— Я рада, милорд. За вас… и за всех нас. Хвала Создателю, вам удалось совершить невозможное.

Кто-то хмыкает, кажется, тот самый кунари. Милорд кивает и привычно ссутуливает плечи.

— Надо хоть выпивку народу выставить. Не каждый день Бреши закрываем, можно и отметить. Да и маги все нервные, как… Займись, короче.

— Конечно, милорд, все будет в наилучшем виде, — обещает она. Милорд Адаар снова кивает, разворачивается и выходит. Он прокладывает себе путь через толпу так небрежно, что Жозефина пугается: как бы кто-нибудь из гостей не принял толчок за личное оскорбление. Хотя сегодня Вестник — главный герой дня, вряд ли кто-то захочет затеять скандал. К тому же праздник. День, к которому они все так долго готовились.

Наверное, нервное напряжение сказывается, потому что Жозефине вдруг хочется расплакаться.

***

Устроить достойный праздник, когда у тебя есть только деревенские музыканты, сомнительного происхождения напитки и повара, привыкшие к полевой, а не к изысканной кухне, — задача не из легких. Но Жозефина старается изо всех сил. И ее старания не пропадают впустую: обитатели Убежища веселятся вовсю. Тут и там слышны песни, у костра на церковной площади танцуют, и даже знатные гости не без удовольствия пробуют местные блюда.

Когда Жозефина в третий раз возвращается с кухни, где распоряжалась насчет десерта, Лелиана ловит ее на церковном крыльце и едва ли не силой сует в руки бокал вина.

— Ты хоть раз присела за вечер?

— Я всего лишь проверяю, все ли идет как надо. Народ заслуживает праздника.

— А ты не заслуживаешь? — Лелиана улыбается. — Жози, брось. Все прекрасно, не пытайся контролировать всех и вся. Ты же видишь: люди радуются.

Это правда. Люди и не только люди радуются. Раскрасневшаяся Кассандра что-то обсуждает с Калленом и смеется. Адан танцует с интендантом Тренн, Сегритт — с Миневой. Неподалеку от костра Варрик что-то рассказывает, собрав вокруг плотное кольцо слушателей. Возможно, сегодняшние события он вставит в новую книгу.

Жозефина подносит бокал к губам. Если добавлять в подогретое вино травы и пряности, сразу и не поймешь, вышло оно из элитных виноделен или родилось в каком-нибудь захолустном поместье. Вкусно. Особенно на морозе.

— Надеюсь, все останутся довольны.

— Не сомневаюсь, что останутся. Твоя очередь получать удовольствие. Отдохнуть, потанцевать.

— Потанцевать? — Жозефина смеется и делает новый глоток вина. — С кем?

— Перечислить поименно, кто заглядывался на тебя, пока ты бегала туда-сюда с распоряжениями?

— Ты же не хочешь сказать, что следила!..

— Разумеется, следила, — спокойно соглашается Лелиана, но в ее глазах пляшут демонята. — Я же не могу бросить на произвол судьбы подругу, которую сама сюда привела! Однако Страж Блэкволл выглядит человеком, которому я могу доверить тебя на один танец. Он, кстати, первый в моем списке.

— Тебе просто нравятся Серые Стражи, — заявляет Жозефина, но послушно ищет глазами Блэкволла.

Страж Блэкволл стоит возле палатки интенданта, скрестив руки на груди. Жозефина не сразу может разглядеть улыбку на его лице. Во-первых, потому что он стоит в полумраке. Во-вторых, потому что с ним разговаривает милорд Адаар.

Рядом с милордом трудно приглядываться к кому-то еще, взгляд так и норовит соскользнуть, переметнуться. Вот и сейчас. Он стоит к Жозефине спиной. Может, дело в выпитом вине, а может, в безнаказанности, ведь милорд не знает, что за ним наблюдают, но Жозефина не может оторвать взгляда от плавных линий его тела, от рисунка мышц, не скрытых антаам-сааром. Теперь она знает, что эта странная броня называется «антаам-саар».

Девушке из хорошей семьи неприлично так открыто рассматривать полуобнаженного мужчину, если только дело не касается искусства. Особенно наемника-кунари… тал-васгота. Особенно Вестника Андрасте, если ты при этом еще и леди-посол Инквизиции.

Жозефина смотрит.

Вино с пряностями прекрасно согревает в холода. Кровь начинает бежать по жилам намного быстрее.

