— Очень рационально, — похвалил Аято, останавливаясь на светофоре и удерживая меня за локоть. — И что тебе удалось вычитать?
— Ничего из того, что мы ещё не знали, — замерев рядом с ним, я с тоской посмотрел на светившуюся красным фигурку человечка. — Хотя статьи Сато, мягко говоря, отличались тогда экспрессией.
— Да, мама рассказала мне, — кивнул Айши. — Он позволял себе такие выражения, за которые в наши дни могут и засудить.
— Действительно, — дождавшись зелёного сигнала светофора, я тронул Аято за локоть, и мы перешли небольшую автотрассу. — Но «Аймасэн» — газета, которую возглавляла мать убитой Ёрико, — была всецело на стороне Рёбы. Я планирую чуть позже посетить редакцию этого издания — оно теперь электронное — и переговорить с Такада Сачико насчёт того дела. Для неё это будет непросто, но я чувствую, что без её мнения мне не удастся прийти к верным выводам по поводу расследования.
— Я согласен, — Аято поправил сумку, бодро поднимаясь на мост следом за мной. — Она как мать жертвы пережила настоящий ад, особенно тогда, когда Сато, используя несчастный случай с её дочерью, пытался очернить мою мать. И как только у этого человека хватило совести провернуть подобное?
Я остановился посреди моста и, перегнувшись через перила, посмотрел вниз — на реку, которая сейчас, в конце марта, была полноводной, как никогда. Волны с тихим плеском ударялись о бетон, словно вода стремилась освободиться от этих не свойственных природе оков. После каждого такого удара на береговой плитке оставался мокрый след, сильно выделявшийся на светло-серой поверхности.
— Жизнь его наказала, — задумчиво бросил я, пряча руки в карманы джинсов. — Он явно пьёт.
Услышав за спиной резкий вздох, я обернулся. Аято стоял чуть поодаль и внимательно смотрел на меня.
— Ты видел его недавно? — изумлённо спросил он. — Где и как?
========== Глава 19. Камелия. ==========
Хлопнув себя по лбу, я усмехнулся. Сегодняшний случай в машине Сайко Юкины напрочь выветрился у меня из головы, стоило мне только увидеть Айши. Тревожный признак, если задуматься: в мои планы никак не входило потупеть от общения с самым лучшим учеником нашей школы.
— Сегодня после уроков я встретил Сайко Юкину — тётю Мегами, ты её, к счастью для тебя, не знаешь, — начал я, раскачиваясь с пятки на носок. — Она позвала меня в свой автомобиль и начала убеждать в том, что твоя мать — настоящая убийца. Сато сидел там же, в салоне, на месте водителя. Не знаю, как они нашли друг друга и начали общаться, но одно скажу точно: они помешались на почве того давнего случая. Я посоветовал им раздобыть весомые доказательства, вот хотя бы с помощью люминола, и убежал прочь.
Аято нахмурился.
— Люминол? — повторил он, проведя тонкими пальцами по своей щеке. — Это тот самый раствор, который используют криминалисты? Кажется, он реагирует на следы крови…
— Совершенно верно, — я повернулся по ходу движения и медленно побрёл вперёд, глядя на розовеющее небо. — При контакте даже с малейшими следами крови он начинает сиять в ультрафиолетовом свете.
— Но прошло почти тридцать лет, — Айши нагнал меня и пошёл рядом, вглядываясь мне в лицо. — Поможет ли люминол спустя столько лет?
— Запросто, — махнул рукой я, медленно спускаясь с моста. — Раствор реагирует на следы давностью до тридцати пяти лет, так что мы пока успеваем.
— Но в той уборной делали ремонт, — Аято покачал головой. — Там меняли все покрытия, так что следов в принципе не могло остаться.
— В самом туалете — да, — я спрыгнул с последней ступеньки на тротуар и направился в сторону квартала, застроенного традиционным домами. — Но пол около него, все прилагающие покрытия… Их не красили и не ремонтировали всё это время, потому что они в этом не нуждались. Помнишь, с какой гордостью завуч говорила об этом в прошлом году на выпускной церемонии?
— Помню, — коротко кивнул Аято, сосредоточенно глядя вниз. — Она ещё подчеркнула, что пол у нас из качественной дубовой доски, которая практически неуязвима.
