– Надо же, – вставил я, отправляя в рот порцию риса.

– Так вот, – продолжила мать, – она решила отнести своим знакомым ланч и заодно посмотреть, как будут заливать основу фундамента. Говорят, это весьма интересный процесс.

– Не сомневаюсь, – хмыкнул я, подцепив палочками креветку. – Жаль, что я это не увижу. С другой стороны, после уроков я тоже планирую навестить бабушку: думаю, ей нужна помощь в уборке.

– Похвальное рвение, – кивнула мама, пододвигая ко мне чашку с кофе. – Сынок, я знаю, что ты предпочитаешь чай, но сейчас тебе необходимо взбодриться. Поскорее собирайся и отправляйся в школу. И не забудь: вчера ты был дома, у тебя болела голова, поэтому я носила тебе еду прямо в комнату.

– Большое спасибо, – я осушил чашку одним глотком, поставил её на блюдце и улыбнулся. – Постараюсь сделать так, чтобы подозрения нас вообще не коснулись.

И я направился в комнату за школьной сумкой, а потом побежал к двери, на ходу прощаясь с матерью и постоянно зевавшим отцом, только-только вышедшим из спальни.

Погода чуть-чуть испортилась: небо хмурилось, а солнце заволокли тяжёлые серые тучи, но дождя пока не было. Тем не менее, я решил поспешить: мне предстояло ещё сделать уроки, а на это требовалось время. Мне удалось прийти в школу раньше всех: даже учительница физкультуры ещё не успела занять своё всегдашнее место у ворот.

В такую рань коридоры школы были пустыми и гулкими, как в фильмах ужасов. Тишина стояла абсолютная; ничто её не нарушало.

Это всё мне импонировало: так будет легче сосредоточиться.

Библиотека нашей школы никогда не закрывалась: тут можно было не только взять литературу научного или художественного толка, но ещё и позаниматься: для этого выделялись небольшие парты с высокими бортами. Они размещались в дальнем углу помещения и благодаря привинченным высоким перегородкам создавали иллюзию уединённости.

Усевшись за одну из парт, я спешно достал свои учебники и тетради из сумки и с удвоенным рвением принялся за домашнее задание.

Я привык работать эффективно и старательно, как, впрочем, и большинство представителей нашей нации. Начав с самого трудного, я уверенно продвигался к устным урокам, но закончить всё мне удалось только к началу девятого. Откинувшись на спинку стула, я резко выдохнул и помассировал виски: почти бессонная ночь, несмотря на холодный душ, плотный завтрак и чашку кофе, всё же сказывалась на мне.

Что ж, ничто на этом свете не давалось нам легко и не проходило просто так. Оставалось лишь смириться и идти дальше, что я и сделал, направившись в кафетерий и взяв из автомата жестяную баночку с горячим крепким кофе, а потом, чуть подумав, купил ещё четыре. Я не особо любил этот напиток, предпочитая чай, но сейчас мне было необходимо взбодриться, ведь до начала уроков в мои обязанности входило и проведение экспресс-совещания с членами школьного совета.

Выпив половину банки, я быстрым шагом направился вдоль коридора и, войдя в кабинет совета, извинился за опоздание и поставил порции кофе на столешницу. В ответ мне донеслись многоголосые приветствия и благодарности. Я занял место во главе стола совещаний, поставив банку рядом, и четыре девочки, словно повинуясь сигналу, расселись по своим местам.

Не так давно Ториясу Акане выбыла из нашего состава в связи с отъездом в Лондон, и я даже не думал о том, чтобы взять кого-нибудь на её место: я сам брал на себя некоторые из её обязанностей, остальные же распределял между своими соратницами по совету. Никто не роптал, ведь я, в отличие от предыдущей главы, всегда вёл себя корректно и брал на себя большую часть дел.

Совещание прошло гладко: девочки с удовольствием тянули подаренный мною кофе, активно предлагали новое и единогласно поддержали список дел на сегодня. Никаких конфликтов, никаких подозрений, никаких возражений… Если бы всё в жизни было так легко!

Мы закончили ровно за пять минут до начала первого урока, и я преспокойно успел занять своё место и даже быстро подготовиться к занятиям до того, как учитель вошёл в аудиторию.

