«В тесных улочках памяти…» В тесных улочках памяти Все давно познакомились, Ходят в гости заранее Через годы и смерть. Мамы с папой, танцующих, Чтоб надолго запомнились, Сделал снимок «Любителем», Проявить бы суметь. Мы равняемся возрастом, Им всё легче вальсировать, Иногда мне доносится, Мама песни поёт. Это память замешкалась Рядом с нашей квартирою И по памяти старой Голоса узнаёт Шестидесятые За молоком с утра пораньше нам выйти очередь занять, нам с братом, я на девять старше и мне решать. Наискосок вдоль магазина в любую пору поутру, как лента старая резины, соседи наши по двору. О чём-то их негромкий говор: «Я здесь стоял!», «Я отойду». Дверь отжимала шайбой-гровер всю эту тёмную гряду. Тогда о денежной реформе, про эти кровные свои судачили. Я в школьной форме с ремнём. И по краям струи две складки черпаком литровым нам изливались с молоком. Я рубль давал за это новый, сжимая сдачу кулаком. «Неси, слабак!» – послал я брата, и он свой тяжкий крест взвалил. Не в рост. Силёнок маловато. Перекосило. Уронил. Он виноват, а я невинен. Его уж нет, не помнит он. А мне и завтра будет виден мой брат и выпавший бидон «Я бежал молодым под ливнем…» Я бежал молодым под ливнем, Сняв рубашку и мокрый до клеток. Время было самым счастливым, Это давнее новое лето. Мне четырнадцать или пятнадцать. Шёл троллейбус. Взгляд женщины взрослой, Взгляд, как будто игра в пятнашки. Стой! Ты пойман – десант на остров, На котором ещё я не был, Но увидел в глазах так остро, Как вблизи грозовое небо. Этот проблеск из ближней дали Сквозь залитое ливнем стекло Сразу в прошлое закатали, Чтоб полгорода не сожгло «Метку поставить на время любое, как вешку над снегом…» Метку поставить на время любое, как вешку над снегом, столб верстовой, он для всех, но я знаком отмечу своим. Можно часами считать, можно лунами или пробегом и позабыть календарь, и конец и начало, как дым. Жизнь – это ветер, швыряющий листья неизданной книги. Сдуло, и больше не вижу себя никогда малышом. Главы о брате: учёба средь сумрачной солнечной Риги, умер в Америке, строчки о Львове карандашом. Мамина шляпка лежит в непогожую долгую среду, рядом расчёска, перчатки, ключи, кошелёк и помада, список, что надо на рынке купить на неделю к обеду, снова суббота, но сдуло страницу июльского сада. Влево склонён мамин почерк, и что на листке, я запомнил, но всё тянусь разглядеть неизвестный покуда ответ. Не увидать, что подписано в свет, что рукою заполнил, Будто охотник, зачем-то берущий свой сбившийся след «Закрываю глаза, нет ни севера, ни востока…» Закрываю глаза, нет ни севера, ни востока. Лягу навзничь, высот и глубин не сравнить, не узнать. Только слышу порывы родного в груди кровотока, И летает разведчица жизнь, чтоб меня отыскать. А запомнится толстый ковровый рисунок заката И ковёр на софе, слово новое, мебель стара. Все мы к ходу событий прибиты, как буквы плаката, Ну и флаги, их дворник на праздник развесил с утра. Календарные даты – каморки, хранящие утварь И касания к ней, память трещин, эмалевый скол. В прошлых днях и без нас каждый день начинается утро, И семья, «С добрым утром!» включив, всё садится за стол. Красной миской, которую мама из дома до Львова Довезла сквозь Ташкент, Балашов от начала войны, Как ключом я открою те годы, в которые снова Я вернусь, чтобы всё записать на запасные сны. Это время листком, незаполненным прошлым, маячит, По нему не отыщешь ни место, ни запах, ни звук. Я тогда был младенцем, для памяти пуст и прозрачен. И беспамятством этим когда-то замкнётся мой круг «Приснился сон – действительности эхо…» Приснился сон – действительности эхо. Вернул минуты, звуки, жесты, даты, Свет, запахи, чтоб обменять с успехом Сей час на позабытое когда-то. Там очередь стоит из третьих лишних За правом стать вторыми при обмене, И давний таймер зазвонит неслышно, Лишь в памяти поставит nota bene. Ах, как воспоминанья не прочны, Сон, облачный узор, фонарь в ночи. Их ношеные шлёпанцы смешны, Их грусть – тепло нетопленой печи. Они живут за тонкой звонкой плёнкой, Поют негромко, по углам снуют, Глядят на нас и нас не узнают, Как старый пёс подросшего ребёнка. Мы снимся им без признаков беды – Трофейный фильм без знаков препинаний. Мы состоим уже не из воды, Не из воды, а из воспоминаний «Было бы окошко между временами…» Было бы окошко между временами, Даже небольшое мутное стекло, Подышал бы тихо и протер руками И смотрел бы долго, чтобы повезло. Брошу две монетки, сдвинется заслонка. Контролёр в фуражке песенку свистит. В очереди сзади кто-то плачет тонко, Номер на ладонях, дождик моросит. Наклонюсь над светом в пластиковой раме, В нашем прошлом утро, солнце и тепло. Может быть, увижу маму вместе с нами. Жалко, не услышу – толстое стекло |
