— А ты не знаешь, Джонс? Это было обалдеть, какой кошмар!

— Ага, ага, — закивала другая — с цветами в волосах и блеском на губах. — Мы тут подумали, что Асу ненавидит Ямада, раз она так настойчиво делала ему гадости.

— А ведь мы все считали её такой добренькой, — недовольно поджала губы. Момоиро — единственная из спутниц Мусуме, имя которой озвучили. — Да ничего подобного! Она столько гадостей сделала, что аж страшно стало!

— Обалдеть, — Роншаку покачала головой, рассматривая свои ногти. — Сначала опозорила его перед своим клубом, потом шутки ради подсунула ему слабительное, затем… Девчонки, что она там ещё выкинула? Хошико, ты, кажется, мне рассказывала.

— Точно, точно, — та, которую назвали Хошико, поправила зелёный платочек на шее и с восторгом улыбнулась. — Она готовила выступление про здоровый образ жизни и в черновике лекции вывела Ямада как антипример. Она там ещё и наброски сделала, типа, вот что с вами случится, если будете весь день сидеть сиднем, вперившись в книгу. А ещё она его сестру сфоткала, да, Хана?

— Ой, даже не говори, — отозвалась девочка с цветами в волосах. — Типа у этой первоклашки нет мышц, какой-то тонус низкий, на животе жир.

— Обалдеть, какой ужас, — встряла Мусуме, равнодушно бегая пальцами по сенсорному экрану своего смартфона. — Эта Ямада Ханако из-за Асу даже плакала.

Я медленно кивнул и отошёл прочь. Девочки продолжили обсуждать Асу и всё, что она успела выкинуть, но я решил больше не участвовать в процессе перемывания костей — с меня хватило и этого.

Итак, Асу унижала людей, издевалась над ними, даже довела девочку до слёз своей жестокостью. Не знаю, кто был на такое способен, но только не Рито — она была пусть не особо умной, но доброй и отзывчивой девочкой, которая никогда бы не сделал никому гадости.

Однако такой человек мог с лёгкостью стать слепым орудием в руках кого-то намного умнее, кого-то, кто мог виртуозно манипулировать другими людьми. У этого человека должен иметься немалый авторитет и уважение окружающих, харизма и умение находить подход к каждому, а также заинтересованность в том, чтобы Асу и Ямада никогда не были вместе.

Нет.

Чушь, дикость, глупость.

Аято не такой; он настолько же добр, насколько умён, и ему никогда и в голову не придёт воспользоваться такими нечистоплотными методами. Наверняка это на Асу нашло какое-то помутнение, какой-нибудь синдром из тех, что периодически бывают у девчонок. Ведь немыслимо даже предположить, чтобы благородный и прекрасный президент совета начал вмешиваться в личные отношения других. Да и как бы он заставил Рито позорить Таро перед спортивным клубом? Как бы он изменил текст лекции Асу для фестиваля? Как бы он науськал её на Ханако?

Вывод становился очевидным: Рито провернула всё это сама. Не со зла, вовсе нет, ведь она вовсе не являлась недоброй; просто от глупости или по незнанию.

Прибытие очередного преподавателя прервало мои мысли, и я встал для поклона, усиленно отгоняя от себя образ Асу в слезах.

После уроков состоялся слёт президентов клубов. Мы собрались в специальном помещении для переговоров и сначала внимательно слышали Аято, который зачитал нам подробный план проведения мероприятий в ходе фестиваля, а потом вносили свои предложения и корректировки. Асу сидела несколько грустная, но в процессе обсуждения слегка оживилась.

После окончания слёта я подошёл к ней и спросил: «Ты как?». Она в ответ улыбнулась и вымолвила: «Всё нормально. Я сама виновата, мне и расхлёбывать».

Мы вместе пошли вниз: я хотел пофотографировать фонтаны, она — поговорить с Ямада. Мы вышли во внутренний дворик и застали Таро на обычном месте, а потом я деликатно отошёл подальше, чтобы не мешать, и нацелил объектив камеры на одну из сакур, уже начавших цвести. Но, как оказалось, я зря старался: при виде Рито Таро захлопнул книгу, резко встал и ушёл прочь, не сказав ни слова.

