значит, король не хотел тебя унизить.

— Но унизил, — прозвучало глухо из раструба капора.

— Он молодой альфа, его муж умер полтора года назад. Конечно, у него были любовники, глупо думать, что он столь долго воздерживался.

Мэл гневно запыхтел. Интересно, к овдовевшему омеге было бы такое же снисходительное отношение? Риторический вопрос. У альф простительная слабость, у омег преступная похоть. Только бетам повезло, на них не влияют желания тела. Именно из бет, неподвластных ни течкам, ни гонам, набирали личную охрану, им доверяли ответственные должности при дворе. Но престол мог принадлежать только альфе. Несправедливый мир.