— Иди уже, — говорит Лелиана. — Не мучай кавалера дольше необходимого.

Жозефина идет. Она вовсе не собирается приглашать милорда танцевать… или Лелиана имела в виду Блэкволла?.. Но она ведь может теперь поднять бокал за победу Вестника? Поздравить его? Сказать что-то менее церемонное, чем утром, ведь сейчас нет нужды в формальностях?

Она замирает в нескольких шагах от него, там, куда не достигает свет костра, в глубокой ночной тени у палатки. Зато костер освещает милорда: рельефный, как у статуи, бок, окованные рога, на которых играют отблески огня. Если пройти вперед еще чуть-чуть, то можно приложить ладонь к голой темной коже. Это слишком фривольная мысль, нашептанная вином, и Жозефина не собирается воплощать ее в жизнь, но даже сама идея доставляет ей удовольствие. Сейчас она подойдет и скажет…

Милорд поднимает выше кубок. В его руке кубок кажется игрушечным, из детского кукольного набора.

— За нас с вами и хуй с ними!

В ответ слышен хохот Блэкволла, и смех тевинтерца Дориана Павуса, и низкое хмыканье Железного Быка. Жозефина осторожно отступает, а потом прибавляет шаг и сбегает на свое место.

— Так и не решилась? — Лелиана выгибает бровь. — Тебя спугнул наш громогласный Вестник?

— Можно и так сказать, — соглашается Жозефина. Внутри у нее что-то мелко дрожит, как будто ее застали на месте преступления, хотя ничего страшного не произошло.

— Жози, неужели ты до сих пор его боишься?! Ну, хочешь, я с ним поговорю, чтобы он вел себя при тебе сдержаннее?

— Ради Создателя, нет! — тут Жозефина пугается по-настоящему, потому что с Лелианы станется выполнить угрозу. — Милорд Адаар и так весьма сдержан… для тал-васгота. И что он подумает обо мне как о после, если я не буду высказывать ему претензии лично, а начну общаться через подругу?! О нет, избавь меня от такого позора.

— Как знаешь. — Лелиана пожимает плечами. — Тогда, бесстрашная леди Монтилье, тебе ведь ничего не мешает повторить попытку?

— Хорошо, — соглашается Жозефина и еще несколько долгих секунд смотрит в широкую спину милорда. — Позже.

***

Никакого «позже» не случается.

Когда на Убежище нападает неизвестный и жестокий враг, от леди-посла не больше проку, чем от торговки рыбой или поломойки — а то и меньше. Все, что она может, — подчиняться тем, кто лучше нее разбирается в стратегии и тактике, и не мешать. Сначала Жозефина укрывается со всеми в Церкви, а потом послушно уходит с другими через подземный ход, который указывает обитателям Убежища канцлер Родерик. Каменные обледеневшие стены этого хода дышат холодом, холод забирается под одежду, кусает за щеки, заставляет коченеть пальцы. Немного тепла дарит Минева, которая прислоняется к Жозефине и закидывает одну тонкую руку ей на плечо. Минева была легко ранена при нападении, ей трудно идти, и приходится почти что тащить ее на себе по мрачному коридору, благо, веса в хрупкой эльфийке почти никакого. Все идут молча, прислушиваясь к звукам позади, в любой момент ожидая услышать погоню. Но погони нет, в воздухе раздается только шорох и стук шагов, чьи-то негромкие всхлипы и стоны раненых. Жозефина не оборачивается и глядит вперед, только вперед, туда, где неверной походкой идет канцлер Родерик, опираясь на плечо странного юноши в широкополой шляпе.

Она почти не верит своим глазам, когда каменные коридоры заканчиваются, и вместо тяжелых сводов над головой открывается огромное звездное небо. Но не время любоваться звездами, командующий Каллен приказывает идти дальше, под укрытие круглого заснеженного холма. Жозефина заставляет себя шагать, хотя ноги становятся ужасно непослушными и слабыми. Ей стыдно от того, что она еле идет, хотя не была ранена; она стискивает зубы и заставляет себя сделать еще шаг, и еще, и вдруг проваливается в снег по колено. Минева стонет. Жозефина про себя призывает Создателя, собирается с силами и в несколько отчаянных движений выбирается на широкую колею, протоптанную бронто. По ней они и бредут, пока Каллен не объявляет остановку и можно больше никуда не идти и уложить, наконец, Миневу на расстеленный плащ.