— На самом деле это не просто считалка, а пророчество, которое родители получили в год их свадьбы.
— А, я вроде слышал. Старец-странник, да? Почти тридцать лет назад он прошёл с паломничеством через Триднест, и потом его никто больше не видел. Он предсказал папе, что у него будет семь детей: альфы и омеги, но ни одного беты.
Рабби многозначительно подвигал бровями:
— Нет, не странник. Предрекли родителям те, кто живут в Чёрном лесу.
— Дру… — Мэл прижал ладонь к губам и перешёл на шёпот: — Друиды? Но они же, их же всех…
Он провёл ребром ладони по горлу. Больше века назад их предок, король Терлак, прозванный в народе Кровавым, перевёл страну в новую веру, искоренив друидов и запретив поклоняться их богам под страхом смерти. С тех пор Триднест, как и все соседние государства, почитал Единого Великого бога всего сущего, а церковь стала второй по значению правящей силой, в некоторых вопросах не уступающей власти королей, а отчасти, благодаря массовости и централизованности, обладающей и бóльшим влиянием.
— И папа такой набожный, так верит в Великого, столько жертвует… Не понимаю, — взлохматив волосы, оставшиеся наконец без ненавистного капора, Мэл снова подсел к брату и заглянул тому в лицо: — Если на самом деле всё не так, почему родители скрывают? Ведь они короли, разве их воля не превыше всего?
— Не превыше бога, — горько усмехнулся Рабби. — Если церкви станет известно, что сами короли не отреклись от древней веры… — он покрутил головой, показывая катастрофичность предположения. — Последствия могут быть ужасными, вплоть до объявления всех нас пособниками дьявола. Мне отец рассказал только перед отъездом, чтобы я понял серьезность произошедшего. Об этом никто из наших братьев не знает. Тоже думают, что пророчество сделано пилигримом. Про связь с… — Рабби тоже понизил голос и оглянулся на дверь, — с друидами узнает только Каллум, когда взойдёт на трон. Мы бы с тобой так и жили в неведении, если бы тебя «не сорвали с ветки».
— Так «самый юный, самый слабый» про меня, что ли? — надул губы Мэл. — Я не слабый! А что про остальных, что это значит?
— Каллум — первенец, его семя продолжит династию королей Триднеста. Эррол — второй, он будет советником и опорой Каллуму, как земля питает древо. Третий — я, моя задача была, как у дядьки Исибейл, стать наставником будущим принцам, заботиться о «кроне». Братья-омеги — листья, что «сорвут соседи», их судьба выйти замуж и покинуть отчий дом. А ты…
— Неподвластен никому, — продолжил за него Мэл, гордо выпятив грудь. — Так вот почему мне всё спускали с рук? Эх, жаль, раньше не знал, я бы тогда…
— Совсем бы избаловался, — припечатал Рабби. — Ты и так вырос бестолочью.
— Но-но! Как ты разговариваешь с будущим королём Брингундии?! — ткнув брата кулаком в плечо, Мэл вдруг сообразил, что остальные слова оказавшегося пророчеством стишка ничего хорошего не сулят ни Брингундии, ни ему самому. — Постой-ка, «навлечёт проклятье роду» — это какому роду? Людвига? То есть, нашим с ним будущим детям? Я не хочу им проклятия!
— Поэтому я и останусь с тобой, постараюсь защитить тебя и твою «крону», — Рабби пятернёй окончательно растрепал волосы Мэла. — Не бойся, пророчество — ещё не приговор.
— Говорят, всё, что предрекают друиды, сбывается, — уныло возразил Мэл.
Рабби промолчал, просто привлёк к себе и крепко обнял. Мэл сопел ему в подмышку, с горечью думая, что ещё несколько месяцев назад все его заботы ограничивались тем, как бы не попасться на своих проказах, а теперь он в ответственности, возможно, за будущее большой страны. Ведь, судя по предсказанию, всю Брингундию ждала буря.
Комментарий к
С наступающим Новым годом! Пусть в 2020 исполнятся все ваши желания)
========== Часть 3 ==========
Убеждённый братом в несвоевременности «исцеления» Мэл отказался от ближайших «чудотворных планов», но в монастырь заехать все-таки пришлось — не говорить же барону, что желание вознести молитву в святом месте внезапно испарилось? Даже то, что из-за крюка дорога займёт на два дня больше, теперь скорее радовало, чем огорчало. Мэлу требовалось время подумать, он даже перестал обращать внимание на раздражавшую ранее тряску, полностью погрузившись в мысли. Основной вопрос, что не давал покоя: можно ли вообще доверять сделанному много лет назад пророчеству? Да, когда-то друиды славились умением видеть и понимать знаки грядущего, но от их былого могущества осталось одно воспоминание, почти как и от них самих. И разве не должны были уцелевшие ненавидеть всех потомков Терлака Кровавого, по чьей вине они и превратились в преследуемых изгоев? Если так, тогда пророчество не дар, не предупреждение, а проклятие…
Хотя как ни назови, что с ним делать — непонятно.
Мэл поднял руку, чтобы по привычке в раздумьях почесать затылок, но пальцы наткнулись на ткань ненавистного капора.
— Первое, что сделаю после свадьбы и коронации, поменяю моду! — тихо, но с чувством сказал Мэл в пространство. — А потом уже буду решать все остальные проблемы.
— Только штаны-обтягушки оставьте, — попросил Якоб, скорчив жалобную мину, и смутился, услышав смех.
— Я рад, что ты не сомневаешься в моих силах изменить традиционные устои Брингундии, — пояснил Мэл, отсмеявшись.
— Да как же иначе, — округлил глаза Якоб. — Ведь вы, принц, завсегда получаете, что хочете!
Искренняя непоколебимая вера, прозвучавшая в голосе пусть и не блещущего умом мальчишки-слуги, всё же согрела самолюбие: иногда не так важно, кто именно в тебя верит, главное, чтобы такой человек был. Мэл приосанился и выставил подбородок вперёд. Да, король Людвиг выбрал не того брата в мужья, но если бы сам Мэл решил, что свадьбе не бывать, то никто не заставил бы его отправиться под венец в Брингундию. Никто! Ни папа, ни тем более отец. «Самый юный» — это друиды верно углядели, а вот с «самым слабым» точно пни замшелые промахнулись. А раз в этом ошиблись, то и в другом им веры нет.
Ободрённый этим безупречно логичным выводом Мэл перестал тревожиться о грядущих испытаниях и судьбе своих ещё не рождённых детей и вновь стал смотреть в будущее с присущим молодости оптимизмом.
Монастырь святого Грегора у каждого, впервые смотрящего на него, создавал внутренний диссонанс, поражая смешением грубой мощи и воздушной изящности: бойницы в толстых каменных стенах украшала замысловатая резьба, а приземистые круглые башни соседствовали с заострёнными, устремлёнными ввысь шпилями, грозящими проткнуть облака. Настоятель оказался монастырю под стать: полный, если не сказать грузный омега обладал благородными чертами лица, высоким лбом и пронзительно-голубыми глазами, умеющими, казалось, заглянуть прямо в душу. Мэл на секунду оробел, ожидая, что сейчас-то его и разоблачат как обманщика, но прозвучавшее тёплое приветствие, сделанное мягким грудным голосом, развеяло опаску.
— Я рад видеть ваше высочество в нашей скромной обители, — опустившись на колено, чтобы быть с Мэлом на одном уровне, сказал аббат Бенедикт после официального представления и обмена любезностями. — Позвольте, я провожу вас внутрь. Альфам и бетам входа нет, — сурово свёл он брови вместе, обращаясь к остальным. — Вам придётся подождать здесь.
Рабби помрачнел, но возражать не стал, сделав знак слугам и охранникам отойти от ворот. Барон Мюррей с точно таким же недовольным лицом отозвал своих людей.
— Не беспокойтесь, принц будет в полной безопасности, — заверил аббат. — Нет-нет, вам тоже лучше остаться, юноша, — отклонил он попытку Якоба сопровождать их, и сам покатил кресло в ворота монастыря.
Одетые в чёрное не по-омежьи широкоплечие монахи на входе почтительно расступились, пропуская. Мэл услышал, как с громким скрипом за его спиной сомкнулись тяжёлые створки, заглушив переговоры спутников.
Аббат направил кресло через внутренний на удивление безлюдный двор к длинной анфиладе, шедшей вдоль наружной стены здания и украшенной величественными колоннами с ажурными капителями. Чтобы неудобный капор не мешал рассмотреть их узор, Мэлу пришлось почти вертикально задрать голову. Мастерство зодчих поражало — казалось, что на каменных стеблях распустились диковинные цветы. Звуки шагов аббата и перестук колёс гулко отдавались под высокими сводами.
