Хлопнув себя ладонями по коленям, я встал с кресла и хрустнул пальцами. Эта утренняя встреча несколько выбила меня из колеи, но теперь я ещё больше исполнился энтузиазмом раскрыть дело Такада. Все его участники заслуживали правды, и теперь к их списку добавилась Сато Кику. И пусть я готовился обвинить в страшном деянии её отца, я знал: она так же, как и я, стремилась выяснить правду.
Подхватив со стола сумку, проверив её содержимое и сунув внутрь камеру, я направился к выходу, решив позавтракать не дома.
Я твёрдо знал, куда мне следовало пойти, чтобы продвинуться в расследовании ещё дальше.
========== Глава 29. Снежный дворец. ==========
Каждый городок, пусть даже самый захудалый, имел свою историю, свои легенды и своё уникальное лицо. Это, конечно же, относилось и к близнецам Бураза и Шисута.
Шисута была покрупнее, тут располагались бизнес-центр, театр, несколько музеев, мэрия, торговый центр, вокзал, школы, детские сады и муниципальные здания. Бураза уступала в размерах и была, по большому счёту, разросшимся спальным районом: тут находились в основном жилые дома, также имелось несколько парков, храм и наша альма-матер. Многие из местных жили на территории Буразы, а работали в Шисуте, добираясь до места службы пешком. Мои родители, к примеру, так и поступали: представительство США находилось рядом с мэрией напротив бизнес-центра, и расстояние между домом и работой было сравнительно небольшим.
По нашим городкам курсировало три автобуса, но они предназначались главным образом для того, чтобы развозить фермеров (на близлежащие комбинаты и поля), студентов (к университету, который располагался в городке милях в двадцати* от близнецов) и врачей (в большой больничный комплекс, высившийся на отлёте от жилых домов и выстроенный, что ожидаемо, на деньги Сайко). В черте городков каждый из нас обычно либо использовал ноги, либо добирался на велосипеде. Я предпочитал первый вариант: мне нравилось ходить пешком, а двухколёсным средством передвижения я владел крайне плохо.
Так что, несмотря на то, что ступни всё ещё болели, я пешком пошёл к окраине города. Бредя вдоль узкого шоссе, убегавшего вдаль между высокими стройными деревьями, я напевал себе под нос «Рождённый таким, как есть» Леди Гаги и изредка пинал мелкие камушки, попадавшиеся мне по пути.
Дом Сайко располагался в низине, поэтому с шоссе его не было видно. Просто, когда человек (или автомобиль) приближался к нему на определённое расстояние, этот дворец буквально вырастал из ниоткуда.
Белый замок, как из романов о помещиках и их прекрасных дамах, устраивавших балы направо и налево, занимал огромные территории, но куда более внушительным был сад, тщательно распланированный лучшими инженерами страны и засаженный яблонями и вишнями. С высоты он неплохо просматривался и представлял собой идеальную картинку, над которой каждый день трудились нанятые специалисты-садовники.
Я ускорил шаг: мне хотелось не только переговорить с интересовавшим меня человеком, но и успеть на матч по кэтчболу с папой — каждое воскресенье мы выходили на небольшой двор перед нашим домом и играли с бейсбольным мячом и перчаткой. Этим мистер Роберт Джонс выполнял свой отцовский долг, и, к чести его сказать, он не пропустил почти ни единого воскресенья с того момента, как мне исполнилось тринадцать.
В общем, мы ладили, и в нашем доме, по выражению бабушки Танжерин, «всегда ночевало счастье». А вот в замке, куда я направлялся, ситуация была совсем иной.
Мегами пока была на Кюсю: после осмотра нового филиала «Корпорации Сайко» она планировала посетить картинную галерею, где выставлялись местные художники, а также сходить на семинар по бухгалтерскому учёту. Вернуться она рассчитывала рано с утра в понедельник. А вот её папенька уже прилетел в родной город и, по рассказам моей подруги, в воскресенье, то есть сегодня, планировал лишь отдыхать.
Что ж, я и не собирался заставлять его работать.
