Саске и Наруто синхронно посмотрели друг на друга. Саске едва ощутимо вздрогнул. Память — как удар тока.
Кафе, устроенное в огромной криптомерии. Официантка-бета. Сюрприз от заведения. Сладкая ягода сладкой любви. С ее искренней радостью от того, что в заказанном блюде оказалась та самая, «двойная» ягода. Словно наяву, зазвенел радостный, громкий голос:
… Как это здорово! Теперь Вашему молодому человеку остается разделить ягоду на две половинки и одну отдать Вам, тогда у Вас будут долгая взаимная любовь и гармоничные отношения …
Вскочив, Саске постарался, как можно быстрее, уйти в свою комнату. Принялся ходить, словно раненый зверь, туда-сюда, молча, не пытаясь заговорить. Просто ходил и ходил. Он делает Наруто виноватым, да? Потому что — вот такой вот умничка, сверхомега, по щелчку переворачивает ситуацию в свою пользу, да? А Наруто хочет все забыть? И ему так надо сделать? Даа …
Аромат можжевельника с апельсином, еще более тягучий, когда обволакивал его, словно защищая, он почувствовал раньше, чем услышал:
— Саске.
Саске резко обернулся, отпрянул, но недостаточно быстро. Альфа схватил его, едва не клацнув обнажившимися клыками. С чисто звериной грацией умудрившись сделать сразу два дела: одной рукой притянуть к себе вплотную обомлевшего омегу, в другой, на отлете, так сказать, держа блокнот и небольшую квадратную тарелочку. С … Заметив удивление, странно-изменившимся голосом шепнул:
— Ты же хотел попробовать клубничный пирог …
Саске не помнил, как они оказались в его комнате. Вернее, как Наруто перенес его туда. И едва дышал, когда альфа принялся медленно-медленно раздевать его. Осторожно. Тщательно. Так, что, когда руки Наруто, наверное, в тысячный раз прикоснулись к обнажившемуся участку кожи … Живота? Бедра? Колена? Саске уже не соображал, к какому именно. Только вздрагивал, когда чувствовал это прикосновение. Не от страха или ужаса, как в прошлые разы … А …
— Ты помнишь нашу брачную ночь, Саске?
Наруто навис над ним, используя разницу в росте: легко опираясь о слегка согнутые руки и поставив колено между длинных ног омеги, расслабленно раздвинутых … Раздвинутых! Покраснев, Саске дернулся было, но Наруто оказался проворнее. Чуть придержал, не обращая внимания на панику, мелькнувшую в испуганных глазах омеги, склонился еще ниже и шепнул прямо в приоткрытые губы. Низким, тягучим голосом, повторяя вопрос, дополняя и переключая мысли:
— Помнишь нашу брачную ночь? Помнишь, как стонал подо мной? Что, если снова попробовать …
Прежде чем Саске запаниковал, Наруто прижался к нему всем своим крепким, жарким телом. Продолжая удерживать себя на полусогнутых руках. Шепнул, проводя носом вдоль шеи, так, что внутри Саске, вопреки всему, все задрожало …
— Мне говорили, что есть такие омеги, от которых невозможно оторваться. Я не верил. Мне доказывали, что обладание такими омегами сродни безумию, потому что на грани. Я смеялся. Мне приводили факты, что не всем фантастически везет. Я не понимал. Я и сейчас не понимаю … Саске …
Саске прогнулся в спине, чувствуя альфу каждой клеточкой тела. Забыв обо всем. Ничего не боясь. Беззвучно повторяя имя своего альфы. Так, как будто он произносил наяву, с каждым вздохом, с каждым прикосновением:
— «Наруто» …
А когда он почувствовал, как язык альфы коснулся его тела … И принялся неспешное путешествие … Его прошило, словно молнией. Саске вздрогнул и, упав на бок, прижал руку ко рту.
— Нет, ты еще рано сдался, малыш, — гортанный, тихий голос вторгся в его мысли, зазвучал по-новому:
— Я сделаю тебя своим, и ты никогда больше не будешь сомневаться в моем праве на твое тело.
Не давая омеге опомниться, собственнически обнял того за бедра, прижимаясь крепко-крепко, так, чтобы омега полностью почувствовал возбуждение. Перестал брыкаться. Перестал искать свой дурацкий блокнот. Перестал сопротивляться.
