Но меня это ничуть не обескуражило: я ничуть не боялся, потому что осознавал, что единственную опасность здесь представлял я сам.
Через двадцать минут довольно быстрой ходьбы я остановился и направил фонарик вперёд. Кругляшок света выхватил покосившуюся дверь с облупившейся краской. На ней висела поржавевшая табличка, на которой ещё можно было различить кандзи «больница» и «сё» от «Хонсё».
Значит, это госпиталь, тот самый, где Ока…
Но зачем я пришёл сюда?
Тем временем я одёрнул рукава и осторожно направился внутрь здания через полуразвалившуюся стену слева от двери. Точно зная, куда иду, я не боялся…
Что за чертовщина происходит? Создавалось впечатление, что мой дух словно подселился к другому человеку и с его перспективы наблюдал за всем. Это подтверждалось ещё и тем, что кожа на запястьях была не моей — по-европеоидски белой, а желтоватой, как у местных жителей. Значит, меня «поместили» в голову к японцу, недаром люди, ожидавшие на остановке автобуса, не обращали на меня внимания.
Интересно, кто этот человек? Судя по росту, он высокий, даже не уступавший мне, только почему-то намеренно сутулился. А скорость ходьбы и походка давали понять, что это человек молодой. Иногда мне удавалось уловить его мысли о том, что стоило избегать камер и случайных встреч, но вот его эмоции от меня были скрыты, спрятаны, как за железным занавесом.
Будто их и вовсе не было.
Я, вернее, «я» крался осторожно, бесшумно, ловко, помня о том, что ни в коем случае нельзя быть обнаруженным раньше времени. Поднявшись по старой и местами обвалившейся лестнице до пятого этажа, «я» прокрался в коридор и осмотрелся. Из одной из комнат был виден свет: он чуть подрагивал, как будто была зажжена свеча. Аккуратно продвигаясь вдоль стены, «я» приблизился к помещению и прислушался. Оттуда раздавались приглушённые песнопения, монотонные, как молитвы. Чуть пригнувшись и заглянув внутрь, «я» удовлетворённо кивнул самому себе: там была она.
Ока сидела на пледе спиной к двери. Она была окружена зажжёнными свечами, а перед ней лежал огромный фолиант, раскрытый где-то посередине. Покачиваясь из стороны в сторону, Ока речитативом напевала какие-то странные слова, мало походившие на японский язык.
Я безумно обрадовался при виде неё. Вот же она — живая, с ней всё в порядке! Может, меня отправили в прошлое, чтобы её спасти? Так пожалуйста, я готов: нужно просто подойти к ней, тронуть за плечо и убедить уйти отсюда немедленно.
Но «я», по-видимому, был совсем другого мнения. «Я» проскользнул мимо двери и, оказавшись в соседней комнате, крадучись, приблизился к окну без стекла и выглянул наружу. Чуть ниже по всей длине этажа проходил выступ шириной примерно в шесть дюймов*. Он не играл никакой роли и являлся всего лишь архитектурным излишеством, но теперь должен был помочь «мне» в этой непростой миссии.
Осторожно сев на подоконник, «я» поставил ноги на выступ и медленно выпрямился. Риск был огромным, но «я» не боялся, потому что знал: всё это нужно для высшей цели.
Встав лицом к стене и прижавшись к ней всем телом, я начал медленно, боком, продвигаться вперёд. Камни были скользкими, но обувь с шипами, а также природная ловкость помогали «мне» не сорваться вниз.
Приблизившись к соседнему окну, «я» громко прошептал что-то нечленораздельное. Песнопения Оки тут же смолкли, а потом раздался её голос, несмело спросивший: «Ты здесь, о дух?».
— Здесь, — прошипел «я». — Я здесь. Подойди ко мне, чтобы я смог пообщаться с тобой.
— Не могу поверить, что получилось! — радостно вымолвила Ока, кидаясь к окну. — Я же говорила, что я и вправду медиум, а никто не хотел слушать… О дух, прости меня за беспокойство, но я общаюсь с такими же сущностями, как ты, и хотела бы узнать…
— Подойди ближе, — снова прошелестел «я». — Я наделю тебя высшей мудростью и умением общаться с духами без ритуала.
Ока выглянула из окна и посмотрела направо — туда, где находился «я». Она прищурилась, но ничего не могла разглядеть: она только что пребывала в освещённом помещении, а на улице царила абсолютная темень, ведь ночь стояла безлунная.
