Пока Мари слушает дерево, Хищник проезжается по ней отвёрткой, потом смотрит на показания, приподняв брови, и тихо спрашивает у Фёдора:
— Ты ничего не хочешь мне объяснить насчёт своей жены?
Мужчина усмехается:
— Когда ты её привёз, то просил передать сам себе четыре слова.
Ещё более вопросительный взгляд в ответ.
— «Спойлеры», — цитирует Фёдор. — И ещё, «обратное кольцо событий».
Хищник выпучивает глаза, но проглатывает такое объяснение. Хм... Не нравится мне это «обратное кольцо событий». Это уже не первое, с которым я сталкиваюсь. А Доктор их боится — значит, они реально опасны. И вряд ли очень часто встречаются, иначе бы он спокойнее на них реагировал.
Следующий вопрос Повелителя Времени заставляет меня напрячься ещё больше:
— Так, вы, обе. Признавайтесь, кто из вас генерит обратный ход Времени.
— Сладкий, ты о чём это?
Острый палец тут же упирается в Сонг:
— Цыц. Ты — вообще сложное событие во Времени и Пространстве. А вот ты, Росинант, — палец разворачивается на меня, но тыкать уже не рискует, — тёмная лошадка. Как бы мне вас растащить подальше друг от друга и понаблюдать, кто именно из вас двоих корёжит темпоральные линии?
— Почему не ты? — спрашиваю. — Объясни?
— Потому что! — ну и ответ. — За себя я всё знаю, и это не моё влияние.
— В отличие от профессора Сонг, у меня даже нет аппаратуры для темпоральных перемещений. Как я могу влиять на Время? Ты нелогичен.
— А ты пряма, тупа и недалека, как шпала. Нет, как далек. Хотя почему «как»... Это сейчас у тебя нет аппаратуры. А в будущем?
Озадачил.
— У меня недостаточно информации о физике Времени. Я разобрала скопированные у тебя записи, но не понимаю по-галлифрейски.
— Кстати, ещё одно обратное кольцо событий. Земляне украли темпоральные разработки у далеков, которые украли их у землян. Правда, кольцо неполное, так как тебе подвернулись и наши книги тоже. Знал бы тогда, как твой сканер работает — ты бы в жизни у меня доступ в библиотеку не получила. Признавайся, это ты Время кольцуешь?
— Откуда мне знать? — отрезаю. — Данные отсутствуют, для статистических выводов тоже не хватает фактов. Спасайте ноги Мари, её ловит корень.
— Не ловит, разговаривает, — женщина поворачивается к нам с лукавой улыбкой, совершенно не обращая внимания на медленно выбугоривающийся из-под грунта корневой отросток. А мне казалось, она в трансе.
Фёдор решительно подходит к жене и пытается отцепить её от ствола.
— Давай ты врастать сюда не будешь, а?
— Да подожди ты, несносный человек, — смеётся она, — дай хоть разобрать, что оно пытается передать.
Мари снова утыкается лбом в ствол. Мы напряжённо ждём.
— Если я ничего не придумываю, — наконец говорит она, — то они все — и цветы, и кусты, и деревья — сейчас просто удивляются. Сосна всё время повторяет, «я спала и проснулась». Но по-моему, это не про зиму, потому что она считает, что сон был двух видов — тёплый, когда надо расти, и холодный, когда расти не получается.
— Как они нас обнаруживают?
— О, это очень просто. Мы для них пахнем, светимся и трясём землю. Последнее им очень не нравится, потому что ранит их стебли и корни.
— Светимся? — озадачивается Ривер. — Ну я понимаю ещё, ТМД. А мы-то с какого боку?
— Возможно, тепло. Да и мозг излучает целый спектр всяких волн, — отвечает Фёдор. — Наверное, они ассоциируют любую форму улавливаемого излучения со светом.
— Про запах тоже понятно, — соглашается Доктор. — Есть такое страшно ругательное слово, «аллелопатия» — это химическое влияние растений друг на друга. Почему бы и людей им так не воспринимать?
— А ещё они очень обижены на мёртвую землю, — продолжает Мари, наконец-то сама отлепляясь от дерева и принимаясь счищать с ладоней смолу. — Я так понимаю, это город и вообще любое место, где живёт и работает много людей. Говорят, что старшие обещали помочь им всё почистить и оздоровить почву. Я спросила, кто старшие, и сосна сказала, что их двое, и что они тут неподалёку, на участке мёртвой земли живут. А ещё она удивляется, куда делись птицы, но в то же время эти старшие обещали, что никакие гусеницы и жуки этим летом им не повредят, можно будет разрастаться и чистить, чистить, чистить. Улучшать и потом жить в своё удовольствие. И никто не придёт топтать стебли, или рубить деревья, или разливать в почву яды...