Асу не сдалась: она побежала за ним, на ходу тараторя:

— Признаю, я виновата, только выслушай, я не прошу понять, просто дай мне объяснить…

Я покачал головой и сфотографировал фонтан, а потом проверил результат на экранчике камеры. Кадр получился как раз таким, как я и хотел: воздушным, солнечным, радостным. Как хорошо было бы, если бы всё вокруг в одночасье стало таким же… Но увы: бедняжке Рито ещё нескоро светило получить прощение от Таро, ведь такие мягкие и незлобивые люди, как он, могли быть весьма злопамятными и твёрдыми, как кремень, особенно когда дело касалось их родных.

Мне хотелось помочь Рито, но я понимал, что мои попытки будут смотреться со стороны как навязчивость. Оставалось лишь надеяться, что природный оптимизм и сила духа Асу помогут ей справиться со всем этим и забыть Ямада.

С этими мыслями я доснял все кадры, которые планировал, а потом засобирался домой.

За это время я успел приспособиться к графику Аято. Мы вместе засиживались допоздна: он — в совете, я — в своём любимом клубе. К вечеру мы перезванивались, договаривались идти домой вместе и встречались в коридоре второго этажа. Оттуда мы спускались вместе, делясь подробностями дня прошедшего, переобувались и шли до развилки, на которой наши пути, к сожалению, разделялись.

Иногда к нам, к моему вящему недовольству, присоединялся Ямада Таро — Аято каким-то образом уломал его помогать школьному совету в организации фестиваля. Этот скучнейший человек умудрялся привносить нотку уныния в любое дело, даже самое весёлое, и прогулки с ним превращались в муку мученическую, скрашивал которую лишь Аято.

Правда, иногда — очень редко — он отговаривался делами и задерживался в школе дольше всех. В эти дни я понуро шёл домой один, утешая себя тем, что мне, по крайней мере, не нужно терпеть рядом Ямада Таро.

Но сегодня, семнадцатого апреля, я точно знал: мы идём домой вместе. Аято нужно было начинать готовиться и ко дню рождения его отца — сей знаменательный день следовал аккурат за Золотой неделей, потому другого времени для этого выкроить представлялось невозможным.

Выйдя из помещения своего клуба, я вытащил смартфон из сумки и набрал знакомый номер. Аято ответил почти сразу же своим привычным: «Дай мне ещё пять минут, Фред». В ответ на это я смеялся и бросал: «Конечно!», прекрасно зная по опыту, что пять минут у этого трудоголика превращались в пятнадцать.

Подойдя к дверям школьного совета, я распахнул их и вошёл, не стучась — статус нашей дружбы уже дошёл до того, что мы могли не церемониться друг с другом. Аято ловко протирал поверхность длинного стола, стоявшего посреди помещения. Он составил все ноутбуки на стулья и работал невероятно споро, а на моё вполне искреннее предложение помощи ответил улыбкой и мягким отказом.

Через пять минут мы уже вышли из кабинета совета и не спеша побрели к лестнице. В наших беседах вёл, как и всегда, я; Аято же интеллигентно выслушивал мои рассуждения на тему фотографии и время от времени вставлял весьма уместные реплики, которые свидетельствовали о том, что он внимательно слушал меня.

Когда мы проходили к лестнице мимо тупичка с санузлами, мне послышался звук затвора: словно кто-то сделал фото. Замерев на месте, я резко повернулся в сторону туалетов, но никого не увидел.

— В чём дело, Фред? — спокойно спросил меня Аято, тоже притормозив. — Только не говори мне, что увидел привидение! Ещё одного призрака в школе я просто не выдержу.

— Нет, надеюсь, что это не призрак, — хмыкнул я, переводя взгляд на него. — Просто мне послышалось, что кто-то сделал фото… Звук затвора; знаешь его? Он довольно специфичный…

Аято перевёл взгляд своих изумительных чёрных глаз на тупичок и прищурился.

— Думаю, ты просто заработался, — изрёк он, поправив ремешок школьной сумки на плече. — В последнее время фотография в прямом смысле стала твоей жизнью, и теперь тебе всюду чудится что-либо, связанное с ней.

— Думаю, ты прав, — я усмехнулся, неосознанно отзеркалив его движение. — Ладно, пошли, а то придём домой уже завтра!