— Много всего, — Таку быстрым движением поправил очки. — Я не читал всей информации, просто этот отчёт был первым документом, который я откопал, поэтому я и просмотрел его. Остальные файлы тебе придётся изучить самому — я отправил всё на твою школьную почту. Можешь прямо сейчас сесть за любую свободную машину и скачать материал.

— Спасибо за предложение, приятель, но у меня нет с собой ни диска, ни какого-либо другого носителя, — я развёл руками. — Так что давай подождём до завтра, о’кей?

Гемма молча отвернулся, выдвинул первый ящик узкой тумбы, спрятавшейся под его столом, порылся там и через добрых пять минут извлёк оттуда флешку.

— Вот, — он положил её на стол и пододвинул ко мне. — Вернёшь позже. Можешь не торопиться: у меня их ещё много.

Сердечно отблагодарив Таку и потрепав его по плечу, я взял любезно предложенный мне носитель и пересел на один монитор дальше. Гемма тут же повернулся к своему экрану и продолжил печатать, изредка что-то ворча вполголоса.

Я же включил компьютер, ввёл свои данные и, войдя в школьную электронную систему, запустил почтовый клиент. Гемма постарался на славу: он прислал мне с дюжину писем, не позабыв снабдить каждое заголовком. Интересно, когда он успел провернуть такую масштабную работу?..

Впрочем, неважно: это его дело. Главное — это то, что теперь у меня в распоряжении есть необходимая информация, которой я могу оперировать, как захочу.

Я скачал всё и сбросил на флешку, не просматривая: лучше изучить эти материалы дома, в спокойной обстановке. Выключив компьютер и встав из-за стола, я ещё раз поблагодарил Гемма, который в ответ лишь кивнул, и направился в библиотеку — именно там, по нашей договорённости, и должны были заниматься Айши и Таниши.

Они обнаружились за одной из огороженных парт. Аято с ангельским терпением объяснял Рокуро тонкости высшей математики. Остановившись невдалеке, я невольно залюбовался этой милой сценой: Аято выглядел таким сосредоточенным, объясняя своему медленно соображавшему ученику материал. Айши говорил, понизив голос, почти шепотом, и это создавало атмосферу некоей интимности, словно слова его предназначались только кому-то одному.

Тряхнув головой, я подошёл ближе и легонько постучал по вертикальной перегородке их парты костяшками пальцем. Они оба тут же синхронно подняли головы и посмотрели на меня.

— Как продвигается алгебра? — спросил я, наклоняясь и придерживая камеру на шее, чтобы она не ударилась о перемычку между столами.

— Всё намного лучше, чем мы думали, — Аято поднял уголки рта, и я смог лицезреть его фирменную улыбку — холодную, отстранённую, лишь одними губами. — Мы уже почти закончили.

— Отлично, — кивнул я. — Я подожду здесь: мне нужно поговорить с тобой позже.

Айши спокойно склонил голову и вновь вернулся к своему нерадивому ученику, который, вздумав воспользоваться паузой, потянулся к своему телефону. Я же сел за соседний стол и, положив школьную сумку на гладкую поверхность парты, глубоко задумался.

Дело об убийстве Такада расследовалось довольно давно, но всё же я был уверен, что большинство участников того самого процесса ещё жило и здравствовало. И начать я решил с той, кому досталось больше всего, — с девочки, которой пришлось сидеть на скамье подсудимых. Я уже придумал, как найти к ней подход: можно было воспользоваться тем, что я учился в одной школе с её сыном, и потому мне не представляло сложности напроситься в гости. Но вот как именно перевести разговор на интересовавшую меня тему…

Сложив руки на парте, я опустил на них голову и зевнул, некстати вспомнив недавний урок литературы — на нём меня всегда клонило в сон. Мы разбирали какой-то заумный роман, который я не осилил, и приходили к странным выводам о том, что хотел сказать автор. В таких ситуациях мне всегда казалось, что мы ошибаемся, но кто я такой? Лишь презренный иностранец.

Я не помнил точно, как провалился в сон, но пробуждение оказалось довольно приятным: кто-то легонько дотронулся до моего плеча. Я открыл глаза, медленно распрямился и задрал голову. Надо мной стоял Айши Аято, восхитительно прекрасный в ореоле света от потолочной лампы. Увидев, что я проснулся, он улыбнулся и мягко проговорил:

— Ты хотел поговорить со мной, семпай.

