Тогда где он?

Заставив себя успокоиться, я подошёл к окну и, распахнув створки, с удовольствием вдохнул свежий воздух апрельского вечера, напоённый ароматом вишнёвых цветов.

Не стоило волноваться: Аято наверняка помогает где-нибудь, например, в теплицах клуба садоводов — там у них наверняка много дел. Или опять чинит что-нибудь у кулинаров — не так давно у них случилась авария с микроволновкой.

Но в таких случаях Аято всегда брал телефон с собой, ведь он знал, что может понадобиться кому-либо практически в любой момент.

Конечно, не стоило забывать и о возможности аварии и экстренной ситуации в общем, но тогда включили бы сигнализацию.

В общем, это было весьма и весьма странно, совершенно не свойственно Аято и оттого немного пугающе.

Что ж, надо разобраться. Я ждал достаточно — уже около пяти-семи минут, — а он ещё не вернулся, значит, необходимо отправиться на поиски.

Решительно кивнув, я подхватил сумку и направился вдоль по коридору, на пути распахивая двери и заглядывая в каждое помещение. Большая часть комнат пустовала, но некоторые особо преданные своему делу участники клубов всё ещё находились на месте. Спросив у президента музыкального кружка Мюджи Шан, не видела ли она недавно Аято и получив отрицательный ответ, я поспешил дальше и внезапно столкнулся с проблемой: дверь художественного клуба была заперта.

Надо сказать, помещения кружков у нас не запирались (кроме научного) — это было связано с одним несчастным случаем, который произошёл много лет назад: какого-то мальчика в шутку закрыли в одной из комнат, а потом начался пожар, и он задохнулся там. С тех пор директор школы запретил замки на клубных помещениях и классных комнатах. Бояться за ценности не стоило: во-первых, в Японии был очень низкий уровень преступности, и воровали здесь крайне редко; во-вторых, кладовые остались оснащены замками, так что спрятать дорогие вещи можно было и там.

Но факт оставался фактом: дверь в помещение художественного клуба не поддавалась, хотя в створку не было врезано замка.

Значит, кто-то подпер её чем-то…

Громко постучав в дверь, я подождал. Никакого ответа, но внутри мне слышалось какое-то шевеление и разговор шепотом.

— Эй, Гейджу! — выкрикнул я. — Я знаю, что ты там! Открывай немедленно!

Несколько секунд стояла тишина. Потом безэмоциональный голос президента художественного ответил мне:

— Подожди одну минуту.

Через некоторое время послышалась возня, как будто кто-то тащил по полу нечто тяжёлое. Потом до моих ушей донёсся какой-то стук, а затем Гейджу резко распахнул дверь. Я, едва успевший отстраниться, не ввалиться внутрь и не упасть только благодаря отличной реакции, сердито просмотрел на художника, но тот, как и всегда, был невозмутим, лишь щёки раскраснелись, да глаза как-то подозрительно блестели за сильными стёклами очков.

Я попытался заглянуть внутрь комнаты через плечо Гейджу, но он стоял на одном месте, как вкопанный, скрестив руки на груди, и явно не собирался пускать меня.

— Слушай, друг, я ищу Аято, — вымолвил я, потирая руки. — Он тебе случаем не попадался?

— Нет, — кратко отозвался Гейджу.

Я подождал несколько секунд, надеясь, что он объяснит, зачем заперся, а также что делал здесь, но он молчал, а я понимал, что расспрашивать было неприлично.

Но всё же что-то меня настораживало…

— Ты здесь один? — подумав, я задал довольно безопасный вопрос.

Гейджу молча кивнул и прислонился плечом к дверному косяку. Он был худым, но жилистым, с узким лицом, грустными глазами и неожиданно крепкими руками с длинными, сильными пальцами, покрытыми навечно въевшимися пятнами краски. Считаясь довольно высоким для японца, он всё же на голову уступал мне, но у него странным образом получалось смотреть на меня не снизу вверх.

— Хорошо, — я склонил голову. — Тогда, наверное…

Правила приличия требовали от меня немедленно ретироваться и извиниться, но что-то не пускало меня. Что-то зудело на задворках подсознания и не давало мне просто уйти, но я не понимал, что именно. Гейджу же стоял на месте, как статуя, и спокойно ждал, когда я, наконец, соображу, что являюсь нежеланным гостем.

