Минут пять Ронга пыталась выяснить, что взять ему поесть в забегаловке рядом с банями. Она сама после смены и всего пережитого чуть не захлебнулась слюнями от одних только запахов, пусть и были они не самыми приятными, а есть в одиночку перед человеком, который почти наверняка голоден, было бы бессовестно. Однако на ее вопросы он реагировал непонимающим взглядом и пожимал плечами. Невероятно острую курятину — другой в Микуо не готовили — он съел даже не поморщившись, жадно и быстро, но без какого-либо заметного удовольствия.

Словно вспоминая слово, морща лоб и медленно ворочая языком, он только тогда произнес:

— Спасибо.

— Пожалуйста. Хинский тебе не родной?

— Нет. Но я хорошо его знаю.

Судя по правильному произношению, знал он его и правда хорошо. Почему тогда «спасибо» выдавливал, как с ножом у горла?

Лицо под панамой оказалось нестрашным, но и не располагающим — худое и вытянутое, с острым подбородком и скулами, с чистой, но нездорово бледной кожей, с длинным и явно ломаным не раз носом. Темные глаза не выражали ничего, брови навсегда застыли слегка нахмуренными, с едва заметной складкой между ними.

После долгих, очевидно мучительных раздумий, он все-таки назвал свое имя:

— Байчу.

— Так откуда ты, Байчу?

— Западная Жу, — он ответил автоматически и тут же прикусил язык. Складка между бровями стала четче.

— Западная Жу? Здорово! — искренне обрадовалась Ронга, и Байчу вроде бы немного расслабился.

Меч и мертвец — соотечественники! Последние сомнения улетучились. Разве что…

— Ты умеешь драться на мечах? — прямо спросила Ронга.

— Конечно.

Сказано это было как нечто само собой разумеющееся, так спокойно, быстро и уверенно, что Ронга на несколько секунд даже прекратила жевать и удивленно подняла брови. Байчу ответил ничего не выражающим взглядом.

— На традиционных мечах Западной Жу — умеешь? — уточнила Ронга, хотя достаточно было и простого навыка.

Байчу ненадолго задумался. Потом медленно ответил:

— На длинных и коротких умею. — Он показала руками примерную длину. — На двух сразу, если короткие или один короткий, а другой длинный. На очень длинных тоже могу. На таких. — Он широко развел руками.

— «Для поля», — автоматически добавила Ронга. Байчу пожал плечами.

— На прямых и кривых. На тех, которые режут одной стороной и двумя. С тупыми концами и с острыми. Которые носят лезвием вверх и лезвием вниз. Которые…

— Этого хватит.

Байчу кивнул.

Почти все другие вопросы Ронги остались без ответа. На некоторые из них Байчу не хотел отвечать, на большинство — просто не мог. Его знания оказались весьма своеобразными. Он говорил и понимал на слух жу, хинский и дивэй, но лексика осталась где-то на уровне младшей школы — на некоторые слова Ронги, специально заговорившей больше и цветистее обычного, он реагировал только непониманием. В принципе, именно этим трем языкам обычно учили детей в состоятельных семьях Западной Жу и Хинсана, но на выходца из состоятельной семьи Байчу походил меньше всего. Ронга предположила сначала, что он бросил школу где-то в младших классах и этим объясняется его скудный словарный запас, но тут выяснилось, что Байчу… не умел писать и читать. Совсем. Даже на уровне младших классов. И знал вряд ли больше пары десятков иероглифов — в основном, тех, которые он видел на улицах и запомнил как картинки, соотнося с местами. Все это выглядело так, будто он просто вырос в среде, где говорили на трех языках, и как губка впитал все что слышал, не обучаясь ничему. Что удивляло еще больше, в собственном невежестве он признался с абсолютнейшим равнодушием.

Он — по крайней мере, по его словам, — мог драться любым мечом, но вопрос о школе боевых искусств поставил его в тупик. На дальнейшие расспросы о богатом боевом опыте Байчу ответил только «дрался», причем с таким окаменевшим лицом, что Ронга сочла за благо остановиться.

