Оставалось только надеяться, что эта интрижка закончится поскорее, ведь медсестре оставался всего день работы в нашей школе.
Я настолько распалился, что чуть было не забыл о своей головной боли. К несчастью, она напомнила о себе, прострелив висок резкой молнией, и я побрёл в аудиторию, мечтая о том, чтобы таблетка подействовала побыстрее.
Моё желание сбылось довольно быстро: к середине урока боль утихла.
А в конце дня мы все потянулись к воротам — именно там стояли четыре чистеньких белых автобуса, ожидавших нас. Члены школьного совета распределяли нас по машинам согласно спискам: от первоклассников к старшим.
Я молился, чтобы попасть в один автобус с Аято, но увы: мне не повезло, однако я решил отнестись к этому философски. Оказавшись рядом с Кага, я завёл было разговор о нём и Мегами, но Куша, проницательно взглянув на меня поверх очков, переменил тему и начал беседовать о своём недавнем цикле лекций в Массачусетском Университете. Не знаю, с чего он решил, что мне это интересно; может, с того, что этот прославленный вуз находился в США, а я американец?
В общем, он перешёл на английский (за что я первое время был ему безумно благодарен) и начал пересказывать мне материалы, которые он давал, и несколько увлёкся. Я потерял нить уже через полчаса, но Кага и не думал останавливаться: он всё говорил и говорил, изъясняясь десятисложными словами, а я откинулся на спинку автобусного сиденья и невольно подумал про себя, что щебетание Роншаку Мусуме, сидевшей сзади, мне куда приятнее, чем эта лекция, рассчитанная на аспирантов-технарей.
Через, как мне показалось, целый час Куша, по-видимому, догадался, что беседа доставляла удовольствие только одному участнику, и спросил меня, как я провёл Золотую неделю. Кратко рассказав ему о Мэпл Крике и моей компании ребят, я обратил его внимание на пейзаж за окном. Умница Кага понял намёк и тут же зарылся в научный журнал, который взял с собой, и всё оставшееся путешествие я смог расслабиться и не напрягать мозг.
Оставшиеся сорок пять минут я внимал Мусуме и её болтовне. С ней рядом сидела Куу Дере — девочка из литературного клуба, отличавшаяся многословием лишь в письменной речи. Тихенькая, замкнутая, с короткой стрижкой и глазами, которые казались каким-то потухшими, она являла собой идеальную модель типичной японки. Однако на байки Роншаку она отвечала весьма впопад: было ясно, что она внимательно слушала Мусуме.
— У папки есть компаньон в Токио, так вот, его дочка моя подруга, — трещала Роншаку. — И она сказала, что видела Амаи буквально вчера, прикинь? Я всем говорила, что она сбежала сама, а теперь и полиция так считает.
— Полиция? — спокойно переспросила Куу Дере.
— Ага, точно, — голос Мусуме дрожал от едва сдерживаемого восторга. — У Саки отец служит в полиции, он как раз занимается этим делом, так вот, Мию мне рассказала, что официальная версия у них такая, что она либо удрала прямо из дома, либо её похитили. Мию сказала, что её папка твёрдо убеждён: сама она сбежала, никто её не крал. Её телефон запеленговали, и он был в Токио, ну, когда его в последний раз включали. И теперь, когда это обнаружили, Амаи точно будут искать там, да только поздно: она уже улетела в Таиланд!
— А почему именно в Таиланд? — безэмоционально поинтересовалась Куу Дере.
— Да потому, что там куча ресторанов, куда можно устроиться! — Роншаку даже хлопнула в ладоши, будучи не в силах сдержать свои эмоции. — Прикинь, она всегда хотела стать шеф-поваром, вот и сбылось…
Я закрыл глаза, пытаясь отрешиться от всего, что происходило в этом автобусе. Разговор об Амаи был невыносим для меня: я и без того постоянно вспоминал её синюшное лицо и жуткие безжизненные глаза. Остальные трое справились с этой травмой куда лучше меня: Аято, в силу своего чётко организованного разума, умудрился быстро очистить свою душу от переживаний и загрузить себя работой. Ханако, обладающая самой гибкой психикой из всех нас, смогла отвлечь себя от этого и быстро прийти в себя, хотя ей пришлось тяжелее всех, ведь Амаи умерла прямо у неё на глазах. Ямада Таро же вообще довольно быстро забыл об Одаяке благодаря обаянию новой медсестры. Обаяние было третьего размера и вполне стоило того, чтобы обратить на него внимание.
