Я скользнул к стойке, не переставая любоваться им. Весьма некстати в памяти всплыла та самая картина Гейджу, и я, зажмурившись, потряс головой: сейчас совершенно не время для этого.
— Что будете заказывать?
Этот вопрос заставил меня подпрыгнуть на месте и удивлённо воззриться на спрашивавшего. Это оказался ещё один официант, который был одет так же, как Аято, и на этом их сходство заканчивалось: этот был постарше, пониже и совершенно не такой красивый.
Меня застали врасплох, но я не мог отговориться, потому что в Японии не принято тянуть с выбором блюд, и я попросил обычное карри. Официант кивнул и тут же скрылся на кухне, а мне не оставалось ничего другого, кроме как снова отыскать глазами Аято и продолжать любоваться.
Теперь он работал за стойкой, к сожалению, далековато от меня, но я мог видеть его. Он как раз беседовал с одним из клиентов, и, по моему мнению, разговор у них явно затягивался…
Я присмотрелся к посетителю ресторанчика, который завладел вниманием моего любимого так надолго, и поднял брови от удивления: это был Цубурая Шоку, вице-президент… Ах, нет, уже бывший вице-президент кулинарного клуба.
В общем-то, ничего удивительного в самом факте подобного визита не было: «Мир карри» был широко известен среди школьников своей отличной кухней, большими порциями и приемлемыми ценами, и многие из нас ходили сюда чуть ли не на постоянной основе.
Но участники кулинарного клуба все как один гордо заявляли, что не потребляли в пищу то, что приготовили не сами. Они никогда не посещали ни кафе, ни кофеен, предпочитая делать блюда сами. И Цубурая, насколько мне известно, являлся одним из самых активных сторонников этой позиции.
Однако именно он устроился на высоком стуле напротив Аято и говорил что-то. Аято, судя по коротким кивкам, внимательно слушал…
Интересно, что же привело мастера кухни сюда?..
Получив свой заказ, я поблагодарил официанта улыбкой и, встав со стула, направился прямиком к беседовавшим однокашникам.
В ресторане было много народу, поэтому никто из них не заметил меня. До моих ушей донёсся обрывок фразы Шоку: «Когда всё будет кончено…», а потом я поставил свою пиалу с карри рядом с ним, и они оба изумлённо воззрились на меня.
Первым пришёл в себя Аято. Дружелюбно улыбнувшись, он спросил:
— Каким судьбами, Фред?
— Всё отлично, приятель, — я махнул ложкой перед тем, как погрузить её в блюдо. — Вот, решил зайти и перекусить…
— Ты принял верное решение, — Аято склонил голову. — Вижу, тебя уже обслужили, но, если что-нибудь понадобится, не стесняйся обращаться ко мне.
Я кивнул, и он, бросив мне улыбку, поспешил работать в зал.
Я перевёл взгляд на Цубураю. Он смотрел прямо перед собой и нервно мял в пальцах салфетку. Стакан воды — весь его заказ — так и стоял нетронутый на стойке перед ним.
— Проблемы, приятель? — сочувственно спросил я, поворачиваясь к нему всем корпусом.
Шоку стрельнул в меня взглядом и быстро, как-то воровато, помотал головой. Решив больше не лезть ему в душу, я вплотную занялся своим превосходным карри, время от времени посматривая в сторону Аято. Шоку цедил свою воду маленькими глотками и то и дело косился на наручные часы, как будто ждал чего-то.
Я явственно чувствовал, что моё присутствие ему неугодно, но не торопился уходить: во-первых, я не доел своё карри, во-вторых, мне хотелось дождаться окончания смены Аято.
Да и вообще, я находился в общественном месте, и если Цубурае так хотелось побыть одному, пусть сам допивает свою воду и уходит.
Я ещё раз искоса посмотрел на него. Выглядел он явно неважно: пальцы мелко подрагивали, под глазами залегли тени, а взгляд стал какой-то бегающий. Как ни странно, я прекрасно его понимал: лишиться места в клубе было, мягко говоря, неприятно.