Поведение тоже было странным. Немного понаблюдав, Ронга пришла к выводу, что апатия и некоторая заторможенность это не следствие какого-то стресса, как бывало с самой Ронгой, а скорее… привычное состояние? Да, он был грязен и прекрасно понимал, что это плохо, но не испытывал никакого дискомфорта по этому поводу. Был голоден, но не стремился утолить голод, по крайней мере, пока он не становился чудовищным. Ел что попадалось в руки и спал где придется, не пытаясь найти место покомфортнее и еду повкуснее. С первого взгляда Байчу казался даже умственно отсталым и не особо самостоятельным, но… он каким-то образом выследил Суджан Вона и даже пришел к выводу, что именно в «Лилиях» его будет проще всего убить. Несложно было догадаться, что он мстит за кого-то, и это немного пугало — абсолютно не осознавая собственных потребностей, Байчу знал свою цель и держался за нее мертвой хваткой. Следил. Приходил и выжидал каждый день… Безоглядно верил всему, что говорит случайно встреченная им девушка, просто потому что их цели совпадали, а он очень, очень, очень сильно хотел убить Суджан Вона.

— Я маг, — будничным тоном сказала Ронга. — Ночами призываю духов и пляшу с ними под полной луной.

Байчу покивал — мол, хорошо, маг, духи, всякое бывает.

— Ты проведешь меня в бани, когда Суджан Вон будет там?

— Конечно. Просто приходи как обычно, к черному входу. Я подготовлю одежду и маску. Если Суджан Вон придет, ты прикинешься слугой.

И он приходил. Много дней.

…В детстве Ронга кормила так бездомных котят. У черного входа И Дин Хо, тем, что осталось с ужина. Только теперь делилась своим обедом, перед тем как отправиться на станцию и поехать домой.

Наблюдала, как он ест — неловко и быстро, как будто опасаясь, что сейчас отберут, хотя Ронга ни разу не дала повод думать о себе так. Еда так и не вошла у него в привычку, он каждый раз удивлялся, принимая контейнер с рисовыми колобками, бобовыми пирожками или пресными паровыми булочками. Из-за общей заторможенности это удивление было едва заметно, но где-то через неделю Ронга смогла его распознавать — как иероглиф в стремительных «сумасшедших» почерках. Она, в конце концов, превосходно читала любой из них.

После еды Байчу говорил «спасибо», низко кланяясь, протягивал пустой контейнер двумя руками и смотрел, как Ронга убирает посуду в рюкзак. Печально смотрел, непонимающе — точь-в-точь как те котята, которым каждый раз выставляли еды, но никогда не пускали дальше порога. Призраки и кошки редко ладят, а в И Дин Хо призраки бывали часто.

Сходство было таким потрясающим, что однажды Ронга невольно потянулась рукой к его волосам. Она наверняка бы опомнилась и остановилась еще на середине движения, но тогда едва успела его начать — стоило дернуться, немного податься вперед и приподнять руку, как Байчу заметно вздрогнул и вжал голову в плечи. Руки, держащие пластиковый контейнер с жареной рыбой, задрожали, складка на лбу обозначилась четче.

— П-привидение, — от неожиданности Ронга заикнулась и ткнула пальцем за его спину. — Показалось. Хотела позвать.

Байчу какое-то время еще смотрел на ее руки с недоверием и страхом. Что бы ни было в его прошлом, поняла Ронга, вряд ли там с ним обходились хорошо.

На второй день Ронга принесла из дома подходящую одежду — из старой дедушкиной, хранящейся в шкафу только из-за страсти к накопительству. Байчу принял ее, но очень долго соображал, зачем ее ему вручили и почему. В рубашке традиционного хинсанского покроя, с завязками и высоким стоячим воротником, он уже немного походил на слугу в «Лилиях», так что прохожие не удивлялись, замечая его неподалеку. Ронга могла бы поставить правую руку на то, что Байчу был уверен — одежду ему выдали именно из-за вопросов маскировки, а не потому что его майка и куртка лоснились от пыли и грязи.

На восьмой день Ронга отыскала свой старый телефон и радостно сказала, что теперь Байчу вовсе нет нужды здесь ждать. Достаточно только время от времени подзаряжать аппарат в соседней забегаловке и быть неподалеку. Байчу снова покивал, но так и продолжил приходить. Ронга поняла, что это из-за еды и немного порадовалась — все-таки так она была точно уверена, что в самый ответственный момент ее воин с сияющим мечом не свалится в голодный обморок.