Доктор с Фёдором идут впереди и ведут тихие переговоры, действуя мне на нервы. Мари осталась на кухне, наводить там порядок и готовить еду. Кстати, в пространственно-темпоральном корабле, оказывается, есть ещё и нормальная кухня, а не только экспресс-духовка и мини-холодильник под консольной. Хочется клубничного йогурта, просто зверски. Такое ощущение, что я его два года не ела — может, его тут просто не умеют делать? Зато в холодильнике, небось, лежит стаканчик-другой... Но мне страшно разгерметизироваться в условиях ведения бактериологической войны, поэтому загоняю соблазн и голод подальше. Перебьюсь синтезатором и послушаю разговоры двуногих.

— Знаешь, Танька себя странно ведёт. Говорит, как робот...

— Хм, по-моему, она всегда так разговаривает.

— Да нет, если не считать её коронных «подтверждаю», «подчиняюсь» и «ошибка», раньше вполне нормально болтала.

— Что, правда? — даже не видя лица Хищника, знаю, какие у него глаза. Я и сама слегка удивлена. Неужели я переходила на полное неформальное общение с этими двумя? Чушь. Быть того не может.

— Даже шутила, правда, специфически. Например, на Новый год, по команде «ёлочка, гори», исправно притаскивала мне канистру с керосином и коробок спичек.

Хищник оглядывается на меня и давится, я, мысленно, — тоже. Шутка-то в моём стиле. Реально сошла с ума, я в себе разочарована. Подпустила этих гуманоидов так близко — верно, была какая-то причина. Какая-то серьёзная причина, чтобы подстроиться под Землю, а не подстраивать её под себя...

...Быть может, неимоверная скука? В конце концов, что-то ведь значит первая строка первого абзаца: «Эксперимент по ассимиляции с землянами признан опасным и закрыт, повтор запрещён». Забавная такая строчка. Даже не по себе от неё.

Мы почти добираемся до толстенького РЭМа*, рядом с которым стоит коробушка сонтаранского зондового микроскопа со встроенным монитором, как вдруг из-за стеллажа с гербарными папками раздаётся громкое и страшно знакомое:

— Доктор! Далек! За тобой!!!

Мы с Хищником синхронно поворачиваемся в сторону голоса.

— Ри-ивер, — стонет он. — Ну сколько можно?

Она стоит, привалившись к стеллажу, и посмеивается, целясь в меня из пальца:

— Бах! Падай, крестница, ты убита!

— Здравствуй, фея-крёстная, — отвечаю. Даже несмотря на сомнамбулическое состояние после удаления большого массива воспоминаний, мне приятно её видеть. Из-за выпавших из памяти лет, с момента расставания для меня прошло всего несколько часов. Но я думала, что больше никогда не встречусь с Ривер, так что — приятный сюрприз. Теперь понятно, кому Доктор обещал цветочек показать. Уж Ривер Сонг точно не упустит шанс потыкать скальпелем такую «прелесть».

А враг мой тем временем стонет:

— У вас даже шутки одинаково идиотские.

— Смотри, — протягиваю банку Ривер, не обращая внимания на завывания галлифрейца. — Подснежник.

— Это — подснежник? — жадно вытаращивается она и тут же тянет к банке левую руку. Странно, и целилась из левой, а правую не вынимает из кармана куртки…

— Подтверждаю. Ты ещё не видела, сколько от него отрезали и как он пытался вскрыть мой корпус.

— Хочу! — она, словно взвешивая, подбрасывает банку на ладони и хищно глядит на мутировавшее растение.

— Подопытная сенполия готова?

— Сумасшедшие женщины, — цедит Хищник сквозь зубы. — Мы вам не мешаем?

— Не-ет, — радостным хором тянем мы.

— Спелись два одиночества... Фёдор, пошли посмотрим, что там вирус натворил под микроскопом, пока они тут подснежник на препараты разбирают.

Ривер внезапно серьёзнеет.

— А мальчик нашёлся?

Фёдор мотает головой и мрачно говорит:

— Танька себе память почему-то стёрла. Мы не знаем, что с Павкой.

— И ещё у неё афтершок после блокировки большого участка памяти, — добавляет Доктор. — ТМД сбросилась до заводских установок, так что будь осторожнее с далеком, у него в мозгах сейчас только одно слово.

Он знает. Гад.

