– Я должен проснуться! Я должен проснуться! – прохрипел я в истерике.

«Ведь войдёт… ведь войдёт… ведь войдёт… – послышалось в моей голове, после чего из глубин подсознания раздался мой собственный приглушённый голос: – Так всё это был сон?»

Сумасшедший был в нескольких метрах от меня. Почувствовав это, я сильно зажмурился и увидел, как перед глазами поползли красные нити.

Последнее, что я почувствовал, так это лёгкое, но очень неприятное прикосновение к затылку.

***

Тук-тук, Денис!

– А? Что? – прохрипел я.

Я чуть приподнялся, а затем снова лёг и зачесал макушку, так как ударился ею об стол. Голова болела ужасно, спать тянуло немерено, но, преодолев сильнейшее желание закрыть глаза и снова погрузиться в сон, я выбрался из-под стола и приподнялся. Слабость и сонливость были такие, что сообразить что-то, а тем более вспомнить, как я тут оказался, для меня в тот момент было практически невозможно. Единственное, что я знал, так это то, что находился в огромной опасности и что дверь из кухни открывать не следует.

Я обессиленно опустился на стул, затем наклонился к столу, поставил на него локти и подпёр тяжёлую голову руками. Сонливость накатывалась на меня волнами. Каждая новая волна была сильнее предыдущей, но я держался, не позволял сну утопить меня в забвении. Мне нужно было собраться с мыслями, нужно было вспомнить всё, что со мною произошло. Но достаточно мне было лишь попытаться, как голову тут же пронизывала острая боль, а глаза от усталости начинали закрываться.

«Ведь войдёт… ведь войдёт… ведь войдёт… ведь войдёт», – в очередной раз раздалось в голове.

Оставшаяся во мне энергия тут же нахлынула на меня, и, раскрыв глаза, я вскочил из-за стола. Сердце стало стучать учащённо, страх чёрным туманом заполнил всю мою голову и разогнал сон, который какое-то время там властвовал. Воспоминания вылетали из глубин подсознания, подобно острым копьям, и вгрызались мне в виски и в жилки над бровями. Я вспомнил всё, что со мною произошло. Ну или почти всё, я точно не мог сказать. Однако, что странно, в дверь сейчас никто не стучит, и никто не пытается её выломать. Кроме тихого жужжания морозильника, ничего вообще не было слышно.

Я осторожно отпер дверь, после чего приоткрыл её и выглянул в коридор. Там не было никого. Затем я снова заперся, вернулся к столу и попытался собраться с мыслями.

– Так, что мне нужно… – прошептал я, навернув очередной круг по кухне. – Ну давай же, соберись! – Я дал себе звонкую пощёчину и, поддавшись чувству, сел за стол, но через три секунды вновь встал из-за него. – Так! Мне нужно…

В голове тут же выплыло имя… и номер. Номер, который я учил наизусть, чтобы можно было его набрать с ближайшего доступного телефона, если произойдёт что-то плохое с мамой.

– Да, нужно ему позвонить. Доктору, который к маме поставлен. Он приедет и со всем разберётся. Да… разберётся. И не нужно поднимать из-за этого шум. Это всего лишь обычный приступ, ничего более.

Однако приступ был далеко не обычный, просто я не хотел этого признавать. Если бы такое случалось и раньше, то маму ни за что бы не оставили на домашнее лечение. И… кто мог подумать, что может случиться… подобное? Но, несмотря на очевидные факты, говорить себе, что приступ всё же необычный, я не хотел, и достаточно было мысли на эту тему забрести мне в голову, как я её тут же отгонял.

Итак, у меня была цель: добраться до телефона, который лежал у меня в спальне. Я, конечно, отказывался верить в то, что приступ был необычный, но я всё же принял во внимание то, что мама была не в себе, что она вооружена («это всё из-за стресса, вызванного переездом», – подумал я), и главное – что она, скорее всего, сидит в засаде, выжидая того момента, когда я выйду из кухни.

Я искоса посмотрел на стойку для ножей. По телу пробежала дрожь.

