Я предложил ему чистое полотенце и одну из своих пижам, показал, где ванная, и начал готовить постель, стараясь не думать про него, стоявшего обнажённым под упругими горячими струями душа.
Аято справился довольно быстро — сказывалось исконное японское стремление экономить всё вокруг: и время, и воду. Он вышел из ванной через десять минут в моей синей пижаме, с влажным полотенцем в руках и широкой улыбкой на лице.
— Я не взял зубную щётку. — вымолвил он. — Сам виноват — очень глупо с моей стороны было решить не заходить домой перед ночёвкой… В общем, мне пришлось чистить зубы пальцем.
— Серьёзно? — я отвлёкся от подушки, которую пытался втиснуть в наволочку, и повернулся к нему всем корпусом. — Давай, я выйду к ближайшему универсаму и куплю тебе щётку, приятель.
— Да что ты, Фред, — Аято махнул рукой. — Даже и не думай об этом: у меня в школе в кабинете есть гигиенический набор: я отнёс его туда, когда приходилось задерживаться допоздна. Один раз я даже ночевал в Академи, представляешь?
Мы улеглись на матрацы, и он рассказал мне, как ему пришлось провести ночь в школе.
— Я постелил себе на одной из кушеток в кабинете медсестры, — увлечённо говорил он, — а с утра сбегал в круглосуточную баню — она находится у вокзала, за рестораном «Мир карри» — и вымылся, заодно воспользовался там стиральной машиной, чтобы освежить постельное бельё, а заодно — и кое-что из своей одежды. Не поверишь, но спал я очень крепко, и сначала даже не услышал сигнал будильника, который я поставил на пять утра. К счастью, у моего телефона такие настройки, что он звонит, не переставая, пока кто-нибудь его не выключит, и, хвала всем богам, я всё-таки открыл глаза в пять минут шестого. Хорошо ещё, что у нас в городке есть круглосуточные баня и универсам — обычно такая роскошь доступна только жителям крупных мегаполисов. Кстати, об этом: не так давно мы с семьёй ездили в Токио и прокатились на тамошнем метро; так вот, ты не поверишь…
Аято вещал и вещал, а я слушал, ловя каждое слово и с умилением отмечая необычную для него говорливость. Мне хотелось думать, что это благодаря мне он так расслабился и чувствовал себя свободно настолько, что мог высказаться и общаться, не думая об условностях.
Однако после рассказа о чудесах столичной подземки Аято спохватился, извинился, что его рассказа так затянулся, и предложил отходить ко сну. Я выразил традиционный вежливый протест, сказав, что мне было очень интересно слушать его путевые заметки, а в животе у меня тем временем порхали бабочки. Один звук его голоса вызывал во мне бурю эмоций, и мне бы хотелось, чтобы этот рай никогда не заканчивался, но сказать это вслух я, разумеется, не мог, поэтому мы пожелали друг другу спокойной ночи, и вскоре дыхание Аято выровнялось и стало ритмичным и спокойным. Я же проворочался полночи на своём матраце, мучимый несбыточными фантазиями, и задремал лишь под утро.
Ровно в шесть сработал будильник Аято, и он тут же вскочил, как солдат. В Японии не было принято вставать под душ ещё и с утра, поэтому мы довольно быстро справились с утренним туалетом. Мои предки ещё спали, и присутствие в доме гостя не могло заставить их нарушить заведённый распорядок, чему я обрадовался: их американская непосредственность и дружелюбие могли вызвать у японца впечатление навязчивости и непомерного любопытства.
На завтрак я не нашёл ничего лучше, как залить хлопья молоком — то, что в Японии не делали. Здесь завтраков как таковых вообще не было — они с утра ели то же, что и позже в течение дня. Но я готовить абсолютно не умел, а делать яичницу как-то не решился, так что мы ограничились этим. Аято съел свою порцию с аппетитом, поблагодарил за еду и, прежде чем я успел его остановить, метнулся к крану и со скоростью молнии сам вымыл свою пиалу.
Мы вышли из дома в половину седьмого и дошли до школы за пятнадцать минут. В такую рань учительница физкультуры ещё не успела заступить на свой пост, так что у ворот нас никто не встречал. Мы дошли до шкафчиков со сменной обувью, не прекращая болтать о разной чепухе, и Аято вытащил свои туфли, на которых лежал сложенный вчетверо лист бумаги. Мы заметили это слишком поздно: записка упала, и Аято пришлось нагнуться, чтобы поднять её.
