Я потянулся к фартуку и комбинезону, поборов волну тошноты, подступившую к самому горлу. Мне не хотелось думать, как именно были использованы эти вещи, но подобные мысли против воли лезли мне в голову.
В сарае Аято с благодарностью принял у меня комбинезон и фартук. Первый он повесил на плечики и поместил в шкаф — к собратьям; второй же аккуратно сложил в большую коробку. Сапоги и очки, которые принёс Таро, тоже заняли свои законные места, а пилу Аято, привстав на цыпочки, положил на самую верхнюю полку высокого открытого стеллажа.
Оглядев плоды своих трудов, Аято удовлетворённо кивнул и, выпустив нас вперёд, запер сарай. Мы подхватили с верстака свои сумки, Аято спрятал ключ, и все синхронно потянулись к чёрному входу. Аято забежал в пристройку — он выбросил в печь какой-то свёрток, а потом активировал сжигатель, запустив часовой цикл.
— Теперь всё готово, — вымолвил он. — Пойдёмте в кабинет совета; девочки не придут ещё, по крайней мере, минут двадцать, так что мы сможем подробно обсудить, что нам делать.
Мы молча согласились, и Аято снова повёл нас.
В помещении совета не было никого, как он и предсказывал. Мы расселись за длинным столом, и Аято сложил пальцы домиком.
— Итак, — начал он. — Ханако, никто не видел, как ты вчера заходила в кулинарный клуб?
Младшая Ямада помотала головой.
— Все уже ушли, — прошелестела она. — Когда я подоспела, там была только Одаяка-семпай, и она… Она…
Ханако задрожала и поёжилась. Брат положил ей руку на плечо и мягко проговорил что-то успокаивающее.
— Очень хорошо, — кивнул Аято. — Значит, никто не знает, что ты там была.
Таро негромко прочистил горло и несмело заговорил:
— Весь кулинарный клуб был в курсе того, что Ханако намеревалась готовить блюда для Амаи.
— Знали, что она собиралась готовить, — Аято выделил голосом четвёртое слово. — Но ведь они обе могли передумать, верно? Так и произошло: Амаи подозвала Ханако и сказала ей, что готовка отменяется. Одаяка была непривычно задумчива, но, в целом, всё шло, как обычно. После этого Ханако пришла в комнату школьного совета; там уже сидели президент, её брат и Фред Джонс… Таро, Фред, вас ведь тоже никто не видел после уроков?
— Я читал в аудитории, — склонил голову Ямада. — Один.
— А я коротал время в своём клубе, — я вздохнул. — Всех остальных я отпустил.
— Отлично, — Аято опустил подбородок на сцепленные пальцы. — Итак, Фред, ты заглянул в клуб, чтобы удостовериться, что всё в порядке, а потом отправился делать уроки в кабинет совета. Таро, ты дождался, пока все остальные твои одноклассники уйдут, а затем не спеша отправился на второй этаж. Твоя сестра присоединилась к нам намного раньше ожидаемого, и ты спросил её, почему она не в клубе, на что она ответила, что президент отказалась от их прежних планов и отпустила её. Всё понятно?
Никто из нас ничего не ответил; мы ограничились кивками.
Аято ещё долго беседовал с нами, советуя, что говорить в той или иной ситуации. Мы два раза прорепетировали то, как мы якобы вели себя вчера после уроков. Всё было, как в тумане, и у меня начала кружиться голова.
Осознание того, что на самом деле произошло, постепенно накатывало на меня, как гигантская волна. Образ Амаи — не живой и хорошенькой, а мёртвой, с синюшным лицом, остекленевшим взором, раззявленным ртом и рвотными массами внутри, — был словно вытатуирован на оболочке моего подсознания и никак не желал стираться из памяти.
Размеренный и приятный тон Аято отвлекал, но не был в силах полностью вытеснить из сознания те неприглядные картины. Я до сих пор окончательно не осознал, что Амаи больше нет, и не мог просто так принять этот факт, но чувство вины перед ней — тёмное, затапливающее — уже сковывало сердце ледяными пальцами.
Ямада справлялись куда лучше меня — сказывалось то, что они были напрямую заинтересованы в сокрытии преступления. Ханако даже смогла улыбнуться — со стороны казалось, что вполне искренне.