***

Кухню и мою спальню разделяло несколько шагов, пусть и больших. Я решил для начала просто отойти от кухни на безопасное расстояние, а потом, когда полностью удостоверюсь в безопасности своего маршрута, перебежать в спальню. План всего этого действа был прост, как пять копеек: если мама в моей спальне, то я бегу обратно, а если где-то ещё – в зале, например, или в комнате напротив моей спальни, – то действую по ситуации, в зависимости от того, где именно она находится и докуда я уже успел добраться. План был не идеальный, конечно… хотя что душой кривить – он был ужасен. Но досконально всё продумывать и просчитывать возможности времени не было, ведь если я не поспешу, то, скорее всего, отключусь, а за время моей отключки мама, возможно, придумает всё-таки способ, как сюда войти. В конце концов, она может банально выбить дверь… и странно, что она ещё это не сделала. Даже если звук каким-то образом пройдёт сквозь звукоизоляционные стены, соседи всё равно не успеют прибежать, вышибить входную дверь и спасти… Господи, как же я устал! Каждая новая мысль… сразу… по прибытии… будто… молотом бьёт мне по мозгам. Как же я хочу… спать!

Подавив очередное желание уснуть, я медленно приоткрыл дверь, выглянул в коридор и, убедившись, что там всё ещё никого нет, покинул кухню. Сделав это, я направился к вешалке для верхней одежды, с зоны возле которой просматривался и конец коридора, и часть зала сквозь приоткрытую дверь. На цыпочках подойдя к залу на несколько шагов, я заглянул в него. Там не было никого. По крайней мере, с того места где я стоял, мне никого не было видно. И если кто-то захотел бы напасть оттуда, то, как я думаю, он бы это уже сделал.

Глубоко вздохнув, я направился к концу коридора. Доски подо мной предательски скрипели, к тому же очень громко, если учесть, что в квартире стояла просто гробовая тишина. Добравшись до двери в ванную, я заглянул в мамину спальню, расположенную слева. Там тоже никого не оказалось. Сердце застучало чаще. Что-то мне подсказывало, что мама спряталась в моей спальне – я чуял это, – и на несколько секунд мне даже показалось, что за дверью раздавались тихий скрежет и громкое дыхание. Но поворачивать назад было бессмысленно… да и не было сил. Я и не мог предположить, что усталость с такой силой навалится на меня, когда я доберусь сюда. Голова практически не соображала, глаза закрывались, ноги подкашивались. Теперь выбора у меня точно не было.

Приоткрыв дверь, я на пару секунд выглянул из-за неё, чтобы осмотреть комнату. Вроде никого не было видно, хотя я не был уверен, что мама не пряталась где-то, выжидая подходящего момента для атаки. Однако боль в висках заставила меня позабыть о сомнениях, пусть для них и была весомая причина. Я вошёл в спальню, которая оказалась… и впрямь пуста.

«Где же тогда…» – загорелась мысль у меня в голове и сразу же потухла.

Пульсирующая боль в висках тут же заставила меня отказаться развивать эту мысль, и, закрыв за собой дверь, я подбежал к тумбочке и принялся её обшаривать. Мне нужен был телефон, только он. Не найдя его там, я вскочил с пола и схватился за голову.

– Так… где же… – сказал я, после чего кинулся к столешницам, перевернул всё их содержимое вверх дном, при этом сильно прищуриваясь, так как сквозь пелену перед глазами мне было очень трудно что-то разглядеть. Там я тоже ничего не обнаружил. Затем я обшарил шкаф, прополз на четвереньках, осматривая каждый дюйм пола, а также посмотрел под кроватью и под рабочим столом. Поиски закончились моим громким провалом. Я плюхнулся на кровать, но затем тут же с неё встал, боясь заснуть.

– Что за чертовщина?! – прохрипел я в отчаянии. – Неужели мама его забрала?

Сейчас в голове моей, конечно, работала всего одна извилина, но и её хватило, чтобы прийти к другому выводу, не менее пессимистичному. Убито опустив голову, я его озвучил:

– Лунатизм… конечно! Этот грёбаный лунатизм!

Я со злостью ударил по кровати ногой, после чего тут же сел на неё и схватился за голову.

– Ну зачем я вчера снова положил его сюда? Он мне был уже не нужен, так зачем?

И тут… пелена перед глазами начала сгущаться сильнее, а откуда-то из глубин подсознания стала раздаваться мелодия: «Тири-ти, тири-там, тири-ти, тири-там».