— Настаиваю на гербициде, — говорю.
— Нет, — резко отвечает Доктор. — Это новый вид живых существ. Аналогов в природе не существует.
— Ну и что, объясни?
— Это геноцид!
— А то, что происходит с Землёй, это не геноцид? — уточняю.
— Тоже геноцид. Но конкретно этот лес ни в чём не виноват. Его не спрашивали, хочет он ожить или нет. Его не заставляют убивать других. Ему просто дают шанс комфортно и мирно расти и развиваться.
— Вот только он враждебен по отношению к людям, — вдруг замечает Ривер. — Знаете, милые мои, пора нам на АЭС, тряхнуть этих амариллов. Кто за, поднимите руку.
Ложноручку они через скафандр не увидят, поэтому поднимаю манипулятор. Фёдор, Мари и сама Ривер голосуют. Один Доктор, естественно, даже не думает присоединиться, зато находит повод обворчать нас всех:
— Нашли время заседать. Пошли уже!
— А деревья, между прочим, нас не так видят. Других людей и животных — так, как я рассказала, а нас — нет. Они только свет чувствуют, и не весь. И только потом понимают, что кто-то прошёл и примял траву.
— Мозговые волны, что ли, улавливают, — бормочет Хищник. И добавляет громче. — Во всяком случае, такое сходу придумать сложно, особенно... учительнице музыки.
По-моему, он хотел сказать какое-то другое слово вместо «учительницы».
И мы отправляемся продираться через прошлогоднюю траву и зеленовато-красно-бурый подлесок.
...Через пять скарэлов мы уже начинаем нервничать. По-местному, уже поджимает к семи вечера, а электростанции всё нет. Лес не настолько большой, чтобы пилить по нему напрямую почти час. Особенно имея возможность ориентировки по направлению лесопосадок — не кругами ведь сосны высаживали...
— Леший крутит, — замечает Фёдор то ли в шутку, то ли всерьёз. — Кажется, мимо этой бузины мы уже проходили. Не единожды.
— В лесу все кусты одинаковы, — отвечает Ривер, нервно оглядываясь. — ТМД, поднимись, погляди, насколько мы близко?
Третья такая просьба за время блуждания. Могу поспорить, что даже самым медленным ходом до бетонного забора с колючей проволокой вряд ли больше скарэла. Поскольку леший, судя по моим данным, мифическое существо, я скорее склонна подозревать какое-то излучение, влияющее на центры направления в наших мозгах... И что интересно, на мой навигационный компьютер тоже. Под защиту скафандра может проникнуть только очень ограниченный тип излучений, связанный с эмпатией и телепатией — ну конечно, если не считать каких-нибудь запредельных уровней радиации, но она везде пролезет, и в этом случае мои спутники уже были бы основательно поджарены лучевым загаром и блевали под каждым кустом. Эмпатия, телепатия... Деревья? Навряд ли, ведь мы как-то дошли почти до самой стены. Амариллы? Да ещё в искажённом времени?.. Ну, знаете, если два амарилла могут такое натворить, то я — галлифреец. Может, это какие-то убер-генно-модифицированные амариллы с заточкой под эмпатию и телепатию? Тогда откуда они такие вообще взялись?! Что-то у меня в мозгу опять всё не складывается. Пока собственным фоторецептором не увижу этих красных выродков с Альвеги, не успокоюсь.
— Предлагаю более рациональный вариант, перевезти на себе. Доктор, Ривер, оставайтесь здесь с манипулятором Вихря Времени. Вы двое, взялись за меня с двух сторон. И не заслоняйте датчики!
Если я буду видеть забор, то уж точно с маршрута не собьюсь. Так оно и выходит, вот только лететь приходится медленно и под землянские взаимные уговоры не бояться — женатая парочка начинает надоедать мне своими заскоками. Как я их только терпела? Ссадив двуногих у пруда охладителя, чувствую облегчение. И, хотя пробивающаяся трава здесь тоже красно-бурая и живая, это их проблемы, как они дождутся моего возвращения с остальными. На бетонную облицовку пруда как-нибудь переберутся, в конце концов.