— О’кей, — я встал с места, подхватив школьную сумку, и направился к выходу, знаком попросив Айши следовать за мной. — И можешь называть меня по имени, пока я не отвык его слышать.

— Хорошо, Фред, — Аято нагнал меня почти сразу же. — Куда мы идём?

— К тебе, — просто ответил я, накинув ремешки сумки на плечо и спрятав ладони в карманы. — Ты ведь живёшь не так далеко?

Айши замедлил было шаг, но потом снова нагнал меня и, усмехнувшись, спросил:

— Ты в чём-то подозреваешь меня, Фред?

Я рассмеялся и шутливо ткнул его кулаком в бок перед тем, как начать сбегать по лестнице.

— Нет, но мне нужно поговорить с твоей матерью, Аято, — честно выдал я.

— С моей матерью? — эхом повторил он, проходя за мной в коридор первого этажа. — Я могу узнать, зачем?

— Разумеется, можешь, — я на ходу обернулся к нему. — Дело Такада Ёрико. Я хочу взяться за самостоятельное расследование.

Аято резко остановился и посмотрел на меня, слегка приподняв брови.

— Такада… Ёрико? — прошептал он.

— Та девчонка, которую убили в туалете третьего этажа двадцать девять лет назад, — я потянул Айши за локоть, и он послушно пошёл за мной. — Думаю, тебе и без меня прекрасно известно, кто она такая. Вернее, кем она была.

Аято потупился и вздохнул.

— Я узнал об этом жутком случае совсем недавно, — признался он, следуя за мной. — Мать никогда не рассказывала мне о деле Такада; видимо, хотела оградить от всего этого кошмара. Но когда я узнал о… О том преступлении в восемьдесят девятом, мне тоже захотелось во всём разобраться.

— Сато рассказала тебе? — полувопросительно-полуутвердительно бросил я, сворачивая к шкафчикам с обувью. — Мне показалось, я слышал ваши голоса в том туалете.

Аято усмехнулся, мягко высвобождая свой локоть из моего захвата.

— Сато-семпай тоже пострадала тогда, — вымолвил он, неторопливо подходя к своему шкафчику. — Её отец — тот самый журналист Сато Кейичи, который пытался расследовать дело и обвинил в преступлении мою мать. Его судьба сложилась просто ужасно: после того, как вскрылась правда, он подвергся всеобщему осуждению, запил; его уволили из газеты, а потом ещё и жена его — мать Кику-семпай — покончила с собой из-за позора. В один прекрасный день он просто куда-то исчез и больше не появлялся дома. Кику-семпай пришлось самой содержать себя, и она многое пережила, но всё же смогла встать на ноги самостоятельно, однако эта рана так и осталась рубцом на её душе. Мы ходили в ту уборную… Не знаю, для чего: прошло почти тридцать лет, и все возможные следы уже давно уничтожены.

— Не все, приятель, — возразил я, доставая свои уличные ботинки. — К самым важным из них мы всё ещё имеем доступ.

Аято не стал уточнять, просто молча кивнул и, зашнуровав свои кроссовки, направился к выходу.

Мы шли рядом, словно лучшие друзья. Аято поддерживал милую беседу о погоде, о планах на новый учебный год, о предстоящем фестивале, о собрании президентов клубов… В общем, придерживался тех тем, на которые и должен общаться самый примерный на свете юноша. Он не стал выспрашивать меня о расследовании дела Такада: видимо, подобная тема была ему неприятна.

Мы дошли до довольно милого спального района, застроенного уютными десятиэтажными домами красивого бежевого цвета. Подъезды, как и водилось в Японии, были миниатюрными, словно спроектированными для хоббитов, и нам с Аято на входе пришлось наклониться.

Его семья жила на первом этаже. На двери, в полном соответствии с традициями, висела табличка с фамилией «Айши».

— Твоя мать не стала менять фамилию после свадьбы? — невзначай поинтересовался я, наблюдая за возившимся с ключами Аято.

— Мама вышла из клана, — отозвался он, вставляя ключ в скважину. — Это традиция: все, кто входит в род, берёт эту фамилию. У моей бабушки было то же самое.