После слова «малыш» Дашино сердце бешено затрепетало, руки затряслись так, что стало невозможно держать ручку. Она взглянула на Александра и сдавленным от глубокой душевной боли голосом спросила:

– Вы не знаете, живой он или нет? Довезли ли его?

– Откуда же я знаю? Но раз мне не сообщили о смерти, значит, живой. Иначе совсем другое дело надо было бы заводить, а это столько писанины, поверьте мне. Ладно, давайте о главном, только рассказывайте всё по порядку.

– Вышла из дома в полседьмого, ещё даже не рассвело, никого не видела, убирала. Машина белая проехала, но около баков не останавливалась. И всё. Я пошла мусор выкидывать, и обнаружила его.

Перед глазами нарисовалась пережитая картина. Она будто снова почувствовала на груди тепло маленького и беззащитного существа. Глаза наполнились слезами, и Даша разрыдалась.

– Александр Сергеевич, позвоните, пожалуйста, на комплекс, умоляю Вас! Я не могу, сердце разрывается, как он там, мой маленький.

– Хорошо, хорошо, да не волнуйтесь же вы так. Прямо, как за родного! Так, значит, никого не видели, – продиктовал сам себе Рыков. – Вот здесь поставьте: с содержанием ознакомлена, дата и подпись. Всё, спасибо, вы свободны.

– Как свободна? Узнайте, позвоните, дайте мне какую-нибудь справку, что это я его нашла.

– Вы что, девушка, мы таких справок не даём.

«Совсем у девчонки крыша поехала от пережитого», – решил Рыков.

– Вы поезжайте на детский комплекс, там всё узнаете. Вы, конечно, большая умница, что спасли ребёнка, но это наш человеческий долг. Мы вас вызовем, если что, хорошо?

Даша, кивая головой, молча стала продвигаться спиной к выходу. Как только вышли из кабинета, Маша крепко-крепко обняла сестру и прижала к себе.

– Не плачь, родная, я с тобой, мы найдём малыша. Успокойся, хорошо?

Она поцеловала Дашины глаза, и та, почувствовав поддержку родного человека, мало-помалу успокоилась.

Выйдя из полиции, девушки сели на маршрутку и поехали на детский комплекс. За окном мелькали голые деревья, серое небо нависло над городом и Даше казалось, что оно давит своей громадой, а она такая маленькая, и так мало в этой жизни зависит от неё.

Из окошка справочной в детской больнице выглядывала пожилая женщина. В этой маленькой комнатке, очень тёмной из-за отсутствия солнечного света, горела настольная лампа, а стены были увешаны различными цветными открытками. Вероятно, бабушка коллекционировала их. Дешёвые очки с толстыми линзами делали её глаза неестественно огромными, по сравнению с мелкими чертами лица. Очки висели на кончике носа и, чтобы посмотреть на посетителей, ей приходилось вздёргивать подбородок вверх. На коленях у дежурной лежало какое-то вязание, видимо, носочки для внуков.

– Здравствуйте! Извините, пожалуйста, нас интересует ребёнок, которого сегодня доставила скорая помощь в реанимацию.

– Здрасте, здрасте, у меня нет такой информации. Идите к заведующей отделением детской реанимации. Приёмные дни: понедельник, среда, пятница с 10-00 до 12-00.

– Ой, а уже двенадцать, извините, а у кого можно узнать о ребёнке?

– Не знаю, девушка, не отвлекайте, видите: очередь создаётся.

– А мы не уйдём, пока вы нам не поможете. У вас вообще сердце есть?

– Что это вы словами бросаетесь, есть, конечно!

– Моя сестра его спасла от смерти, нашла в мусорном контейнере, а вы: не отвлекайте…

– Да вы что!? Сейчас, сейчас узнаю, у меня там дочка моей подруги работает, Лизочка. Сейчас, сейчас! – Алло, алло, Лизочка, это тетя Клава. Да, да, всё в порядке. Лизочка, скажи, сегодня младенчик к вам поступил, мальчик, найдёныш. Что, что? Живой? Ну, слава Богу! Спасибо, Лизочка, ох, как-то и на душе тепло стало.

Клавдия Кирилловна, улыбаясь, положила трубку, затем подняла свои огромно-увеличенные глаза.

– Живой ваш найдёныш, Вам повезло и ему.

Она снова улыбнулась, и её лицо сделалось в мелкую-мелкую складочку, и показалось очень родным и близким. Поблагодарив старушку, девчонки вышли на улицу. Легкий морозец раскрасил их здоровым румянцем, они шли, держась за руки, молча улыбались, и каждая думала о своём: Даша о малыше, Маша о Даше, ей так хотелось, чтобы её сестра была счастлива.

«Живой, живой, слава Богу! Скоро я буду мамой, у меня будет сын. Богдан, я назову его богом данный, Он же мне его послал», – мечтала Даша.