— Что, кто-то торопится признаться тебе в любви? — я старался говорить шутливым тоном, но на душе тут же заскребли кошки. — Только бумага какая-то скромная. Обычно девчонки выбирают красивые открытки, да ещё и брызгают на них духами.
Аято развернул записку, пробежал несколько строк глазами, и между бровями у него появилась складочка.
— Это мало похоже на любовное послание, — вымолвил он, протягивая мне листок.
Я взял его двумя пальцами и прочитал: «Остерегайся. Один неверный шаг — и ты сдохнешь. Ещё один случай, и мы тебя похороним».
— Что за чушь? — бросил я, протягивая записку ему назад. — Это писал кто-то умственно неплоноценный?
— Может быть, — Аято ещё раз просмотрел строчки послания и аккуратно сложил его. — В любом случае, думаю, самым мудрым станет не обращать на это внимания.
Он спрятал листок в сумку и, быстро стянув уличные кроссовки, просунул ноги в туфли.
— Ты уверен? — я с сомнением покачал головой. — Тон этой записки мне совсем не понравился. Может, лучше сказать завучу?
— Ерунда, — Аято повесил школьную сумку на плечо и махнул рукой. — Не стоит беспокоить людей из-за подобной мелочи.
И он тут же перевёл разговор на другую тему, заговорив о предстоящем фестивале: сегодня было двадцать третье апреля, и Золотая неделя неуклонно приближалась.
Приняв правила его игры, я быстро переобулся и пошёл с ним рядом, болтая о фотоателье, которое планировал открыть. И в этой прекрасной светской беседе мы провели всё время, пока поднимались по лестнице. На площадке второго этажа мы распрощались, и Аято направился в кабинет совета, а я — дальше по ступеням.
И в эту самую минуту я был настолько близок к ощущению абсолютного счастья, насколько это возможно.
========== Глава 13. Золотая неделя. ==========
Неделя пролетела с оглушительной скоростью. Время, казалось, сошло с ума: оно ринулось вперёд подобно комете, и вот наступила пора самых запоминающихся и красочных праздников в Японии.
В среду, первого мая, погода стояла солнечная и ясная — идеальные условия для того, чтобы организовать школьный фестиваль.
Всё это время мы усиленно готовились к сему действу, потому результат получился поистине грандиозным: помещение каждого клуба было украшено и преображено специально для приёма и развлечения гостей. Прямо на пол мы наклеили стрелочки, показывавшие наилучший маршрут, следуя которому можно было посетить все мероприятия, не пропустив ни единого.
Ребята из клуба любителей мистики организовали комнату страха, и Хигаку Шин — без костюма, но с фирменным хмурым выражением лица — пускал туда посетителей по одному или двое. Театральный кружок под руководством красавицы Кизана поставил несколько коротких сценок — специально для того, чтобы не наскучить зрителям, сил которых не хватило бы на серьёзный и большой спектакль. Подопечные Гейджу устроились на улице, около сакуры, росшей на холме, и рисовали портрет каждого, кого это заинтересовало. В комнате научного кружка демонстрировались способности революционного робота Франсуа: полезная машина собирала с пола мелкие вещи, безошибочно сортировала их по соответствующим коробкам, варила чай и кофе, делала уборку, могла смешать несколько реактивов в указанных пропорциях, а также занималась психоанализом. Компьютерный клуб устроил лазерное шоу, а также тестирование программ, которые написал крошка Гемма. Он сам, кстати, уселся за дальний компьютер (как и обычно) и делал вид, что его здесь вообще нет.
Масута перенёс свой штаб в традиционный японский садик, расположенный недалеко от чёрного входа в школу. Там он вместе со своими соратниками давал несколько кратких и простых уроков для тех, кто хотел укрепить как тело, так и дух. Асу Рито, всё ещё не такая весёлая и оживлённая, как была, но уже не болезненно бледная и грустная, устроила небольшие игры вроде эстафет, прыжков в длину и высоту и гонок. Каждому победившему она выдавала призы.