— Я не представляю для вас опасности, — отзываюсь я, искренне соврав, ведь на самом деле такую гарантию дать не могу. И тут вижу такое, что забываю вообще обо всём. Из кармана моей феи появляется и ложится на крышку банки правая рука. — Сонг, указательный палец. Что ты трогала?

— Угу, — отзывается она слегка виновато. — Ну, была немножко неосторожной. Я уже на лекарствах. И потом, ТАРДИС и артронная энергия не дают инфекции развиваться ускоренными темпами.

Звучит, как плохая отмазка. Не ожидала я от неё такой безалаберности.

— Тебе повезло, что для нормального равития вирионы нуждаются в биостимулировании, — говорю. Вот смысл был обливать меня аназоином, если Ривер заболела? И местные тоже нездоровы, судя по недавно прозвучавшему предложению попить интерферончику. Выходит, и Хищник тоже болен? Так вот отчего он напрягся, когда мы в ТАРДИС заходили. Представил, что я про него подумаю, когда дознаюсь. Он прав, именно это и думаю. Деби-ил! Самоуверенный дебил с прогрессирующим старческим маразмом!

— Про биоизлучение мы уже догадались, даже нашли подходящую частоту. Непонятно только, каким образом пришельцы его обеспечивают.

Доктор поворачивается к нам раньше, чем я успеваю ответить:

— После того, как кое-кто устроил на местной подстанции отработку первейшего инстинкта, они пускают направленный луч с четвёртого энергоблока Чернобыльской АЭС.

Ривер делает страшную гримасу, а потом уточняет:

— Какое сегодня число?

— То самое. В час ночи рванёт.

— Это фиксированная точка?

— Да.

Что и требовалось доказать.

— Сладкий, ты обещал мне фейерверк, но не такой же!..

Хм, по хранящимся у меня в базе данных описаниям свидетелей, фейерверк будет красивый.

— А, значит, про это ты всё-таки не забыла, — слегка насмешливо хмыкает Хищник.

Ривер, остановившись у стола с приоткрытой банкой в руках, возводит глаза к потолку и цитирует, без сомнения, запись в своём дневнике:

— “Вляпалась в серьёзный парадокс. Задружилась с далеком. Видела мужа – как всегда, великолепен. Обещал фейерверк. NB! Больше никогда не ходить к себе на могилу”. Да, и предвосхищая глупые вопросы: я по-прежнему не знаю, как я умру. Последнее, что помню — это неудачные попытки пробиться в дату, которую ты мне тогда прислал.

Они не на то переключились. У нас мало времени, и тем более его нет на пустую болтовню. Придётся перебить.

— Предположение, — говорю, пока Сонг вытряхивает растительного монстра на стол и начинает перебирать инструменты, а Доктор стоит в непонятном мне лёгком ступоре. — Согласно моим данным, противник запланировал на ближайшее время массированную бактериологическую атаку. По его расчётам, через двое суток даже для Сибири все методы защиты будут неактуальными. Возможно, готовится взрыв с целью распространения биоизлучения по всей Земле.

— Похоже на правду, — хмуро отзывается Доктор.

И ещё как. Согласно имеющимся у меня историческим данным, четвёртый энергоблок долбанул в связи с цепочкой настолько дурацких ошибок и дебильных совпадений, что официальная причина кажется совершенно притянутой за уши. Это породило массу альтернативных гипотез, порой весьма странных. Сейчас я уже начинаю сомневаться в том, что они бредовы. А ещё очень хочется знать, как зовут наших врагов. Я их непременно уничтожу, у меня уже ложноручки чешутся пустить кому-нибудь кровь. Но пока надо выяснить, каким образом работает их зараза. Узнаем — поймём, чего они добиваются. Поймём цели — расколем, кто они сами и откуда свалились на Сол-3. И вот тогда я оторвусь.

Ривер полосует подснежничек ланцетом, стараясь сделать тончайший продольный и поперечный срез, и напевает себе под нос:

— «Ускоренье — важный фактор, но не выдержал реактор, и теперь наш мирный атом вся Европа кроет матом...»

— «Тихо на улице, чисто в квартире, спасибо реактору номер четыре», — в тон ей подхватывает Хищник, ухитряясь глядеть в два микроскопа разом и одновременно с этим свинчивать какие-то провода. — Хиты КВН-1986. Так, вирус доел клетки крови, там теперь сплошная красная пыль. Фёдор, ну-ка, смени препарат на следующий, пока я тут...