– У них очень консервативные взгляды, – помотала головой Кина. – Если я заявлюсь к ним в моём теперешнем положении, меня попросту выставят за дверь.
Она встала с захламлённого дивана и неожиданно подошла ко мне.
– Я хочу быть счастливой, – тихо вымолвила она. – И мне кажется, что с Таро это возможно.
Я потёр переносицу и отвернулся, буркнув:
– А сам Ямада-семпай что? Разве он не заслуживает счастья?
– Я сделаю всё, что могу, – едва слышно прошелестела Муджа. – Я буду верна ему, стану самой лучшей…
– Ты не понимаешь, – перебил её я. – Подумай сама: Таро ещё школьник, а ты заставляешь его бросить образование, отказаться от своей мечты и посвятить жизнь только тебе. Он хотел стать врачом, ты знаешь об этом? Своими эгоистичными действиями ты заставляешь его махнуть рукой на всё это.
Глаза Кины снова наполнились слезами, и она, задрожав, отвернулась. Я терпеливо ждал, зная, что вскорости драма должна продолжиться. Муджа не разочаровала – через некоторое время она продолжила:
– Родители Таро могут помочь, – несмело пролепетала она. – Я сама… Я выйду работать рано.
Хмыкнув, я отошёл на шаг и задумался. Я мог бы предложить ей взять деньги, что мне дал Сайко Сайшо, и уехать куда подальше, но сейчас она пребывала в таком ужасном состоянии, что даже обычная любовь к звонкой монете ей изменяла. Значит, не стоило и пытаться.
– Нельзя допустить, чтобы жизнь Таро была разрушена, – решительно вымолвил я. – Нужно избавиться от ребёнка.
– Но как? – Муджа вернулась к дивану и опустилась на него так, будто силы внезапно оставили её. – Уже поздно, и никто…
– Есть способ, – перебил её я, распрямляясь. – Если я принесу тебе таблетку, которая поможет, ты согласишься отпустить Таро?
***
К некоторым действиями мы привыкли настолько, что они становятся автоматическими. Не думая и не размышляя, мы просто вверяемся мышечной памяти, а наше сознание в это время путешествовало где-то далеко.
То же самое происходило и со мной.
Я отрабатывал смену в «Мире Карри», в точности выполняя указания Маэда-сана, но думал совершенно о другом. Муджа заполонила все мои мысли.
Эта подлая змея, учитывая её интересное положение, вполне могла отбить у меня семпая. Даже если мне и в самом деле удастся найти средство для аборта на позднем сроке, порядочность Таро не позволит ему оставить подругу детства в беде.
Как ни крути, положение было ужасным. Все предыдущие соперницы меркли по сравнению с проблемой, которая возникла передо мной сейчас: ни одна из них не являлась столь явной угрозой.
С остальными у меня был выбор. С этой – нет.
Муджа Кина должна умереть.
Других вариантов не имелось.
Работая в ресторанчике карри, я на ходу придумывал план её физического устранения, а также обмозговывал алиби для себя. Конечно, когда полиция будет расследовать это дело, будет неплохо выдать всё за самоубийство. Соседи, боюсь, стопроцентно опознают меня, значит, стоит подготовить оправдание и достойную причину для моего пребывания там.
Что же касается способа убийства…
Что-то давненько я не навещал свою бабушку.
========== Глава 151. Планирование. ==========
Может, это и являлось странным, но мне нравился запах в больницах. Хлористо-стерильный, он вызывал ощущение абсолютной чистоты, которое я так любил. Белая плитка на стенах, снующие туда-сюда санитары и медсёстры, аккуратные дежурные, с деловым видом сидевшие за мониторами компьютеров – всё это весьма импонировало мне и моему чувству прекрасного.
На меня мало кто обращал внимание – все здесь были заняты делом и контролировали какую-то свою область. Если я находился тут, значит, мне это для чего-то было нужно. Кроме того, многие из персонала уже знали, кто я: за последнее время я успел примелькаться.
Час стоял поздний, но главу кардиохирургического отделения – достопочтенную Накаяма Каэде – это ничуть не смущало. Она привыкла работать помногу и подолгу, и даже весьма высокая должность, скорее административная, чем, собственно, медицинская, не отучила её от этого.
