— А если это не вариант? — я поднял голову, подавив усталый вздох. — Если разговоры с шантажисткой ни к чему не приводят?
Куша нахмурился.
— Если бы она была взрослым человеком, вопрос решался куда проще, — проворчал он. — Ну почему все, кому меньше двадцати пяти, такие…
Он осёкся и, спустив очки пониже, потер переносицу. Я молчал, не желая ставить его в известность, что он сам вообще-то принадлежал к той самой возрастной группе, которую ругал.
— Ладно, оставим это, — Кага поправил очки и махнул рукой. — Ты просил совета? Так вот, я советую использовать свои сильные стороны. Какие они у тебя? Известно, какие: отношения между людьми. Разговаривай с ними, располагай к себе, и тогда они будут готовы поддержать тебя в трудную минуту.
Выдав это, он осторожно обошёл меня, раскрыл дверь в кладовую и быстро зашагал по коридору в сторону своего клуба. Я постоял немного, переваривая информацию, а потом последовал его примеру, только намного медленнее.
Его совет был логически идеален и выверен, но он не учитывал особенностей социализации в нашей возрастной группе, или, говоря нормальным языком, Куша был психологически намного старше нас и мыслил соответственно — как взрослый человек. А тут, в Академи, да и вообще — в любой школе — такое не прокатит. Здесь все судили друг друга куда строже и были готовы коллективно ненавидеть того, кто проявит хоть какую-нибудь слабость, пусть делали это не так явно, как в средней ступени.
Признаю, я умел найти подход к людям, но одного этого было мало. Будь я хоть сто раз мистером Обаяшкой, моё белое лицо, мои русые волосы и мои голубые глаза активно и успешно делили мои шансы подружиться с кем-либо на сто, а то и на двести. Если бы на моём месте был бы японец и если бы действие происходило не в старшей школе, а в офисе или хотя бы в университете, то я вполне мог бы воспользоваться советами Кага. Но увы: я тот, кем являюсь, так что об этой тактике стоило поскорее забыть.
Слово японки против слова американца… Понятно, на чьей стороне будет перевес.
Глубоко вздохнув, я обвёл глазами помещение клуба, удовлетворённо кивнул и, взяв сумку, пошёл вниз.
Сойдя на второй этаж, я остановился и задумался. С одной стороны, мне до смерти хотелось увидеть Аято: один его профиль мог вселить в меня уверенность. С другой же — я опасался идти в кабинет школьного совета, потому что там могла оказаться Ториясу.
Постояв в нерешительности у лестницы, я кивнул своим мыслям и пошёл вдоль по коридору. В конце концов, я же не собирался вечно трястись перед этой Акане! Ну, увидит она меня, и что дальше? Мы учились в одной школе, поэтому наши встречи были неотвратимы в любом случае. Так что нечего её бояться: даже если она начнёт делать намёки, я просто проигнорирую их.
Дойдя до поворота, я не сбавил шаг и вскорости пожалел об этом, столкнувшись со спешившим мне навстречу Гейджу. Я после этой коллизии устоял, Цука же был худее и ниже меня, поэтому он упал, к счастью, на мягкое место. В руках он держал папку, которой повезло меньше: от столкновения или от испуга он её отбросил, и из неё вывалились листки с набросками.
— Извини, друг, — я присел на корточки и начал собирать рисунки. — Ты в порядке? Мне бы следовало повнимательнее…
Я осёкся, с ужасом уставившись на карандашный набросок, который держал в руке. На нём был изображён красивый обнажённый юноша, лежавший на оттоманке. Поза его казалась расслабленной: он мечтательно смотрел вверх, свесив одну руку, а другую положив на затылок. Стройное, гибкое тело говорило о скрытой силе, а глаза — чёрные и пьянящие — околдовывали даже в профиль.
Узнал ли я, кто это? Разумеется: этот человек уже успел надёжно поселиться в моих мечтах.
Аято.
Но он вряд ли согласился бы позировать Гейджу в таком виде, да и подобной оттоманки я что-то не припоминал…
Цука, оправившись от падения, подошёл ко мне и молча протянул руку. Я, нервно усмехнувшись, отдал ему набросок и спросил:
— И давно ты рисуешь людей в стиле «ню», приятель?