— Иди ко мне, медиум, — «я» понизил голос. — Или мне придётся уйти, не посвятив и тебя в великие тайны.
Ока немного помедлила, а потом осторожно вылезла из окна и ступила на выступ.
— О дух, ты жил здесь когда-то? — спросила она, вглядываясь во тьму. — Открой мне свои тайны!
— Подойди ближе, медиум, — «я» специально шептал так, чтобы не было слышно, как «я» набираю воздух и выдыхаю, ведь призракам этого, как правило, не нужно. — Ты единственная, кто смог проникнуть в наш мир за много лет…
Ока прижалась спиной к стене и сделала несколько несмелых шажков вбок, одновременно тщетно вглядываясь в тьму.
— О дух, я прошу тебя явить мне свою силу! — с придыханием вымолвила она.
— С удовольствием, — вымолвил «я».
Дальше всё произошло молниеносно: «я» сделал резкий выпад и, легко схватив Оку за плечо, дёрнул вперёд. Она тут же потеряла равновесие и, неловок всплеснув руками, полетела вниз. Последнее, что я увидел, — это её лицо, искажённое гримасой ужаса.
Будучи не в силах больше выдержать этот кошмар, я закричал и тут же проснулся. Сев на матраце, я осмотрелся. Всё нормально: это моя комната, мой письменный стол, окно, шкаф…
Неловко встав со своего ложа, я направился в ванную: моя школьная форма пропотела практически насквозь, неприятно липла к телу, и её нужно было срочно постирать.
Остановившись напротив зеркала, я посмотрел на себя. Всё на месте: и моя белая кожа (правда, щёки раскраснелись), и голубые глаза, и русые волосы, которые были в беспорядке после беспокойного сна.
Это просто кошмар, порождённый смесью стресса, усталости и печали. Пусть страшный, пусть жуткий, но всего лишь сон. И то, что в конце его я отчётливо услышал голос Аято, выдавший это холодное «С удовольствием», ни о чём не говорило: просто в последнее время я постоянно думал о нём.
И всё же этот многослойный сон беспокоил меня куда больше, чем я мог бы сам себе признаться. Тот человек, в которого меня «подселили»… Каким же страшным созданием он был! Никаких чувств, никаких эмоций, словно робот, идеально исполняющий программу, заложенную в него. Аято вовсе не такой: он способен и на сочувствие, и на эмпатию.
Значит, всё верно — просто дурацкий сон, который стоило побыстрее забыть.
Я запихал в стиральную машину брюки и рубашку от формы, оставив пиджак напоследок. Галстук я промыл под краном и повесил здесь же — на полотенцесушитель.
Почему-то мне было тревожно: недавно увиденный тяжёлый сон не отпускал меня; к этому беспокойству примешивались боль и горечь из-за гибели Оки.
Что ж, как говорят у меня на родине, самое лучшее средство от печали — это работа. У железнодорожной станции располагался ресторанчик, специализировавшийся на карри, и Аято, насколько мне помнится, рассказывал, что он подрабатывал там несколько раз. Почему бы и мне не попробовать?
Вернувшись в комнату, я натянул на себя джинсы и футболку, накинул сверху ветровку и, подхватив сумку, поспешил к выходу из квартиры.
Что угодно, лишь бы поскорее забыть об этом сне…
* Около 15 см.
========== Глава 44. Плохие приметы. ==========
«Мир карри» оказался небольшим ресторанчиком, уютно и аккуратно примостившимся у самого выхода из павильона железнодорожной станции. Милое розоватое здание с небольшой вывеской влекло к себе куда больше, чем любая неоновая реклама, поэтому здесь всегда было много народу.
Пройдя внутрь, я спросил у стоявшего за стойкой рослого японца, с кем можно переговорить по поводу подработки. Он, не ответив мне ни слова, исчез в подсобке и через несколько секунд появился в сопровождении полного лысого человека с добродушным лицом и широкой улыбкой. Указав на меня, верзила снова вернулся к работе, лысый же, подняв брови, пригласил меня переговорить.
— Почти всем школьникам нужны деньги, — без предисловий начал он, когда мы оказались в довольно чистеньком подсобном помещении. — Канцелярские товары и книги стоят в наши дни очень дорого, не говоря уже об одежде. Многие из ваших подрабатывают у меня посменно, одна смена составляет три часа. Как думаешь, потянешь?