— Вот именно, — щёлкнув пальцами, проговорил я. — Иными словами, если следы есть, люминол на них среагирует. Даже при учёте того, что их замыли водой и каким-либо средством. Люминол бессилен лишь перед отбеливателем, но у нас в школе не пользуются такими агрессивными химикатами, так что всё нормально.
Айши неразборчиво промычал что-то в ответ, видимо, глубоко задумавшись. Я решил не отвлекать его от мыслей и, взявшись за ремешки сумки, молча пошёл дальше. В тишине мы дошли до ворот во владения семьи Будо, и я уверенно нажал на кнопку звонка. Аято продолжал держаться позади и не говорил ни слова; видимо, он всерьёз размышлял о том, где раздобыть люминол. Я же вообще не думал об этом: пусть Сайко Юкина, с её миллионами, этим займётся.
Ворота с лёгким скрипом распахнулись, и мой друг Масута в домашней юкате широко улыбнулся мне и кивнул Айши.
— Проходите, — вымолвил он, посторонившись. — Бабушка в саду у беседки.
И он тут же повёл нас к пагодообразному сооружению сбоку от их дома — в семье Будо эту штуку было принято называть «беседкой». Внутри него на невысокой скамеечке сидела женщина с суровым лицом. Она держала в руках книгу и то и дело теребила страницы — эта привычка изобличала в ней человека, не привыкшего сидеть и предаваться какому-либо праздному хобби. Волосы, собранные в строгий пучок, были почти совсем седыми, но больше ничего не выдавало истинного возраста Будо Цубаки.
При виде нас она встала и сдержанно кивнула в ответ на наши поклоны, но, вглядевшись в лицо Айши, вдруг улыбнулась. Протянув к нему руки, она произнесла:
— Неужели это малыш Аято? Надо сказать, ты изрядно вырос с того момента, как я видела тебя в последний раз… Сколько тебе было, одиннадцать?
— Совершенно верно, — Айши поклонился ещё раз. — Надо сказать, я удивлён и смущён: вы такая близкая подруга моей бабушки, а я не знал вашего имени и до последнего не подозревал, что вы и есть комиссар.
Мой друг Масута мог бы дать фору любому медитирующему йогу — его лицо ничем не выражало изумления. Мои же глаза чуть не вывалились из орбит: я не ожидал подобного.
— Будо-сан училась вместе с моей бабушкой, — пояснил Аято, обращаясь ко мне. — Они до сих пор сохранили дружеские отношения.
— И это очень важно, — кивнула Будо Цубаки, вновь садясь на скамью и поднимая книгу, которую положила на землю. — Как дела у Куми? Мы собирались поехать в Панто любоваться сакурой в апреле; надеюсь, она не передумает.
— О, нет, — Аято улыбнулся. — Она с нетерпением ждёт дня поездки.
— Вот и замечательно, — комиссар полиции указала на скамьи, стоявшие вдоль стен беседки. — Садитесь там. Масута, принеси нашим гостям чаю и сладостей. Пусть современные врачи и говорят, что сахар вреден, я продолжаю его есть, ведь это топливо для мозгов. Согласны?
— Разумеется, мэм, — я закашлялся и тут же поправился: — То есть, Будо-сан. Пончики, политые шоколадом, — это моя жизнь.
— А ещё невдалеке от моего дома открыли французскую кондитерскую, — подхватил Аято, садясь рядом. — Мама как-то купила там круассаны, чтобы взять с собой на работу; она осталась довольна.
Комиссар, тут же подхватив новую тему разговора, спросила, как дела у Айши Рёбы, и Аято с готовностью начал рассказывать о своей матери. Я же, уперев ладони в жесткое деревянное сиденье скамейки, неотрывно смотрел на него, словно в его точеном профиле содержались ответы на все тайны вселенной. Он с улыбкой рассказывал о недавнем семейном ужине, о премии, которую его мать получила на работе, о планах на новые покупки. А я продолжал пялиться, напрочь забыв, зачем вообще пожаловал сюда.
В чувство меня привёл Масута — он принёс поднос с четырьмя чашками обжигающе горячего чая (к счастью, чёрного) и миской с японскими сладостями (тягучими и несладкими, как ни парадоксально это звучало). Поблагодарив его, взяв чай и отказавшись от липнувшего к зубам угощения, я повернулся к Будо Цубаки и осторожно спросил:
