Очнулась я в таком облике, в каком ты видишь меня теперь. Вокруг меня была лишь тьма и тишина. Поднявшись на ноги, я долго шла сначала в одну сторону, потом в другую, а потом начала паниковать: везде царила вечная ночь. Я долго кричала и плакала, но меня никто не слышал.

А потом я увидела свет. Я побежала на него, как угорелая, и буквально влетела в нашу комнату — ту самую, которую занимали мы с сестрой. Она сама сидела на кресле-качалке и пела, прижимая к себе нашу любимую игрушку — плюшевого медведя, которого мы никак не могли поделить.

Я несколько раз звала сестру, но тщетно: она не могла ни слышать меня, ни видеть.

Прошло довольно много времени, прежде чем я поняла, каковы мои силы на самом деле. Я царила в этой тьме, могла обустраивать свой мирок так, как мне бы захотелось, летать, даже иногда — с большим трудом и опосредованно — контактировать с внешним миром, с неодушевлённой его частью. Но единственным живым человеком, до которого я всё-таки смогла достучаться, оказалась моя сестра.

Мы были неразрывно связаны с ней, так как являлись однояйцевыми близнецами, и именно ей я сначала показывалась во снах, а потом она научилась общаться со мной, сама находясь в трансе.

Так она стала практически моей хозяйкой: я могла наслать сон или обморок, но только по её указке. Я могла показать видение, но только то, что она выбрала.

Но недавно — практически только что — меня освободили. Вскоре я навсегда уйду отсюда, а моя драгоценная сестрица займёт моё место — неплохо бы ей на собственной шкуре понять, каково это.

Я слушал Фанни, приоткрыв рот. Вся её история отдавала психозом и абсурдом, да и вообще, я ни на секунду не забывал, что нахожусь во сне, но всё же я не смог удержаться от вопроса:

— Как тебя зовут на самом деле?

Фанни улыбнулась и перекувыркнулась в воздухе.

— Мне будет этого не хватать, — призналась она, расставив худые руки в стороны. — Но я благодарна тебе за то, что ты позволил мне выговориться: я не могла обратиться ни к кому другому, потому что сестрица, сам понимаешь, без восторга относится ко мне, а тот, другой, вообще не способен на сочувствие, хотя соображает просто прекрасно, ведь именно он придумал, как поменять нас местами.

Она резко застыла и, внезапно посерьёзнев, произнесла:

— Прощай, Фред.

Она хлопнула в ладоши, и я тут же, подпрыгнув, проснулся.

Я был в своей до боли знакомой спальне, а за окном уже занималось утро, судя по лучам, проникавшим в комнату сквозь занавеси.

Начинался новый день, в котором не было места для всяких глупых снов.

========== Глава 53. Прощание не навсегда. ==========

Вторник для меня начался с двух новостей: одной приятной, а одной — так себе. Первая заключалась в том, что фото работы моего клуба было выбрано для того, чтобы печататься в одном из токийских онлайн-журналов — там готовили репортаж о нашей школе.

Вторую же мне рассказала моя верная товарка Бурейку Дафуни: как оказалось, дедушке нашей учительницы алгебры, Мацуока-сенсей, исполнялось сто лет, и вся её семья, включая и дальних родственников, собиралась для этого торжества в Саппоро. В связи с этим, с сегодняшнего дня наша классная руководительница уходила на недельный отпуск.

— А вместо неё пригласят замещающую, — прибавила Дафуни, сморщив нос. — И если опять будет Мида-сенсей, то я просто не стану ходить эти дни в школу.

— А что не так с этой Мида? — спросил я, заряжая плёнкой фотоаппарат. — Ты её знаешь?

— Мой старший брат напоролся на неё, когда учился здесь, — передёрнула плечиками Дафуни. — Она просто маньячка.

Что именно она вкладывала в это понятие, я расспросить не успел: Дафуни внезапно посмотрела на часы и заторопилась к себе в класс.

Я вышел из помещения клуба следом за ней: мне тоже стоило поспешить, так как к опозданиям на уроки у нас относились крайне строго. По пути к своей аудитории я завернул за угол и чуть было не столкнулся с женщиной. Пробормотав извинения, я посторонился и поднял голову.

И так и застыл, разинув рот.