Когда пришла пора расходиться по аудиториям, Аято отвёл меня в сторону и нежно прошептал на ухо: «Я с тобой, Фред!». Ощущение его тёплого дыхания на моей коже помогло мне примириться с суровой действительностью, и я продержался-таки до обеда.
А потом за столом собралась наша всегдашняя компания (кроме Мегами, которая снова уехала во Францию), и Сато тут же завела беседу об одной новейшей компьютерной программе, которая, по её словам, была способна на невероятные вещи.
Аято и Куша довольно мило отвечали ей, остальные же сидели тихо: и я, и оба Ямада не пылали желанием с кем-либо разговаривать. Однако этого и не требовалось: общение прекрасно шло и без нашего участия.
В разговор вступил Масута с рассказом об очередных соревнованиях, планировавшихся на июль. Он упомянул, что, к счастью, сможет сдать экзамены спокойно и не волнуясь. Аято поддержал его и искренне пожелал удачи в дальнейшем жизненном пути: Масута собирался поступать в колледж физической культуры, а после окончания — открыть собственное додзё.
Сато уже работала на одну компьютерную компанию — пока она считалась там стажёром, но после университета её ждали на полную ставку. Аято собирался поступать в университет Тоодоро и выучиться на врача, и ему каким-то образом удалось убедить Ямада Таро пойти туда вместе. Ханако хотела устроиться бухгалтером в кондитерскую, в которой трудилась их с Таро мать. Кага Куша уже и так считался первоклассным учёным международного класса и уже ездил по всему миру с лекциями; его даже приглашали в Масачусетский Университет — в самое технически подкованное учебное заведение моей прекрасной родины.
Иными словами, каждый уже выбрал себе дальнейший жизненный путь, и только я — старшеклассник накануне выпуска — пока ещё не знал, чем заняться.
Конечно, мне как сыну дипломатов предоставлялась возможность изучать международное право, а потом пойти по стопам родителей, но я этого не хотел: меня куда больше прельщала следовательская деятельность, и я не забыл о свей давней мечте стать агентом ФБР. Однако времени решать и выбирать у меня попросту не было: уже в следующем марте мой учебный год заканчивался, и я должен был пройти тесты и предоставить табель в одно из высших учебных заведений Страны Восходящего Солнца.
Что ж, придётся, наверное, пойти по линии наименьшего сопротивления… Неплохо бы узнать, Тоодоро — это многопрофильный университет или нет, и если там есть подходящий мне факультет, то можно было бы послать табель туда.
Мысли о будущем отвлекли меня, и я даже забыл на некоторое время о том, что произошло с Амаи, но на обеденный перерыв отпускалось только полчаса. Как только мы разошлись по аудиториям, надоедливые образы вновь всплыли в моём сознании.
Бедная Одаяка… Как несправедливо сложилась её судьба!
У меня до сих пор в голове не укладывалось, как можно ради какой-то должности в школьном клубе взять и убить человека. Этот Цубурая должен быть просто психом, чтобы решиться на такое. Лично я настаивал на том, чтобы Аято надавил на него и вынудил уйти из школы, но мой любимый не согласился, сказав, что официально нет никаких причин для того, чтобы его исключать. Напротив, он хотел, чтобы Цубурая был избран президентом кружка и даже научил Ханако, что именно ей говорить, когда подобный вопрос встанет у них в коллективе.
После уроков мы разбрелись по кружкам, договорившись встретиться вечером и вместе отправиться домой. Амаи, судя по всему, пока не искали: полиция ещё не приходила в школу, но я понимал, что это всего лишь вопрос времени. Рано или поздно её родители напишут заявление о пропаже, и тогда обязательно начнётся расследование.
Я изо всех сил старался отрешиться от воспоминаний о погибшей Амаи и сфокусироваться на чём угодно, но не мог. В клубе мы разбирали фотографии, сделанные на фестивале, и отбирали самые удачные для школьного сайта, но я витал в облаках и то и дело удалял хорошие кадры, а отстойные — оставлял. Дошло даже до того, что мои соклубники начали с беспокойством спрашивать, в порядке ли я. Я признался, что и вправду чувствовал себя не очень, и на этом мы решили закончить.
