Спеша по переулкам, я стремился найти какое-нибудь укромное местечко без камер, окон и свидетелей, чтобы быстро переодеться, но, как назло, везде, куда бы я ни направился, либо присутствовали люди, либо окна были слишком широки для того, чтобы смело разоблачаться перед ними. Я уже начал слегка паниковать: мне предстояла уборка у бабушки, и я никак не мог ехать в униформе и с большой коробкой в руках – этот факт могли отметить и запомнить.

И вдруг мне пришла восхитительная по своей наглости идея. Я даже остановился и замер, обмозговывая детали.

В теории это могло сработать и даже решить проблему вещей Муджа…

Что ж, риск – благородное дело.

Остановившись в одной из узких боковых аллей, я раскрыл коробку и вытащил оттуда два из оставшихся пустых пакетов для мусора. С трудом закрыв крышку – плотные резиновые перчатки сделали мои пальцы страшно неловкими и не приспособленным для тонкой работы, – я обернул её хрупким чёрным целлофаном так, чтобы замаскировать хотя бы частично довольно яркие и приметные эмблемы почтовой службы. Получилось не особо красиво и аккуратно, но зато коробка уже не так бросалась в глаза своими боевыми авангардными цветами.

А потом я кружным путём отправился в сторону холма на стыке двух городков-близнецов. Именно на этом возвышении и располагалась моя альма-матер – Старшая Школа Академи.

Риск был поистине огромным: меня могли с лёгкостью увидеть сверху, заметить объёмный груз в руках, задаться вопросом, а почему это странно одетый президент школьного совета, который более часа назад покинул школу с коробкой, вдруг снова здесь объявился. Но я рассчитывал на то, что каждый из нас в какой-то степени раб своих привычек и не изменял повторявшемуся изо дня в день шаблону.

Обойдя холм, я быстрым шагом взбежал на него и оказался у задней калитки, которая, вопреки правилам пожарной безопасности, была заперта. Директор на своей машине уже успел укатить, как и всегда: по пятницам он уезжал рано, сразу после окончания последнего урока. Благодаря этой его привычке вероятность того, что мои передвижения запишет устройство видеонаблюдения машины, сводилось к нулю.

Подойдя к калитке, я без особой надежды на успех потянул её ручку на себя. Никакого эффекта: дверца как была заперта несколько часов назад, так и оставалась замкнутой сейчас.

Аккуратно подняв коробку, я поставил её на створку и легонько толкнул вперёд, чтобы она упала по ту сторону забора как можно мягче. А потом, услышав едва слышный звук, подтверждавший, что моя ноша благополучно оказалась там, я вздохнул: предстояла самая ответственная часть операции.

Что ж, пришло время проверить, принесли ли каждодневные зарядки хоть какие-нибудь плоды…

Я оперся руками на калитку, решив, что до забора, который был выше, допрыгну, но всё же его не осилю. Подтянувшись, я с трудом перебросил ногу через добротную деревянную дверцу и отдышался: такие эквилибры, да ещё в столь неподходящем наряде и в перчатках давались нелегко.

Но временем на неуместную жалость к себе я не располагал.

Перенеся другую ногу через створку, я неловко спрыгнул на землю и, подхватив коробку, тут же сиганул за одно из самых старых вишнёвых деревьев. Спрятавшись за толстым стволом, я быстро скинул с себя комбинезон, бахилы, перчатки и повязку и, предварительно вытащив из кармана разобранный телефон Муджа и магнитный ключ от шкафчика в спортзале, запихал спецодежду в коробку. Мне пришлось повозиться, чтобы её закрыть, и, победив в схватке с упрямым картоном, я пошёл вдоль забора.

Моя цель – пристройка с мусоросжигателем – располагалась почти ровнёхонько напротив, но на стадионе, через который лежал кратчайший путь, резвились члены спортивного клуба во главе с Асу Рито, поэтому я счёл за благо отправиться в обход.

Пройдя до угла, я проник в проход между мужскими душевыми и лабиринтом из живой изгороди и направился вдоль стен, стараясь как можно скорее добраться до пристройки и молясь всем несуществующим богам, чтобы мне никто не встретился.