И Саске сдался. В тот же миг, когда, рыкнув, Наруто прошептал, чередуя каждое слово нежным, мимолетным поцелуем:
— Я обещал тебе клубничный пирог. Знаешь ли ты, что я всегда выполняю обещания? И знаешь ли, что я их стремлюсь выполнить, даже когда это невозможно?
Клыки альфы чуть прикусили ухо омеги, обжигая покрасневшую раковину горячим дыханием:
— Только мы немного скорректируем наши возможности. Ты же не возражаешь?
Только тут Саске осознал, что умудрился где-то испачкаться в пресловутом клубничном пироге. Но разве это так важно? Особенно, когда твое тело потихоньку превращается в оголенный комок нервов. Похоти. Сразу зачеркивая всех бесов, что терзали омегу с самой первой минуты, когда он очнулся здесь. В «доме у озера».
«Не возражаю. Не возражаю. Я не возражаю».
Не торопясь, нарочито лениво, Наруто слизывал клубнику с белоснежного тела, не позволяя себе сорваться. Почему-то ему, постепенно, это начинало нравиться, и он словно восполнял утраченное счастье, ласково прикасаясь, умудряясь кусать так, что каждый укус был похож на поцелуй.
Нежный, целомудренный. Как невесомое прикосновение ладошки ангела. Неистовый. Как властный захват не слышащего и не признающего ничего и никого.
До ярких всполохов в зажмуренных глазах. До сжатых, дрожащих, искусанных губ. До покрасневших, чуть увеличившихся сосков, до безумно любимого плоского живота с капелькой варенья, только что слизанной прямо из пупка, сокращающегося, вздрагивающего от каждого прикосновения. До стонов, вибрирующих где-то глубоко внутри мечущегося под ним тела. Сильнее заводя и заставляя омегу выгибаться, и приоткрывать рот в безмолвном крике.
— Ты крикнешь мое имя! Ты закричишь …
Сосок снова скрылся во рту альфы, отвлекая от проникновения. Впрочем, к этому моменту омега едва ли не пылал, так завели его прикосновения, поцелуи, укусы альфы … Даже забористые словечки, даже подшучивания в начале.
Глаза Наруто сияли каким-то сумасшедшим, животным блеском, буквально пожирая омегу так, будто ему было мало. Мало каждого вздоха. Мало каждого прикосновения. Мало ощущения, когда, при каждом сильном, яростном, толчке, фигура омеги подавалась навстречу, когда огромный, крупный член сжимали жаркие, тесные стеночки … словно созданные для него. Словно весь омега — покорный, принимающий, отдающий, был для него. Только для него. А больше ни для кого.
Наруто в этот раз был больше похож на себя прежнего. Того, с кем Саске обменялся клятвами. С кем он поцеловался впервые на танцполе «Акита рёку» …
… Где под потолком крутился хрустальный шар, разбрасывая вокруг себя разноцветные блики, снопом серебристых искр взрываясь в волосах танцующих и причудливо отражаясь в их глазах …
… И из-за которого его измучила совесть. Чье тело он ласкал, массируя, провоцируя. Желая и отдавая всего себя. Чей запах преследовал его еще тогда, когда он был омегой Учиха … Обволакивал, защищал. Идеально дополнял. Пробуждая древние инстинкты, приспосабливая, выверяя. Рождая тот самый, единственный запах, который …
Он удивленно распахнул глаза, не веря в свое открытие. Рациональная часть мозга запротестовала, отказываясь признавать тот факт, что едва уловимый, нежный аромат, похожий на свежесть росы ранним-ранним утром, бегущий ручей около тающего сугроба … и белоснежный, призрачный первоцвет.
Подснежник. Его неповторимый, истинный запах.
Нет! Мама-омега уверяла, что такого нет. Наверное, это просто от всего того, что с ним случилось. Он слишком … переволновался … вот и … и … Голова закружилась, и внизу потянуло, сладко-сладко, выметая все сомнения, все мысли и вообще все, что прямо не относилось к его желанию.
Саске безмолвно попросил.
Еще.
Он хотел еще. Чувствовать, быть заполненным, получить еще больше. Ведь он так устал. Ведь он так измучился совестью. Чувствовал вину, с самого первого дня, когда узнал о своем задании. И так сокрушался, что это Наруто. Не то, что, будь на месте Узумаки другой альфа, ему было бы легче, пришлось признать, что и тогда сердце было бы не на месте. И та самая совесть. Но ведь это был тот, с кем Саске успел познакомиться. Поцапаться. Кто спас его от хулиганов. С кем было так удивительно легко в том кафе … И кого … Он так …