Цубурая Шоку учился в классе «2-2», был одноклассником Берумы и с одной параллели с Аято. Это означало, что в будущем году он шёл в выпускной класс, и именно тогда начинал формироваться его табель. В феврале Амаи должна была окончить школу, и Цубурая естественным образом вскочил бы на её место: у нас в Академи, как и во всех японских школах, существовала негласная традиция, согласно которой после выпуска президента на его кресло уютно присаживался вице-президент. Исключения бывали, но крайне редко.
Иными словами, Цубурая вполне обоснованно полагал, что в следующем году возглавит кулинарный клуб и тем самым украсит свой табель: президентство очень здорово добавляло очков абитуриентам. А теперь Амаи отсекла ему путь наверх, продвинув Ханако — новенькую в клубе, которая пока ещё мало что умела.
Шоку же обладал настоящим кулинарным талантом: он мог приготовить миллиарды блюд самых различных стран мира, умудряясь приспособить иностранные блюда под вкус соотечественников. Как-то раз в прошлом году я забыл дома деньги и не смог пообедать в кафетерии. Я пришёл в кулинарный и попросил присутствовавшего там Шоку — тогда ещё первоклассника — сварганить мне чего-нибудь по-быстрому. Он с радостью согласился и вместо ожидаемых мною сэндвичей презентовал полноценный обед из четырёх блюд. Я хорошо помнил тот божественный вкус — мне невероятно понравилось, как Цубурая меня угостил.
Так что он вполне заслуживал той высокой должности, которую недавно занимал.
А вот заслуживала ли её Ханако? Я сомневался.
Конечно, я не знал доподлинно, как она готовила, но один раз краем уха услышал разговор между Таро и Аято. Ямада говорил, что его сестра мечтала научиться готовить, потому и хотела в кулинарный так сильно.
Научиться готовить. Не звучало как претензия на звёзды Мишлен.
Было прозрачно, что Амаи дала Ханако должность только для того, чтобы задобрить её братца, на которого положила глаз. Ситуация была вдвойне несправедливой, так как, судя по словам Цубураи, брошенным в ту роковую пятницу, Одаяка обещала ему, что после её выпуска он станет президентом. То есть, он должен был оставаться в кресле заместителя до следующего марта, а потом автоматически переходил на ступень повыше. Смещением Амаи разрушала его надежды на итоговый табель, где было бы указано президентство.
Конечно, всё ещё могло измениться, но для того, чтобы снимать с должностей в кружках и назначать на них, необходимо было соблюсти особую официальную процедуру через школьный совет. Насколько я знал, Амаи уже успела инициировать её, и это означало конец для Цубураи.
Я с сочувствием посмотрел на него, но ничего не сказал. Шоку поднёс ко рту пустой стакан и сделал вид, что отпил глоток, и в этот момент к нам наконец-то подошёл Аято.
— Моя смена заканчивается через полчаса, — вымолвил он, глянув на наручные часы. — Фред, давай мне пиалу… Так, отлично. Возьми себе колы в автомате — карри сегодня острый, и тебе точно захочется пить. Подождёшь меня на улице? Только улажу тут пару дел и сразу выйду к тебе.
Мне не нужно было повторять дважды: я понял, что Аято хотелось закончить терапию с Шоку, а я только мешал. Поэтому я, как самый примерный на свете американский гражданин, улыбнулся, расплатился по счёту (Аято отсчитал мне сдачу с завидной ловкостью и быстротой) и вышел из ресторанчика.
Аято оказался абсолютно прав (когда это было по-другому?) — после карри мне чертовски хотелось пить. Я купил в автомате пол-литровую бутылку пепси и, присев на лавочку, стоявшую чуть в отдалении от ресторана, выпил сладкий шипучий напиток чуть ли не залпом.
До окончания смены Аято оставалось около двадцати пяти минут, и я решил убить время типичным для представителя моего поколения способом: посидеть в интернете.
Достав из кармана смартфон, я запустил браузер и через минуту уже лениво листал страницы новостной ленты популярной социальной сети, где были зарегистрированы все мои соученики. Обновления, которые они выкладывали, тотчас отображались в ленте, и я лениво пробегал их глазами.
Вот Роншаку Мусуме, выложившая миллион фотографий самой себя с разных ракурсов. Почему-то это всё она назвала «выехала с папкой на природу». Природы на фото было на разглядеть: все кадры занимало лицо Мусуме.
