Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Тёплый вечер в пятьдесят шестом…»

Тёплый вечер в пятьдесят шестом
оживает под пером гусиным:
керосиновая лавка под мостом,
как приятно пахнет керосином!
На пороге я и мой отец,
нет… не я, а первоклассник Славка.
И большой чумазый продавец
живописно замер у прилавка.
Я сказал, держа отца за локоть,
теребя рубашку на груди,
я сказал: – Хочу у вас работать! —
он ответил важно: – Приходи! —
важно, убедительно, красиво —
чтоб моё внимание привлечь…
Обожаю запах керосина!
Уважаю искреннюю речь!

«Под шутки взрослых, на суровой нитке…»

Под шутки взрослых, на суровой нитке,
Привязанной к двери или к калитке,
Вот методы! – и варварски, и грубы —
Мне вырывали временные зубы.
А бабушка, хватаясь за живот,
Смеялась: – Всё до свадьбы заживёт!
И мальчика утешить подходила.
И плакал я, и весело мне было.
Уж сорок лет как бабка умерла.
Мне зубы рвут другие доктора
Уверенно, надёжно и умело,
Но уж никто ко мне не подойдёт,
Не скажет: – Все до свадьбы заживёт.
И до меня кому какое дело?

Первая любовь

Полюбил,
Или просто привык?
Или просто гулять было не с кем?
Или просто прилип, как язык
На морозе прилип к железке…
И уже разозлился, и слёзы из глаз:
– Первый раз, и последний раз,
А теперь оторваться бы только…
И смеётся соседский Колька,
По прозванию Ловелас.

«Жизнь моя – возьми да и рухни…»

Жизнь моя – возьми да и рухни,
когда ты сказала мне: “нет”.
Мы встретились вновь через двадцать лет
у двери детской молочной кухни
в очереди среди пап и мам,
где чёрный снег и весенний хлам,
где я различил,
как в подзорную трубу,
белую прядь на твоём лбу…
Рыча, опрокинув какой-то бак,
расселся твой пёс на снегу, —
ты всё, как и прежде,
любишь собак. —
А я их терпеть не могу!

«Верить ли: нечаянная встреча…»

Верить ли: нечаянная встреча,
Быстрый оклик,
любопытный взгляд…
И пришла, и защититься нечем,
И уже не хочется назад.
С каждым днём заметнее тревога:
Всё понять, признать и совершить…
Но боится сердце-недотрога
Вновь болеть,
и мучиться, и… жить.

«Последние дни середины апреля —…»

Последние дни середины апреля —
из сквериков листья убрали,
и красят заборы, и пляшет Емеля
на ярмарке
в маленьком нашем квартале.
Весеннее солнце спокойно и ярко
сияет с верхушки Университета,
торгуют цветами, на улице жарко —
а впереди ещё целое лето.
У магазина оркестр играет,
и импортный фильм будет в девять…
и если сейчас человек умирает —
то в это так трудно поверить!

I960

Ты,
бездельник, бестолочь, грязнуля!
Ты,
отличник, маменькин сынок!
помнишь лето, первое июля,
наш периферийный городок?
Там, где допотопные бараки
живописно сбились в полукруг
у колодцев греются собаки,
положив хвосты на тёплый люк.
Где гудят машины-пятитонки,
развозя казённое добро,
и ребята спорят у колонки —
кто возьмёт тяжёлое ведро.
На скамейках ссорятся старухи,
малыши елозят по земле…
А в Москве с рассвета злые духи
грозно совещаются в Кремле.
Но поёт
почти что каждый встречный
про любовь на улице Заречной!

Пушкинская улица

– Я вас люблю, чего же боле?.. —
но тут запнулся острослов.
…Вот здесь – театр, а в этой школе
учились я и Соколов.
Безногий инвалид Курносиков
в потёртом френче, со звездой,
сюда приехал на колёсиках,
остановился у пивной.
Гудит Москва предновогодняя,
в убранстве праздничном страна.
Но есть на свете преисподняя —
и в этом черепе она.
Подъедет ближе – выпить хочется…
(без очереди – вот бандит!)
Потом привстанет, и помочится.
Простите, люди. Бог простит.

Вагон

Хлопнула дверь. Замирает перрон.
Пахнущий сказками детский вагон:
Ёлка, игрушки, гирлянды, и вата;
Даже по пол-апельсина на брата.
В маминых прядках мильоны снежинок,
Чей-то котёнок подпрыгнул в углу, —
И от осыпавшихся хвоинок
Целое море на тёплом полу.
Мама берёт на колени ребёнка,
Мальчик постарше приподнял сестру:
Тут вам картина и “Три поросёнка”,
Тут вам и “Утро в сосновом бору”.
Ёлка, игрушки, гирлянды, и вата…
Хватит на семьдесят лет
аромата!
2
{"b":"677566","o":1}