Вот Куу Дере и её еженедельный цикл записей про книги. На каждое прочитанное произведение она составляла подробную и длинную рецензию, и читать это было, честно говоря, довольно скучно.
Вот сама Амаи и её всегдашние фото свежеприготовленных блюд: вызывающие аппетит кадры с огромными противнями с печеньем и пирожными, сервированные салаты, аккуратные роллы и искусно приготовленное мясо.
А вот Берума — обычно она выкладывала стихи собственного сочинения, но в последнее время не проявляла никакой активности в социальных сетях. Именно поэтому я решил повнимательнее прочитать, что именно она написала, так как проблемы в её семье могли отрицательным образом сказаться на её психике, и если это случится, то лучше обратиться за помощью как можно раньше.
Я открыл полностью её запись и начал внимательно читать.
……«Я нашла! Наконец-то я обнаружила тот элемент, которого так не хватало! 1968-й, август. Всё случилось тогда, но этому предшествовали жуткие события. Это началось в 1965-м, когда они встретились на неделе труда в Токио, а потом…
Бураза проклята.
Очередная фаза началась в 1972-м. Точнее, следующее поколение пришло в этот мир, и тоже в августе.
Сейчас опять… История повторяется?
Доказательств крайне мало, и я не уверена, но, скорее всего, так и есть».
Я глубоко вздохнул и покачал головой: то, чего я боялся, уже произошло: Берума понемногу съезжала с катушек, и ей была срочно необходима профессиональная помощь. Завтра же отведу её к школьному психологу.
Зевнув и посмотрев на время, я от скуки открыл новую страницу и напечатал в строке поиска: «Неделя труда Токио 1965 Бураза» и с нетерпением нажал на первую же ссылку.
И тут же содрогнулся от непонятного ощущения нереальности происходящего.
Передо мной была отсканированная старая газета и небольшая заметка к ней. Заметка гласила: «Знаменитый художник Таканори Хидео и местная красавица Айши Куми сочетались браком сегодня, третьего марта тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. Пара познакомилась на неделе труда в Токио в мае 1965-го, и Айши-сан помогла Таканори-сан пережить тяжёлую утрату: его натурщица покончила с собой в августе 1968-го. Теперь Таканори-сан будет счастлив с новой женой!».
========== Глава 12. Ощущение абсолютного счастья. ==========
Я медленно отложил телефон в сторону и помассировал виски. Итак, всё оказалось куда хуже, чем я себе представлял: Берума оказалась одержима навязчивой идеей по поводу Аято и его семьи и даже начала копать под них.
Что ж, нужно показать её специалисту, пока это всё не зашло слишком далеко. Завтра же переговорю с ней об этом, дам понять, что испытывать время от времени трудности — это нормально, а потом отведу к психологу.
Видимо, то, что мать оставила семью, сказалось на бедняжке Беруме куда сильнее, чем казалось поначалу. А я не заметил — вот дурак!
Надо срочно помочь ей. В понедельник, прямо с утра, я начну этот разговор, и даже если он станет ей неприятен, я доведу его до конца.
Кто-то тронул меня за плечо, и я, вздрогнув, резко обернулся. Надо мной стоял Аято, одетый в тёмные джинсы и простую чёрную футболку; на плечах были лямки рюкзака.
— Долго ждал? — спросил он, и его потрясающий низкий голос моментально стёр все волнения и тревоги, как морская волна смывает с берега мелких крабов.
— Нет, недолго, — я потянулся к телефону. — Приятель, я хочу показать тебе кое-что. Это довольно серьёзно и опосредованно связано с тобой, так что, думаю, ты имеешь право знать. Кроме того, мне бы не помешал твой совет насчёт того, что делать дальше.
Аято сел рядом со мной, и я показал ему сначала запись Берумы в социальной сети, а потом — то, что я нашёл в интернете про его бабушку и дедушку.
— Абсолютно прозрачно, что она имела в виду именно их, — произнёс я, указывая на даты на экране смартфона. — И если эту заметку нашёл я, то найдут и другие — те, кому придёт в голову полюбопытствовать насчёт её записи. Я не знаю, почему она так зациклилась на тебе и твоей семье, но, кажется, подозреваю, что явилось причиной этому: её мать ушла из семьи. Помнишь Дзинкури Акико, бывшую любовницу Сато? Так вот, она бросила их: и мужа, и дочь.