Девчонки, смеясь, ввалились в квартиру. Собаки, как по струнке, сидели в коридоре, чуть дыша, и смотрели на них грустными глазами-бусинками.

– Что, заждались, наши хорошие?

– Не то слово,– взревел из кухни отец,– вы с ума сошли, уже обед, а собаки с утра не выгулянные, да ещё вдвоём ушли, мне, что ли, нужны эти суки?

Отец вышел в коридор в растянутых выцветших спортивных штанах, с взлохмаченными волосами и глазами, покрасневшими от гнева и алкоголя. Густой перегар наполнил всю квартиру. Отец уже вторую неделю не работал из-за отсутствия заказов на предприятии. Девочки прижались друг к другу. Они не переносили, когда отец напивался, хотя искренне любили его и не раз приводили его пьяного с улицы, раздевали и укладывали спать.

– Пап, зачем же ты так? Мы тебе сейчас всё объясним. Зачем напился? Мама ведь расстроится.

– Выгоню всех нафиг, устроили тут псарню, а мне терпеть эту вонь?

Сестры поняли, что сегодня отцу лучше ничего не рассказывать. Они молча застегнули ошейники собакам, и вышли на улицу.

– Маша, как ты думаешь, отец разрешит усыновить ребёнка? А мама что скажет, интересно? А Кирилл и его Надя? Ой, как тревожно мне, так всё непонятно. Но я чувствую, что всё будет хорошо. Понимаешь, не могу объяснить тебе, но чувствую, вот тут, – Даша показала на живот немного ниже солнечного сплетения.

Маша только пожимала плечами, она не хотела расстраивать сестру, понимая, что шансов забрать ребёнка у неё очень мало. Они жили вшестером в трёхкомнатной квартире с тремя собаками. Девочки занимали самую маленькую комнатку, в которой две кровати стояли друг напротив друга, а около окна был письменный стол, на котором стояли компьютер и принтер. Бежевые китайские занавески добавляли уюта, подоконник пестрел цветами. Бледно-розовые обои на стенах в некоторых местах уже немного отклеились и явно требовали замены. Сёстры никогда не жаловались и не возмущались, что их комната проходная с родителями, а у старшего брата отдельная и намного просторнее, чем у них. Они понимали, что Кирилл женился, что у него с Надей уже семья и, возможно, они скоро заведут детей.

Даша оглядела комнату и глубоко вздохнула: «Здесь даже кроватку поставить негде, не будет у меня малыша, никогда! И папа ещё себя так ведет… Как же мы все устали от его скандалов!».

Она упала на подушку ниц и разрыдалась. Сестра села рядом и стала гладить её по голове.

– Успокойся, родная, всё будет хорошо, я помогу тебе, чем смогу. Посмотри на меня, ну-ка, повернись, пожалуйста, ты веришь мне?

Даша повернулась, её большие зелёные глаза, полные слёз, приобрели ярко-изумрудный цвет.

– Какая ты у меня красивая! Всё наладится.

В коридоре хлопнула дверь, но послушные и воспитанные собаки даже не повернули головы. Они чувствовали, что зашёл кто-то из родных. Это была мама, невысокая, полная женщина лет сорока пяти. Мелкие морщинки в уголках глаз придавали её лицу грустный и усталый вид. Конечно, она очень уставала от тяжёлой работы на заводе. Но в её необыкновенных, разноцветных глазах, один из которых был карим, а другой зелёным, неизменно лучились добро и нежность. Когда-то в молодости она услышала, что если у людей глаза разного цвета, то это говорит о непредсказуемости их характера и бесстрашии. Зато вежливости, щедрости и терпения им не занимать. Также такие люди очень любят внимание и не стесняются его требовать от окружающих. Все эти качества она находила у себя и даже немного гордилась ими. Как преданная, любящая мать, она жила заботами о детях. Своего мужа, Семёна Ивановича, она когда-то очень любила, в молодости он был весёлым, компанейским парнем. Семён всегда поражал её своей начитанностью, воспитанностью, галантностью. Но его ревность, постоянные упреки и склонность к алкоголю постепенно погасили огонёк любви в её сердце. Принимая свою нынешнюю жизнь как нечто неизменное, как свой долг, свой крест, который она обязана безропотно нести, она жила с ним из-за детей, из-за жалости и больше всего из-за безысходности. У неё даже не возникало мыслей о размене жилья, разводе. Забота о детях, муже, собаках – вот её жизнь, вот смысл её существования. При всём при этом в доме Гомоновых всегда царил идеальный порядок. Дети с детства были приучены к труду. И даже, несмотря на присутствие трёх собак, никто не увидел бы здесь ни шерстинки на мебели, ни огрызка от костей на полу.