«Удолбанцы», – раздражённо подумал Рам.

Он и сам не понимал, кто злит его больше: расслабившиеся на вражеской территории бейджинцы или местные, охотно «лёгшие» под завоевателей без намёка на сопротивление.

«Что за народ?» – презрение переполняло Костаса, и он едва сдержался, чтобы не сплюнуть.

В следующую секунду его машина словно пересекла незримую границу, и на Рама обрушился шквал совершенно не свойственных ему чувств: веселье и радостное предвкушение переполняли приятным щекочущим нетерпением, какое бывает перед интересным и долгожданным событием.

Столь же неуместное чувство теплоты, открытости и дружелюбия странно перемешивалось с сексуальным возбуждением, звавшим забыть к чертям всю эту никому не нужную чепуху с оккупацией и, наконец, как следует отдохнуть и развлечься.

Костас будто вернулся в прошлое, в полузабытые дни, когда был жизнерадостным пацанёнком, бегавшим с друзьями по улицам родного города. Когда отец по возвращении домой первым делом вёз маленькую, но дружную семью в парк развлечений. И Костас-мальчишка едва не подпрыгивал на заднем сиденье машины в ожидании чуда.

Следом нахлынули чувства из поры горячей юности, когда от поцелуя кругом шла голова и хотелось петь и плясать от счастья, а вид обнажённого женского тела вызывал неудержимое желание…

Неожиданный рывок вернул полковника в реальность. Тяжелая бронемашина резко развернулась, скрежеща гусеницами по брусчатке, и замерла.

Встряхнувшись, Костас огляделся. Эмпатическая атака накрыла всех: связист тряс головой, словно схлопотал хук в спарринге; водитель вцепился в штурвал так, будто от этого зависела его жизнь, а Ракша, сняв шлем, смотрела перед собой с застывшей на губах блудливой улыбкой и подёрнутыми поволокой глазами.

– Кого трахать собралась? – Рам щелкнул у неё перед носом пальцами.

Девушка вздрогнула и огляделась с таким видом, будто пыталась вспомнить, кто она и где находится.

– Никого, – вяло отозвалась Дана и надела шлем, прячась от глаз приёмного отца.

– Собрались! – рявкнул Костас, пытаясь злостью выжечь чуждое воздействие. – Водитель, отведи нас дальше от толпы. Как на инструктаже говорили? Десять-пятнадцать метров от эмпатов.

Штабная машина откатилась на указанное расстояние, но эмпатический контракт не исчез, хоть и изрядно ослаб. Губы Костаса изогнулись в злой усмешке: долбаные яйцеголовые из разведки не могут даже нормально проверить данные, которые вписывают в инструкции.

Полковник собрался было приказать отъехать ещё дальше, но передумал. Теперь он мог совладать с ослабленным воздействием, а ощущать настроение толпы – бесценно.

– Шлемы не снимать, – на всякий случай напомнил Рам, указывая на монитор, отображающий состояние атмосферы за бортом машины. – Не хватало ещё надышаться феромонами.

Водитель, конечно, включил систему защиты от ОМП3, создающую избыточное давление в обитаемом отделении машины, но чёрт знает, как на деле это поможет от феромонов. Если даже с эмпатией хреновы умники не смогли толком определиться.

– Есть подключение к городской сети, – сообщил связист.

Полковник выбрался на броню и, выпрямившись во весь рост, заговорил:

– Я полковник Костас Рам, Вооружённые Силы Союза Первых. С этого дня исполняю обязанности коменданта города. Прежняя администрация уволена, поэтому по всем вопросам обращайтесь ко мне.

Многократно усиленный голос китежца разносился над площадью и метался эхом среди стен домов на примыкающих улицах. Костас знал, что сейчас его речь транслируется по всем городским информационным каналам, чтобы все жители Зелара были в курсе произошедших в их жизни изменений.

– В городе вводится военное положение, – сообщил он аборигенам.

Особых эмоций, кроме лёгкого недоумения, это не вызвало. Похоже, идиллийцы просто не знали, что это такое.

– Установлен комендантский час, – развил мысль Костас. – После десяти вечера и до шести утра вам запрещено находиться на улице. Нарушившие этот приказ будут расстреляны.