Во время моей сумбурной речи Аято мерно кивал, не сводя взгляд с экрана мобильного. Его брови были сдвинуты у переносицы — он явно принял близко к сердцу то, что произошло с Берумой.
— Ей безотлагательно нужна помощь, — снова заговорил я. — Боюсь, если так продолжится и дальше, она рискует… Потерять связь с реальностью.
— Понял, — Аято кивнул и порывисто встал с сиденья. — Предлагаю в понедельник с утра заняться Берумой; думаю, для начала стоит отвести её к школьному психологу, а потом по результатам этой встречи мы решим, что делать дальше.
Я не мог ничего ответить, просто смотрел на него в немом восхищении. Всегда такой рациональный, собранный, он казался недостижимым идеалом, сотканным из самых прекрасных энергий в нашем мире.
— Но приступить мы сможем лишь в понедельник, — Аято вдруг улыбнулся. — А пока… Не хочешь зайти ко мне?
Я замялся. Здесь и сейчас, прямо здесь и сейчас мне предоставлялась идеальная возможность сделать то, о чём я давно мечтал.
Смелее, Фред, ведь от этого зависит твоё счастье!
Набрав полную грудь воздуха, я выпалил:
— Может, наоборот? Как насчёт остаться у меня с ночёвкой?
И в тот момент, когда Аято кивнул в знак согласия, моё сердце сорвалось в неистовый галоп.
Я привёл его к себе, по дороге болтая о разных пустяках и стараясь скрыть трепет в своей душе. Нельзя, чтобы он заметил и догадался; ещё не время: так я мог оттолкнуть его от себя. А в мои планы это совершенно не входило.
Строго говоря, у меня и планов-то никаких не было: я вообще лучше действовал экспромтом, ничего не репетируя заранее и не выстраивая в голове сложных схем. Предпочтительнее было действовать по обстоятельствам: я умел принимать быстрые решения, так что выгоднее всего воспользоваться своими сильными сторонами.
Как я и надеялся, мои родители были очарованы Аято сразу же и наповал: его безупречные манеры, его выдающаяся внешность, его потрясающий голос — всё это тотчас и безоговорочно растопило сердца моих предков. Они расспрашивали его о школе, о семье, об успехах и с умилением выслушивали его скромные ответы. Он довольно мило упомянул, что состоит в школьном совете и любит математику. Я перевёл своим предкам: это означало, что он президент совета и лучший ученик школы. Восторги мистера и миссис Джонс тут же достигли апогея, и мне пришлось применить всё своё влияние, чтобы высвободить Аято из их захвата и привести его к себе в комнату.
Он похвалил интерьер, потом подошёл к столу и наклонился, рассматривая снимки, которые висели на пробковой доске над рабочей поверхностью. Я обронил, что у каждого есть история, и помчался на кухню — делать сэндвичи, чай и сок — как раз то меню, на которое и хватало моих небогатых кулинарных навыков.
Быстро нарезая хлеб треугольничками, я параллельно думал, как именно размещу своего дорогого гостя. У нас был запасной футон на такой случай, но мы давно не вытаскивали его из кладовой, и я не был уверен в том, что он в идеальном состоянии. Зная о том, насколько Аято чистоплотен и аккуратен, не хотелось бы смутить его, предложив пыльный матрац.
Решив пока не думать об этом, я отнёс своему дорогому гостю угощение, и мы вместе начали уминать сэндвичи под какое-то аниме, которое я давно скачал, но так и не начал смотреть.
Впрочем, и сейчас я практически не концентрировался на мультике: рядом со мной присутствовал весьма мощный отвлекающий фактор. Время от времени я бросал на Аято косые взгляды, молясь про себя, чтобы он это не заметил. К счастью, мои игры в Ромео оказались достаточно в рамках, или же Аято очень увлекли аниме и сэндвичи, а, может быть, он просто был слишком хорошо воспитан… В общем, он ничего не сказал и не показал вида, что заметил мои прогляды.
Когда пришло время отходить ко сну, я, прокляв всё на свете, извлёк на свет божий запасной футон. Он оказался не таким уж пыльным, кроме того, Аято — сама деликатность — сказал, что с удовольствием переночует на нём.