При входе в отделение Раиса с Женькой наскочили на Кривуленцию. Она надсаживалась так, что шея раздулась и покраснела. Дарья слушала ее молча. А рядом стояла сама главная врачиха, и в глазах ее явно читалась досада на такое неприятное происшествие, как пропажа пациентки. Главная врачиха редко появлялась в жилом корпусе и ее не часто обсуждали в палатах. Наверное, поэтому у нее даже не было нормального прозвища, а в редких случаях о ней говорили: Сама приходила, Сама сказала. Конечно, некоторые верили, что Сама, мол, не знает, какие безобразия творятся в отделениях, а если бы знала, то все исправила бы. И даже рвались "открыть ей глаза" на реальную действительность. Но Сама ходила по палатам в окружении целой свиты, и к ней было невозможно подступиться. Женька считала, что ничего ей говорить и не стоит, потому что, когда Сама шла по коридору быстрой деловой походкой, глядя как-то сквозь, на лице ее было написано: "как мне все это надоело".

Увидев разгоряченную Раису, которая предъявляла всем Женьку, как найденный клад, Кривуленция заткнулась на полуслове, а Сама, показав тонким пальцем, спросила:"Эта?" Убедившись, что ЧП все-таки не случилось, она сразу переключилась на какие-то другие важные дела и поспешила прочь, бросив Дарье:"В штрафное отделение ее на неделю".

Дарья негромко сказала:"В штрафном все места заняты", но ответа не последовало. Тут вновь завопила, наливаясь кровью, Кривуленция:

- Где ты была, уродина, что это за выходки?

Раиса, видя, что Женька еще не оклималась, начала объяснять:

- Я нашла ее возле прачечной, когда шла в бельевую. Она там лежала без сознания около запасного хода. И я ее привела поскорее сюда.

Пока Кривуленция набирала воздух для следующей реплики, Дарья удивленно спросила:

- Около прачечной, в хозблоке? Как же, интересно, она могла добраться туда ночью? Да это вряд ли возможно, ведь это даже за вашим постом, Каролина Борисовна!

Кривуленция чуть не откусила себе язык от злости. Она посмотрела вслед главной врачихе, проверяя, не могла ли та услышать дарьины слова, и дернув головой, прошипела:"Ну, мы еще разберемся во всем этом". Выпрямившись еще больше чем обычно, она почти побежала по коридору в административный корпус.

Раиса потащила Женьку в палату и уложила на койку. Все это время Женька пыталась сообразить, что же произошло. Она прокручивала ленту ночных событий, торопясь вспомнить все. Вдруг она похолодела. Раиса сказала - возле прачки, у запасного хода! В той тесной нише Женька присела остановить кровь... Она скосила глаза на грудь: полосатая больничная футболка, с каплями крови, та самая, которую пришлось разорвать, чтобы перевязать руку... А рука? Рука - целая. Не смея поверить в жуткие предчувствия, Женька пощупала бинт на животе. Есть! Железяка четко прощупывалась. Что же это? Выходит, она никуда не вылезала? Как присела тогда у прачечной, потеряла сознание, и... Женьке хотелось вздохнуть полной грудью, и набрав воздуха, избавиться от этого кошмара, но грудь сдавило, вдохнуть не получалось, и, захрипев, она провалилась в черную пустоту.

...Но пустота была совсем не пустой. Она давила со всех сторон, душила, нажимала, не давала вздохнуть, пошевелиться. Женька не могла сопротивляться... И все? - подумала она с горечью. - И все?.. Но вдруг в этой темноте и тишине появились какие-то пятна и звуки. Они мерцали, перемещаясь, раздвигая черное пространство вокруг. Женька напряглась, пытаясь разобрать смысл: ...ая... ая... дохлая... бессовестная... Так это же Раиса снова разоряется! Наклонилась над Женькой и орет в лицо:

- Ну что ты лежишь опять как дохлая! Сколько можно уже издеваться! Ты придешь в себя наконец или я не знаю, что я с тобой сделаю!

Женька так обрадовалась, увидев Раису, ее знакомое разгоряченное лицо, что сразу успокоилась и прошептала:"Раиса! Ну чего ты орешь?" Раиса сразу замолчала и некоторое время смотрела удивленно. Волосы у нее растрепались, челка прилипла к мокрому лбу. Потом брови у нее стали домиком, а лицо принято совершенно необычное выражение - жалобное, несчастное. Расиса закрыла лицо руками и куда-то пропала. Женька не могла встать - голова была как чугунная. Но ей так хотелось, что бы кто-нибудь подошел, что она снова принялась разлеплять запекшиеся губы. Тут же над ней склонилась Нина Павловна и тихо спросила: "Ну что, Женя, тебе уже лучше?"

Женька прошептала: "Сколько времени?"

- Сейчас вечер, уже был ужин и линейка, скоро отбой. Ты пролежала уже полдня... Как ты себя чувствуешь?

- Ничего... А где Лидка, Валентина?

- Валю забрали, когда обнаружили, что ты пропала. И она еще не вернулась. А Лиде стало лучше, она поела, разговаривала, но теперь опять уснула. Хочешь попить? Тебе Рая какую-то микстуру вливала, горько, наверное? Но зато помогло...

Женька попила несладкого киселя. Ни о чем не хотелось думать. Заснуть бы, да надолго... Она зарылась в подушку: только не думать, только...

Хлопнула дверь и раздался голос Валентины:

- Ну, как тут у вас? Ба, кого я вижу, Евгения! Не прошло и полгода, а ты в родных пенатах! Привет, путешественница!

Она навалилась на Женьку, обнимая, тиская, тормоша: ну, как дела? Окей или не совсем?

Женька задергалась:"Валя, сними скорей с меня эту повязку, посмотри, что там! Я ничегошеньки не понимаю, что со мной случилось!" Суетясь, она тянула бинт, он не снимался, острые края железяки царапали кожу. Теперь Женьке хотелось избавиться от этой штуки как можно быстрее. Валентина побежала просить ножницы. Разрезав повязки, она потрогала штуковину:

- Что в порядке? - жалобно протянула Женька. - Она пустая?

- Пустая - смотри, холодная какая. Расскажи скорей, как же тебе удалось?

Торопясь и сбиваясь, всхлипывая от волнения, Женька стала рассказывать о том, что помнила. Нина Павловна и Валентина придвинулись совсем близко и напряженно вслушивались, глядя ей в лицо и переживая все события. Когда Женька дошла до пустыря, Валентина всплеснула руками: "Я-то чувствую, полынью пахнет! Ты захватила с собой?" И, не дожидаясь ответа, полезла в карман блузки, которая висела на стуле.

- Ну, спасибо, ну, молодец, - приговаривала она, доставая оттуда смятый стебель полыни и горьких запах снова донесся до Женьки. Почувствовав его, она поняла, что действительно сделала все, что было надо, и расплакалась от волнения. Сквозь слезы Женька рассказала Валентине, почему ей показалось, что все это был только сон.