Клянусь всеми святыми, если бы малыш Фредди не играл за другую команду, то такая дамочка могла бы очень его воодушевить. Высокая, прекрасно сложенная, с соблазнительным прищуром карих глаз, блестевших за стеклами очков в тоненькой оправе, она была красива и знала об этом. Горделивая осанка подчёркивала высокую грудь, вид на которую открывал весьма смелый вырез блузки, а длинные ноги в чулках, поблёскивавших лайкрой, были достойны подиума.

Отмерев и вспомнив, что, вообще-то, пялиться не особо прилично, я поклонился. Женщина ответила мне улыбкой и кивком и вошла в аудиторию «3-1».

Я не знал, какой урок у них должен быть, но помнил, что новых учителей в нашу школу не принимали, значит, это и есть преподавательница на замену… И вряд ли это была та самая, о которой Дафуни сказала «маньячка»: сомневаюсь, что подобное прозвище вообще подходило такой сногсшибательной особе.

Добравшись до своей аудитории, я сел за парту и тут же вскочил: я увидел свой самый страшный кошмар. Аято и Ямада Таро, стоя у доски, мирно беседовали о чём-то.

Надеюсь, они не признавались друг другу в любви?..

В любом случае, надо было выяснить, о чём шёл их разговор.

Я встал с места и не спеша направился к ним. На меня никто не обращал внимания: в Академи все уже давно привыкли к дружелюбному, пусть и белому Фредди Джонсу. А Ямада и вовсе не отличался особой внимательностью и наблюдательностью.

Я встал сбоку от доски, очень близко к ним, и сделал вид, что читаю списки учеников для разных олимпиад.

— Но ты же не чувствуешь себя одиноко? — участливо спросил Аято. — У тебя есть друзья, да и Ханако явно не даёт заскучать.

— Верно, — ровный и почти без интонаций голос Таро почему-то страшно раздражал меня. — Но своей лучшей подругой детства я забыт окончательно и бесповоротно: у неё теперь любовь, поэтому вне школы видеться мы перестали.

— Ничего страшного, — мягко заметил Аято, наклоняясь к собеседнику, на мой взгляд, слишком близко. — Говорят, что дружба с детства уступает по крепости той, что складывается в период отрочества или даже чуть позже.

— Я согласен, — склонил голову Ямада. — В последнее время Наджими довольно часто раздражалась на меня; наверное, её уже тяготило общение со мной.

Я едва слышно хмыкнул. Вот это он точно заметил: разговоры с ним кого угодно могли вогнать в сон, и Осана тут не исключение. Конечно, она предпочитала общаться со своим новоиспечённым женихом, а не со скучным серым спальным мешком, постоянно погружённым в свои книги. Я бы на её месте поступил точно так же, хотя моим другом детства вряд ли оказался бы Ямада: такие, как он, старались держаться подальше от иностранцев.

С минуту они ещё поговорили о ничего не значивших мелочах, а потом Аято спешно засобирался к себе в аудиторию.

— Кстати, поздравляю с назначением, — вымолвил вдруг Ямада. — Я слышал, у тебя вчера был день рождения, так что это можно считать ещё одним подарком.

— Семпай… — Аято скромно опустил глаза; его щёки порозовели. — Надеюсь, что на мой следующий праздник ты придёшь в качестве гостя. А на обеденный перерыв я жду тебя в кабинете школьного совета.

— С удовольствием приду, — Таро склонил голову. — После того, что ты сделал для моей сестры, Аято, я считаю тебя своим другом.

Слово «друг» приятно ласкало мой слух, но вот реакция Аято на эти слова заставляла серьёзно задуматься: он покинул нашу аудиторию с выражением абсолютного счастья на лице. Видимо, у него имелся какой-то план по тому, как влюбить в себя Ямада… Или я просто выдаю свои фантазии за реальность.

Ямада медленно пошёл на своё место, и я, без труда нагнав его, громко спросил:

— А что за назначение у Аято?

— О! — Таро вздрогнул и обернулся. — Привет, Фред; я тебя не заметил… Ты не знаешь про новую должность Аято? Странно, я думал, вы друзья.

— Мы и есть друзья, — немного резко отозвался я. — Просто он не докладывает мне всё подряд.