— Назовите свое имя, госпожа, — спокойно проговорил он.

— Сьюзен, королева Нарнии, владычица Одиноких островов и леди Кэр Параваля, — сразу ответила она, и Ришда передернулся: неужели не лгут легенды о бессмертных королях и королевах этой дикой страны?

— Вы хотели убить меня, — напомнил он.

— Кажется, я не успею этого сделать, — Сьюзен села в ту же позу, что и он, положила руки на колени.

— Это из-за него? — тархан обернулся на тело, распятое на воткнутых в землю копьях.

— Он мой муж, — легко призналась Сьюзен.

— Он был храбрым воином, и мудрость его достойна визиря, — Ришда снова посмотрел на Сьюзен. — Я отдам его тело богине Таш, которой он служил, и он откроет глаза в прекрасных садах в стране ее.

— Он не служил Таш, — холодно сказала Сьюзен. — Ты говоришь так и показываешь, что если мудрость моего мужа — это мудрость визиря, то ты можешь сравниться лишь с погонщиком мулов. Я не буду говорить с тобой больше.

Тириан наблюдал за тем, как открывается дверь в Хлев, в нее вталкивают тело Глозеля, а потом воины склоняются; вслед за ним сама входит королева Сьюзен, не почтив Ришду на прощание даже презрительным взглядом. Джил коротко всхлипнула и плотнее завернулась в куртку. Тириан посмотрел на нее, на Юстэса, которому Поджин перевязывал руку, на усталого единорога; они все обречены, он понял это, и сразу стало легче.

— Готовьтесь к бою, — негромко сказал он. Они попрощались друг с другом, лица у всех просветлели; Тириан знал, что ему нужно — не победа, нельзя гнаться за несбыточным, ему нужно убить тархана. Он не будет спасать и помогать другим, он все равно не сможет сделать этого, но Ришда будет мертв еще до того, как день окончательно вступит в свои права. Он поднял руку с мечом и дал сигнал к атаке.

Глаза Сьюзен не сразу привыкли к темноте. Она сначала ползла по неровным доскам, потом ощупью нашла руку Глозеля. Она не знала, что делать; ее не убили, как обещала Таш; что же теперь? Сидеть и ждать, пока она умрет от жажды? Сьюзен хотела заплакать, но не смогла, хотела подняться, но тело отказывалось шевелиться от боли и усталости.

— Славная смерть, — констатировал голос за ее спиной, и вспыхнул свет, Сьюзен зажмурилась, а когда открыла глаза, никакого Хлева больше не было. Она продолжала сидеть, но теперь на траве, и в свете дня раны Глозеля казались еще более чудовищными.

— Ты знала, что мы неверно истолковали твои слова, — сказала Сьюзен, обернувшись. Таш теперь не выглядела гигантской, всего лишь высокой, ненамного выше Глозеля, четыре руки ее свободно висели вдоль худого изможденного тела, укрытого простым серым одеянием. Если она и демон, то гораздо менее страшный, чем люди, подумала Сьюзен, вспоминая Ришду и его искреннее восхищение павшим.

— Конечно, знала, — не стала спорить богиня. — Поверь, если бы твой муж был жив, он бы смеялся так, что снова умер. Не веришь? — Таш резко наклонила голову, уставившись на Сьюзен круглым глазом, раздраженно вздохнула и махнула правыми руками.

Глозель закашлялся кровью и сел, потом снова повалился на траву, выгибаясь от боли.

— Мой извечный противник исцеляет безболезненно, но не оставляет выбора, — сказала Таш, с интересом наблюдая за его мучениями.

— Выбора? — спросила Сьюзен.

— Он исцеляет тех, кто отправится в его страну, — пояснила Таш. — Мне же не нужны те, кто в меня не верит.

— То есть, мы все же можем попасть в страну Аслана, — уточнила Сьюзен.

— Я жду вас там, — раздался звучный голос, и Сьюзен вскинула голову. Огромный лев мягко соскочил на траву и подошел, Глозель мгновенно перестал извиваться и с облегчением выдохнул — боль отступила мгновенно. Он еще немного полежал, приходя в себя, и Лев рассмеялся:

— Ты и после смерти не изменяешь привычкам, лорд Тельмара.

— Не вижу смысла их менять, — отозвался Глозель.

— Он и в тебя не верит, — заметила Таш, косясь на Аслана.

— Зато он любит, — ответил Лев. — И сама смерть не властна над ним.