Провидение услышало меня: я беспрепятственно проник в небольшое помещение. Правда, мусоросжигатель уже работал, но я не расстроился: суда по данным на мониторе, ему оставалось немногим более четверти часа.

Ничего страшного, подожду. И, быть может, даже проведу это время с пользой: нужно дать задание моему другу Каге, чтобы он подправил локализацию мобильного Кины так, чтобы она сообразовывалась с моей легендой. Так почему бы не пойти к нему прямо сейчас?

Я сделал было шаг к выходу, но потом остановился и махнул рукой: нет, делать этого не нужно. Стоило мне войти в здание школы – и все глаза были бы устремлены на меня. Меня бы непременно заметили, напрягли бы какой-нибудь задачей, стали бы расспрашивать. А встреча с кем-нибудь из задержавшихся сотрудниц школьного совета вообще могла обернуться катастрофой: я ведь сказал им, что уходил насовсем, и никакие наскоро придуманные отговорки не спасли бы меня.

Значит, оставалось только ждать пятнадцать… Нет, уже тринадцать минут, а также надеяться на то, что никому не придёт в голову заявиться сюда.

И стоило мне только подумать об этом, как с улицы тотчас же донеслись голоса. Стиснув зубы, я быстро бросил коробку в большой помойный контейнер, стоявший тут же. Сам же я попытался втиснуться в узенькое пространство между мусорницей и стеной. Мне это не удалось, и я изо всех сил попытался сдвинуть огромный металлический контейнер, пыхтя от натуги. Он поддался совсем чуть-чуть, но этого было достаточно. Я прижался спиной к стене и притаился, молясь, чтобы незваные гости не услышали моей возни.

Судя по голосам, говоривших было двое: парень и девушка. И чем ближе они подходили к пристройке, тем больше вытягивалось моё лицо: я узнал одного из них.

Фред Джонс, моя личная американская история ужасов.

Голос его собеседницы тоже был мне знаком – одна из девчонок в клубе фотографии: приземистая и коренастая, она носила очки и совершенно дурацкую прическу-боб, которая лишь подчёркивала чересчур крупные черты её мясистого лица.

– Но я не из тех людей, кто может дать тебе совет в таком щекотливом вопросе, Фред, – вымолвила она.

Голос раздался совсем близко, и я рискнул, привстав на цыпочки, осторожно выглянуть из своего укрытия. Девчонка стояла напротив входа в пристройку в профиль ко мне. Фреда я целиком не видел, лишь край длинного объектива камеры, почти всегда висевшей у американца на шее.

– Но я доверяю тебе, Берума, – ответил янки. – Даже больше, чем самому себе, если такое возможно.

Девочка вздохнула и повернула голову. Я мигом сиганул обратно и затаил дыхание. Заметила или нет?

– Но кто это? – спросила она. – Я её хотя бы знаю?

– Не исключено, – в голосе Джонса явно слышалась улыбка. – Из тех, про кого говорят «настоящий идеал». Хорошо учится, высокий интеллект, внешность на сто баллов из ста, справляется со всеми заданиями, что бы ни поручили.

– О-о-о… – протянула Берума. – Это не Сайко Мегами, надеюсь? Впрочем, не отвечай, раз не хочешь говорить конкретно. Кто она по гороскопу?

– Понятия не имею, – беспечно откликнулся американец. – Это важно?

– Ты спятил?! – напустилась на него собеседница. – Это же основное, это жизненно важная информация! Вся стратегия завоевания строится на этом факте! Увлечения, жизненная позиция, схема отношений – всё закладывается во время рождения под влиянием звёзд и небесных тел! Когда у неё день рождения, ты хотя бы знаешь?

– Знаю, – по сравнению с ней, тон Фреда казался спокойным, как море во время мёртвого штиля. – Первого апреля.

– О-о-о… – девчонка снова выдала своё любимое междометие. – Овен. Она принадлежит к стихии огня, как и ты, и это уже плюс. Прямой подход должен принести плоды.

– Но есть одна серьёзная загвоздка, – сказал американец. – Сердце моей любви занято бесхребетным тюфяком без капли индивидуальности.

– Бывает, – философски выдала Берума. – Женщин часто тянет к таким. Кто он по гороскопу? Или… Нет, скажи сразу, когда он родился.