Бабушка обрадовалась мне и, по обыкновению, угостила чаем, тщательно расспрашивая о моих планах на будущее и давала весьма дельные советы. Её практичность и чёткость натуры меня радовала; я не вполне понимал, почему они с мамой так и не подружились, ведь из них мог получиться превосходный тандем.
Но бабушка упорно не жаловала маму. Даже после стольких лет, после того, как она сама воочию убедилась в том, что её сын счастлив в браке, всё равно: в разговорах она называла мать исключительно по имени, как бы отделяя её от прочей семьи. Но это абсолютно никак не влияло на отношение бабушки ко мне: она очень сильно любила меня и гордилась всеми моими успехами. Конечно, она старалась этого не показывать, чтобы я ненароком не возгордился, но, тем не менее, хранила мою фотографию после выпуска из средней школы в первом ящике стола – я сам её видел, когда, поддавшись любопытству, решил проверить, что там.
Тогда я стал лучшим в выпуске, и мне на плечи набросили что-то вроде золотой накидки, а в руки дали кубок, который, вопреки обыкновению, был не вытянутым, а круглым, и весьма напоминал ночную вазу. Но всё равно в тот момент я очень гордился собой. И, как видно, не я один.
Беседа с бабушкой, как и всегда, оказалась довольно плодотворной, и я провёл у неё в кабинете без малого час. Когда я засобирался домой, она дала мне проспект их больницы и порекомендовала на досуге поизучать, чтобы было легче выбрать специальность. Я поблагодарил, спрятал тонкую книжечку в школьную сумку и вышел из кабинета.
Я зашёл и к дедушке: он сидел в ординаторской и гадал кроссворд, но при виде меня немедля отвлекся, отложил газету и очки и вскочил с места так, словно ещё был юношей.
В отличие от своей супруги, он не отличался ни карьеризмом, ни тщеславием, ни трудоголизмом, ценил удовольствия, которые могла предложить жизнь, и мог похвастать неплохим чувством юмора. Мне нравилось с ним общаться: в нём присутствовала некая лёгкость, которой бабушке не хватало. Я бы с огромным удовольствием провёл с дедушкой время, но у меня была уйма дел, поэтому, побеседовав с ним с течение четверти часа, я распрощался и сообщил, что иду домой.
Однако на самом деле я направился вовсе не туда, а, воспользовавшись служебной лестницей, проник в прачечную.
Согласно санитарным правилам и нормам, которые свято соблюдались в этой больнице, как и во всякой другой, вся одежда стиралась и подвергалась стерилизации и обработке ежедневно, вне зависимости от реальной степени загрязнения. В детстве я любил бывать здесь: тут постоянно царила жара, порой в воздухе висел пар (потому что вещи зачастую кипятились).
В металлическом шкафу при входе всегда висела пара-тройка запасных халатов – на случай, если вдруг имевшихся не хватит, но такое случалось крайне редко. Обычно эти робы так и висели целый день, а ровно в полночь сюда приходила целая бригада работниц, которые рьяно наводили порядок, стирали спецодежду и обрабатывали всё вокруг стерилизующими веществами.
До этого времени в сие подвальное помещение наведывались крайне редко, и я решил этим воспользоваться. Спустившись в прачечную, я осмотрелся и, быстро открыв дверцу металлического шкафа, взял один из халатов и надел. Я не стал пользоваться носовым платком, чтобы не оставить отпечатки пальцев: во-первых, если я сработаю чисто, никто и не станет искать ничьих следов здесь. Кроме того, каждый день тут всё тщательно моется, так что к утру о моём пребывании в подвале никто не узнает.
В шкафу я оставил свою школьную сумку, взяв с собой лишь немного денег и небольшой целлофановый пакет.
Спрятав руки в карманы и опустив голову, я заторопился по лестнице наверх, самому себе напоминая вечно спешивших интернов, старавшихся успеть всё на свете. Проходя мимо стола администрации, я прихватил оттуда одноразовую медицинскую маску и надел её. Как всё-таки удачно, что там стоял целый поднос с ними.