И вновь его слова не вызвали страха. Местные явно не воспринимали слова коменданта всерьёз, и у Костаса зачесались руки продемонстрировать новые жёсткие правила жизни. Но повода никто не давал, а китежец был не из тех, кто наказывает невиновных. Жители захваченного города до этой минуты проявляли исключительную лояльность и, несмотря на презрение к ним коменданта, заслуживали поощрения, а не репрессий.

– Вы обязаны сдать всё имеющееся у вас оружие, – продолжал комендант. – Тот, кто не выполнит этот приказ, будет расстрелян. К солдатам Союза вам следует обращаться «господин» или «сэр», вне зависимости от звания.

Идиллийцы смотрели на него с интересом, как на заезжую знаменитость, почтившую город приветственной речью.

– Все продуктовые склады города объявляются собственностью армии Союза, выдача хранящейся там пищи населению будет производиться централизованно. Подробности вам сообщат завтра по инфосети. Вопросы есть?

Рам оглядел слушателей и невольно поразился тому, что в толпе не было ни одного старика. Сплошь молодые или среднего возраста идиллийцы разглядывали полковника как диковинную зверушку. Или – что гораздо точнее – нового, и потому интересного, клоуна.

Детей в толпе тоже не было, и Костас решил, что их, как и стариков, оставили дома, в безопасности. Первый проблеск разума среди аборигенов.

– Запасы пищи и напитков в магазинах, ресторанах и увеселительных заведениях, – тут же раздался сильный, уверенный женский голос, – считаются продуктовыми складами и подлежат изъятию?

С некоторым удивлением Костас обнаружил, что вопрос озвучила уже знакомая ему дамочка, экс-мэр города.

– Нет, – отрицательно качнул головой полковник. – Под охрану берутся только продуктовые склады. Это предотвратит мародёрство и грабежи.

На лицах многих аборигенов возникло озадаченное выражение, будто они припоминали значение этих диковинных слов.

– А что насчёт коммерческих складов с подготовленными к продаже пищевыми товарами, сэр? – тоном, который больше подходил для делового совещания, чем для общения с оккупантами, продолжила уточнять бывшая леди-мэр.

– Под охрану берутся абсолютно все крупные склады, – Рама начала раздражать эта позёрка, явно работающая на публику.

«Политики, – мысленно фыркнул китежец. – Тунеядцы и пустобрёхи, думающие только о своём рейтинге. Что ей война, склады; главное – не упустить барыши».

Знали бы горожане, с какой лёгкостью их мэр передала в его руки управление городом.

На миг Костас испытал неуместное желание просветить жителей славного Зелара относительно недавнего поступка экс-главы города, но сдержался. Ещё не хватало разбираться с линчевателями.

– С этого момента все склады являются собственностью Союза. Понятно? И, чёрт вас всех подери, прекратите транслировать на меня свои эмоции! – раздражённо рявкнул он.

Атмосфера непринужденного веселья, царившая на площади, сбивала китежца с толку, заставляя контролировать каждое слово, каждый жест. Говоря откровенно, ему сейчас хотелось поменяться местами с бейджинцами из оцепления, на каждом из которых уже висели местные красотки.

Несмотря на прямой запрет, идиллийцы не оборвали эмпатический контакт. Требование Костаса лишь вызвало лёгкую волну удивления и снисходительного веселья.

Открытое неповиновение вызвало ярость полковника. Окончательно его добил сидевший на ступенях ближайшего дома идиллиец. Безмозглый абориген беспечно наигрывал на флейте, явно увлечённый этим занятием куда больше, чем речью нового коменданта.

Костас выругался и, выхватив из кобуры пистолет, выстрелил в воздух. Вторую пулю он всадил в опасной близости от ноги назойливого дударя.

– Следующей будет твоя башка, – рыкнул Рам. – Ну, до кого из вас, придурки, ещё не дошло, что шутки кончились?

Костас со злорадством ощутил шокированное состояние толпы.

«Начало доходить, – удовлетворённо подумал он, убирая оружие. – Может, они и не такие законченные дебилы, какими кажутся».