Шли секунды, и ситуация становилась довольно смешной. В конце концов, кашлянув, Гейджу вымолвил:

— Если от меня ничего не нужно…

Я склонил голову, осознавая, что невозможно не понять такой очевидный намёк, и отошёл на два шага назад. Гейджу захлопнул дверь, и мне снова послышалось, как к ней с той стороны придвигали что-то тяжёлое.

Интересно, почему он так не хотел, чтобы узнали, чем он там занимался?..

Я медленно побрёл по коридору к лестнице: надлежало проверить клубы на третьем и первом этажах, — но мысли о Гейджу и его странном поведении никак не желали покидать моих мыслей.

Что он там делал? По какой причине так не желал, чтобы я вошёл к нему в помещение кружка? И с кем он шептался до того, как открыть дверь? Ведь он явно присутствовал там не один, хотя я не мог с уверенностью сказать, что слышал два голоса.

Но было что-то ещё…

Я поднялся на третий этаж и, подойдя к дверям компьютерного клуба, распахнул их. Никого не было, даже очаровашка Гемма Таку успел удрать домой. Я прошёлся вдоль рядов выключенных компьютеров и остановился у небольшой дверки, которая вела в тесное помещение со звукоизоляцией — в той комнате находился школьный сервер.

Приоткрыв створку, я заглянул внутрь. Сервер мерно гудел и весело подмигивал зелёными огоньками, но и тут никто не прятался. Собственно говоря, это было проблематично: места явно недоставало, сервер шумел, к тому же, немного специфически пахло…

Стоп.

Запах — вот что меня смутило.

Обычно из помещения художественного клуба пахло краской, растворителем, обожжённой глиной, скипидаром — в общем, не самый приятный коктейль. Но сейчас — совсем недавно — я почувствовал в этом сонме ароматов один особенный и довольно знакомый.

По школьным правилам, нам запрещалось пользоваться декоративной косметикой и парфюмерией, красить волосы и ногти, а также носить броские аксессуары, но большинство из нас считало себя достаточно взрослыми и поэтому слегка — едва заметно — нарушали его.

Некоторые девочки наносили на губы бесцветный маслянистый блеск, красили ногти прозрачным лаком и обрабатывали волосы хной. Волосы японцев и японок отличались по структуре от наших, европейских, и потому хна абсолютно не брала их, не давая цвета, но оставляя после себя лёгкий рыжеватый блеск, заметный лишь на свету. Мегами периодически надевала небольшую брошь, которую отец подарил ей несколько лет назад на пятнадцатилетие, Кизана Сунобу из театрального кружка носила заколки-розы в волосах и тонкий браслет на запястье, а сёстры Басу не приходили в школу без фамильных колец — серебряных, довольно старых и почерневших от времени.

Что же касалось парфюмерии, то тут действовало правило меры: очень многие слегка наносили за ушами туалетную воду, чтобы аромат ощущался лишь в непосредственной близости от владельца. И надо отметить, что парфюмом пользовались не только девчонки; многие ребята тоже не гнушались того, чтобы хорошо пахнуть.

К последним относился и Аято. Он пользовался туалетной водой, аромат которой весьма подходил ему: холодный свежий запах с цитрусовыми нотками.

И отголоски как раз такого аромата я почувствовал, стоя на пороге художественного клуба.

При этом сам Гейджу не пользовался парфюмом, и я не помнил, чтобы кто-либо из нашей школы разделял вкус Аято.

Значит, Аято был там, в художественной мастерской, и слышал, как я спрашивал Гейджу о нём. Только почему мой прекрасный президент совета не обнаружил себя, не сказал: «Ищешь меня, Фредди, приятель? Так вот он я!». Почему Цука не пускал меня внутрь помещения? Что эти двое могли скрывать?

Я вышел из серверной и захлопнул за собой дверь. Конечно, аромат парфюма — это достаточно слабый аргумент. Аято мог заходить к Гейджу незадолго до меня, потому-то шлейф запаха и остался в мастерской.