Первым уроком шёл японский, и я порадовался, что успел сделать уроки, ведь преподаватель – высокий и грузный человек по фамилии Хасегава – проверял наши домашние работы регулярно. Так произошло и на этот раз: сенсей собрал наши тетради и уcтроил нам довольно сложный тест, намекнув, что подобные вопросы будут на экзамене.

С честью справившись со своим заданием, я решил посвятить первую перемену решению проблемы художественного клуба: это прибавило бы мне очков в глазах как Гейджу, так и Сома.

Захватив в кладовой ширму, я пришёл в помещение кружка и с помощью Рику сделал там небольшую перестановку. Теперь те, кто занимался лепкой, находились словно бы в отдельном помещении, и тонкая душевная организация президента кружка не была больше вынуждена претерпевать муки от зрелища лица своего злейшего врага по фамилии Сома.

Тсука оценил это и даже, подойдя ближе, поблагодарил меня. Но зря я надеялся, что художник забыл о нашем разговоре перед генеральной репетицией: Гейджу, наклонившись ко мне, прошептал: «Как переговоришь с Фредом, скажи мне, когда вы оба будете готовы». С трудом сдержав стон досады, я выдавил из себя улыбку и обещал ему как можно скорее связаться с американцем.

На второй перемене я направился в помещение клуба фотографии, сочтя за благо как можно скорее договориться с Джонсом.

Весь коллектив кружка обнаружился посреди комнаты. Они внимали своему президенту с таким воодушевлением, что сам Цицерон мог позавидовать янки.

Фред объяснял, как подобрать наилучший ракурс, а также делился известными ему секретами удачных кадров, то и дело отпуская весьма удачные шутки. Он был прирождённым лидером – ярким, вдохновляющим, умеющим найти подход к людям, и все вокруг это чувствовали. Члены клуба фотографии обожали американца, даже учитывая изначальную нелюбовь японцев к иностранцам, и были готовы идти за ним и в огонь, и в воду. Иными словами, как соратник этот бледнолицый был весьма ценен, ведь он мог поднять свой коллектив и повести его за собой куда угодно.

Скромно постучав по одному из стендов, установленных в клубной комнате, я прервал этот мини-урок. Фред, бросив настороженный взгляд в мою сторону, извинился перед своими однокашниками и заверил их, что на следующей перемене он продолжит делиться с ним опытом. Фотографы согласно закивали и дружной гурьбой направились в дальний угол комнаты – рассматривать разбросанные по столу снимки, сделанные на вчерашней репетиции.

Проводив их глазами, американец повернулся ко мне и широко улыбнулся.

– Что привело тебя сюда, моя прекрасная любовь? – тихо спросил он, наклоняясь и касаясь пальцами моей щеки.

– На самом деле, – я мягко отстранил его руку, – у Гейджу проблемы.

– Так, чудесно, – Джонс развёл руками. – Не скажу, что я удивлён: у этих художников всегда всё не слава богу. Но скажи на милость, Аято, причем тут я?

– Он попросил нас позировать ему, – тихо вымолвил я, глядя в его небесно-голубые глаза. – Совместно.

Фред присвистнул, чем привлёк к нам нежелательное внимание своих собратьев по клубу, которые, правда, не стали слишком долго пялиться на нас: они явно привыкли к необычным манерам гостя с той стороны океана.

– Серьёзно? – хохотнул Джонс, пряча ладони в карманы. – А как именно позировать?

– Понятия не имею, – передернул плечами я. – Ну так что, ты согласен?

– Ещё спрашиваешь! – американец уставился на мои губы. – Разумеется! Когда начинаем, сегодня?

– Нет, – помотал головой я. – Сегодня точно не смогу. Я расскажу всё Гейджу, и он назначит день, а потом я свяжусь с тобой.

– Замётано! – Фред лучился от восторга. – Мечты сбываются, верно ведь, Аято?

Оставив его малопонятную реплику без ответа, я повернулся и поспешил прочь: до начала урока оставалось не так много времени, а я рассчитывал ещё и повторить устный материал. Добравшись до своей парты и вытащив из сумки нужный учебник, я начал внимательно вчитываться в ровные столбики текста. Мои старания оказались не напрасными: учительница дала нам пробный экзамен, чтобы показать, что вскорости ждало нас.