А у меня процесс прощания проходил куда тяжелее: мне требовалось больше времени.
Нахмурившись, я попытался отвлечься и усилием воли направил свои мысли в совершенно другое русло.
Приближался июнь — последний учебный месяц перед летними каникулами. В первой его половине нас ждали экзамены на усвоение материала, а потом моя семья брала пролонгированный отпуск, и мы отправлялись на нашу прекрасную родину. Я пока не знал, какие планы были у моих друзей, и особенно меня интересовал Аято: мне хотелось скоординироваться с ним так же, как в начале апреля, когда мы, находясь на разных концах планеты, общались друг с другом силами современных технологий.
Я блаженно улыбнулся, погружаясь в сладостные мысли. Было бы здорово провести вместе часть августа, ведь к тому времени я вернусь в Японию. Он наверняка тоже будет дома: мы могли бы прекрасно использовать эти дни отдыха, тем более что шестого августа я праздновал день рождения и рассчитывал, что Аято станет одним из почётных гостей.
Автобус плавно затормозил, и я открыл глаза, выплывая из тёплого океана мечтаний. Мы вышли на парковочную площадку, где участники школьного совета быстро поделили нас на шесть групп (согласно классам) и начали объяснять каждой маршрут.
Каждый член совета взял шефство над одной из групп. Один из классов остался без такого главы (потому что в совете было пятеро человек), и там его функцию выполнил один из учителей, приехавших вместе с нами. Медсестра попыталась прибиться к нашему классу, но Аято попросил её заняться одним из первых, потому что у девочки по фамилии Юна была бронхиальная астма. Улыбка Муджа-сенсей тут же увяла, но отказать она не посмела.
Для каждой из групп разработали свой маршрут. Музей-дворец предоставил нам гидов, которые водили нас по залам, внутренним дворикам и садам и рассказывали весьма увлекательные истории про давно покойных обитателей этих мест.
Особенно мне понравилась тренировочная комната для сыновей местной знати: огромный зал, одна стена которого представляла собой витрину с всевозможными мечами. Масута тоже оценил это помещение: он с горящими от восторга глазами взирал на свитки, украшавшие комнату.
Все классы встретились на большом пустыре. Время подгадали просто идеально: все оказались там почти одновременно. Аято решил сразу же продолжить, и после небольшого инструктажа мы направились к горе.
Гора Синонигава оказалась довольно пологой, поэтому ни специального снаряжения, ни инструкторов нам выделено не было. Многие посетители дворца поднимались на вершину, чтобы полюбоваться красивым пейзажем, и теперь мы шли туда — с той же целью.
Муджа Кина шагала рядом с Ямада. Они мило болтали друг с другом, и далеко не всем это нравилось: учителя, сопровождавшие нас, взирали на это весьма угрюмо.
Я же решил не обращать на них внимания: мне хватало удовольствия идти рядом с Аято.
До вершины мы дошли через добрый час, и, на мой взгляд, оно того не стоило: да, пейзаж был и в самом деле красивым, но ноги ныли непомерно. Я сел на плоский камень, чтобы чуть-чуть передохнуть, и осмотрелся: многие последовали моему примеру, так как валунов тут хватало, некоторые смельчаки уселись прямо на землю и переводили дыхание, озираясь вокруг.
Аято оставил меня: он решил обойти каждую группку, чтобы удостовериться, всё ли в порядке. Я начал всматриваться вдаль, чтобы насладиться этим хвалёным видом по горло, но тут раздался громкий кашель. Я повернулся в направлении звука: какая-то девочка-первоклассница явно пыталась избавиться от собственных лёгких. Сато, погладившая её по спине, быстро проговорила: «Не волнуйся, сейчас я позову медсестру!» и быстро ушла в направлении поросшего редкой травкой отвесного склона.
Я обеспокоенно посмотрел на первоклассницу и спросил, не нужна ли ей помощь. Девочка отрицательно мотнула головой и продолжила кашлять, правда, намного тише. С минуту попялившись на неё и убедившись, что она не собиралась умирать, я снова вернулся к созерцанию пейзажа.