— Это не какой-то конкретный человек, — процедил Гейджу, встав на колени чуть поодаль от меня и начав аккуратно собирать листки. — Это просто эстетическая фантазия.
— Похож на Айши, — заметил я, собирая наброски, упавшие неподалёку.
— Похож, — не стал спорить Цука.
Он сидел с опущенной головой и осторожно, даже с каким-то благоговением, подбирал каждый рисунок. Он походил на монаха-фанатика или на сумасшедшего, одержимого искусством… Почему-то у меня возникли именно такие ассоциации, хотя он всегда вёл себя очень спокойно и сдержанно.
Больше он не прибавил ничего, и я, встав на ноги, протянул ему стопку рисунков. Отблагодарив меня кивком, он протянул руку, и я увидел его пальцы.
Длинные, тонкие, но жилистые, они все были покрыты пятнами краски, полусмытыми, но настолько сильно въевшимися в кожу, что удалить их более не представлялось возможным. Именно потому его ладони всегда были такими.
Нечистыми.
========== Глава 41. Иллюзия времени. ==========
Четверг выдался на редкость погожим деньком, и я воспринял это как хороший знак: хотя бы что-то просто должно было измениться к лучшему.
Вчера вечером, увидев «нечистые» руки Гейджу, я мигом отказался от визита в школьный совет и со всех ног удрал из школы, думая о том, что, к ужасу своему, столкнулся-таки с соперником.
Но при зрелом размышлении я понял, что всё это — жуткая чушь.
Да, Гейджу странноватый. Да, он вообразил и нарисовал Аято обнажённым. Да, у него нечистые руки.
И что с того?
Все талантливые люди странные; удивляться этому не нужно было. Взять хотя бы того же Кага — ну чем не откровеннейший псих? Или эта девчонка из клуба кройки и шитья, Хоруда, или как там её… Она просто кудесница иголки и нитки, но душевное равновесие явно нарушено, так что Гейджу здесь совершенно не выделялся.
Айши Аято — самый красивый в нашей школе (и, наверное, во всём мире), так что неудивительно, что его внешность вдохновила нашего художника. А то, что набросок был выполнен в стиле «ню», то в этом тоже не являлось ничего предосудительного, ведь красоту человеческого тела издревле прославляли те, кто посвятил свою жизнь искусству.
А про нечистые руки и вовсе говорить не стоило: эта гадина Кенчо просто захотел потрепать мне нервы, вот и ляпнул первое, что пришло ему на ум, а последующая моя встреча с Гейджу была простым совпадением. Я бы вовсе с ним не столкнулся, если бы не решил завернуть на обратном пути в кабинет школьного совета.
В общем, я полностью восстановил свой природный оптимизм, и даже Акане уже не казалась такой жуткой угрозой. Приняв ответственное решение бросить все силы на будущий допрос Сато, я шёл в школу в приподнятом и боевом настроении и при входе так громко поздоровался с учительницей физкультуры, что та подпрыгнула от неожиданности.
Сменив обувь, я направился на второй этаж — в кабинет школьного совета. Я знал, что мало кто из девочек приходит настолько рано, а вот Аято, с его-то чувством ответственности, наверняка уже был на месте.
Направляясь вдоль по коридору к заветной двери, я чувствовал, как моё сердце стучало всё чаще, заходясь в безумном аллюре. Мне казалось, что я не видел Аято целую вечность, и всё моё существо жаждало его, как будто я был опустившимся наркоманом, а Айши — желанной и остро необходимой дозой.
Дойдя до кабинета, я приоткрыл дверь и замер: до моих ушей донёсся женский голос: высокий, с повелительными нотками, немного резкий.
И очень узнаваемый.
Но что Сайко Юкина забыла здесь? И почему бы ей не успокоиться и не найти себе работу, к примеру?
— Я знаю, что ты убил эту девочку, — жёстко вымолвила женщина. — И я заставлю тебя признаться, чтобы и ты, и твой мерзкий род понёс заслуженное наказание.
— Я не понимаю вас, Сайко-сан, — по контрасту с собеседницей голос Аято звучал спокойно, уверенно. — Какую девочку? Кто кого убил? Думаю, вы меня с кем-то спутали, или же вам нужна профессиональная помощь.