Подойдя к кованым воротам, я прикоснулся к кнопке интеркома, и мне тут же ответили. Сообщив своё имя, присовокупив, что являюсь другом и одноклассником Мегами, я доложил, что хочу видеть Сайко Юкио и доверительно посмотрел в равнодушный чёрный глаз мини-камеры, расположенной над переговорным устройством. Меня тут же впустили, и я прошёл через раскрывшиеся автоматические двери. У будки охраны меня перехватил дюжий молодчик в чёрном с винтовкой и рацией. Крепко взяв меня под локоть, он пошёл к дому, бодро отмахивая ярд за ярдом своими длинными ногами. Я был одного роста с ним, но не такой тренированный, поэтому мне пришлось напрячься, чтобы не отстать.
В общем, через несколько секунд позора я был водворён в роскошную гостиную Сайко, передан на попечение дворецкому и усажен на диван с сопутствующим заверением: «Сайко-сан сейчас подойдёт».
Честно говоря, в доме Сайко я немного робел. Эта бьющая через край роскошь, это невыносимое великолепие и блеск порождали во мне комплекс нищеброда. Я не завидовал подруге, вовсе нет: я был уже достаточно взрослым, чтобы понимать: зависть — это глупо, плохо и бессмысленно. Просто весь этот замок, с его причудливыми интерьерами в европейском стиле, арками, французскими окнами и лепниной, давил своим величием.
Усевшись поглубже на диван и откинувшись на мягкую спинку, я повернул голову. На стене висел портрет красивой женщины с высокой причёской. Она была одета в традиционное кимоно, а в руках держала букет хризантем. Тонкие, благородные черты лица говорили сами за себя, ведь потомки этой дамы пошли, к счастью, в неё: передо мной была Сайко Надешико.
Я бывал в гостях у Мегами миллион раз и видел этот портрет, но как-то не придавал ему значения. Ну, да, это бабушка моей подруги, ну, да, она была потрясающей красавицей; что с того? Эти богачи любят вешать портреты своих родных на стены, чтобы остальные любовались и восторгались; в этом не было ничего необычного.
Но теперь, после визита к Будо Цубаки и подслушанного мной разговора между ней и Аято, судьба Надешико казалась мне по-настоящему трагичной.
Встав с дивана, я подошёл к портрету поближе и, склонив голову, начал его изучать.
Черты изображенной на полотне девушки, помимо красоты, отличались ещё и одухотворённостью. Художник выбрал лес в качестве фона и не прогадал: зелёные листья подчёркивали естественную свежесть её кожи.
Я опустил глаза на металлическую табличку и прочёл: «Сайко Надешико. 1968 год».
И всё: больше никаких пояснений.
Нахмурившись, я вновь поднял глаза на прекрасное лицо женщины. Раз «Сайко» — значит, она уже замужем за Сайшо. Но сколько ей было тут лет, сколько времени прошло после свадьбы, где именно писалась картина — информации об этом представлено не было.
— Это через месяц после бракосочетания, — раздавшийся за спиной голос заставил меня подпрыгнуть и круто повернуться.
Позади стоял Сайко Кенчо со своей традиционной гаденькой усмешечкой на лице. Несмотря на свой нежный возраст, этот подлец вырядился в костюм-тройку, видимо, в подражание отцу. Надо признать, Кенчо был красивым мальчиком, как и все Сайко (кроме дедули Сайшо), но его характер просто ужасал, и это отвращало от него.
— Картина писалась на Окинаве, — продолжил Кенчо, заложив руки за спину и подходя ближе. — Они планировали провести там медовый месяц в марте, но дедушке удалось отвлечься от дел компании только в мае. Там, на острове, он познакомились с одним художником — тот лечился в санатории после нервного перенапряжения. Он и нарисовал портрет, вдохновившись красотой бабушки. Ей тогда было всего девятнадцать лет, а дедушке — сорок два, но для них обоих этот брак явился первым и, скорее всего, станет последним.
Кенчо провёл длинными пальцами по дорогой золочёной раме и картинно вздохнул.
— В общем, они жили неплохо, — продолжил он. — В семьдесят первом родились папа и тётя Юкина, а в восемьдесят втором бабушка слетела с катушек.
Я молча смотрел на него, будучи не в силах вымолвить ни слова. Почему-то этот хлюпик действовал на меня гипнотизирующе, как гремучая змея. Казалось бы, что в нём такого: просто тощий избалованный мальчишка, привыкший, что все его желания исполняются по мановению руки, но в нём было что-то пугающее, этакая тёмная аура. Конечно, я его не боялся, но старался с ним лишний раз не общаться, потому что мне казалось, что такие люди, как Кенчо, способны убить другого человека и даже глазом не моргнуть.