Глозель сел и протянул Сьюзен руку, она помогла ему подняться на ноги. Фигуры богов словно увеличились и расплылись, став далекими, словно те стояли в другом измерении, а они остались на всем свете вдвоем.

— Пророчество исполнилось, — сказала Сьюзен, обнимая его. — Ты умер в пурпуре и золоте, вознесясь и не упав, а я последовала за тобой.

— То есть, в другой мир мы не вернемся, — Глозель вздохнул. — Что ж, это было ожидаемо.

— Ожидаемо? — переспросила Сьюзен.

— Я до этого момента не был уверен, а ты не видела, ты повернулась к Юстэсу. Грузовик потерял управление и вылетел мне лоб в лоб. Мы умерли там, мы с тобой и Юстэс с Джил.

— А как же профессор? Тетя Полли?!

— Они сидели с твоей стороны и сзади, удар был в мою, вполне вероятно, что они как раз остались живы. Как и твои братья с Люси.

— Причем тут они?

— Мы проехали мимо них, чтобы повернуть. Тот чертов грузовик выбросил мою машину прямо в их сторону.

— Как ужасно, — Сьюзен прижала ладони к лицу, но продолжила такими словами, каких Глозель от нее не ожидал. — Люси совсем маленькая, какая для нее это психологическая травма! Такая жуткая авария прямо у нее на глазах!

Он рассмеялся, прижав ее лицом к своему плечу. На них больше не было испачканной кровью и грязью одежды, они были облачены как в праздник в Кэр Паравале и замке Каспиана Девятого; тельмарский наряд вельможи, черный и закрытый, не подходил легкому платью Сьюзен, но обоим было все равно. Усталость покинула их, словно ее и не было, зажили руки Сьюзен, прошла головная боль.

— Так Нарния — это и есть загробный мир, — Глозель погладил Сьюзен по волосам. — Тогда просто подожди, и твоя надоедливая семейка тут рано или поздно появится.

Сьюзен поцеловала его в губы, зажмурившись, а открыла глаза от ехидного голоса Люси:

— Рано или поздно я привыкну, ведь да?

— Я жил с ними год в одном доме и видел каждый день, — раздался ответ Питера. — И нет, я не привык.

— Такой мезальянс, — трагически вздохнул Эдмунд. — Королева и какой-то пират.

— Я надеялся на поздно, — сообщил Глозель, отпуская Сьюзен, шагнул вперед, крепко пожал руки Питеру и Эдмунду, поцеловал в щеку Люси, зная, что она терпеть это не может. Сьюзен повисла на Питере, самом ее любимом из братьев. Тем временем к ним подошли профессор Керк и леди Полли, заметившие Сьюзен и Глозеля первыми, но деликатно заинтересовавшиеся пейзажем. Поздоровавшись с ними, Глозель кинул быстрый взгляд на Сьюзен, спрашивая, как она думает, знают ли они, что умерли, но Сьюзен нечего было ему ответить.

Тириан сосредоточился только на битве; тархан не справился с Глозелем, полным сил, но в схватке с ним, измученным, вполне мог выйти победителем и без помощи копейщиков. И тут новая мысль пришла в голову Тириану. Он отбросил меч, нырнул под лезвие кривого ятагана тархана, схватил его обеими руками за ремень и рванулся в открытую дверь Хлева с криком:

— Иди и повстречайся с Таш сам!

Раздался оглушительный грохот, такой же, как тогда, когда внутрь кинули Обезьяна, земля содрогнулась, тархистанские солдаты закричали снаружи: «Таш, Таш!» и захлопнули дверь. Если Таш нужен их капитан, Таш его получит. Во всяком случае, они встречаться с Таш не хотели.

Несколько мгновений Тириан не понимал, где он, и кто он. Потом пришел в себя, заморгал и огляделся вокруг. Внутри Хлева не было темно, наоборот, он был ярко освещен и именно поэтому Тириан моргал. Он повернулся, чтобы посмотреть на тархана, но Ришда на него не глядел. Тархан издал ужасающий вопль и показал пальцем вперед. Потом закрыл лицо руками, и упал ничком на землю. Тириан взглянул туда, куда указывал тархан.

Таш стояла перед ним, огромная и ужасающая, она не была подернута дымкой, нет, она казалась еще более плотной, более настоящей, чем все кругом. По сравнению с ней сам Тириан чувствовал себя бесплотной иллюзией, плоским изображением. Таш наклонила голову:

— Ты звал меня в Нарнию, тархан Ришда. Я здесь. Что хочешь ты сказать?