Это было в среду после того, как дети от меня уехали, а Киллиан и Эшлинг находились у друзей: Киллиан просто зависал, а Эшлинг делала какой-то школьный проект.

Это означало, что у нас есть время.

Время, которое должно было закончиться.

— Когда тебе нужно ехать за Киллом? — спросила я.

— В восемь тридцать.

Стараясь быть как можно ближе к нему, я потянулась к ближайшему предмету, который мог дать мне то, что нужно, — к его телефону. Я нажала на кнопку внизу и увидела, что еще только восемь.

Я бросила телефон и снова прижалась к нему, бормоча:

— Еще полчаса.

— Поедем со мной.

Моя голова на его груди дернулась, прежде чем я подняла ее и посмотрела на него.

— Что, прости?

— В эти выходные детей брал я. На следующие они не у меня, как и твои. А у Джимбо есть охотничий домик, который сняла его жена, сделав из него хижину. Он не такой большой, но там есть все, что нужно. Джимбо пользуется им, когда охотится, а в это время его жена отдыхает и читает. Я был там однажды. Хорошее место. Ничего особенного: кровать, кухня, стереосистема, телевизора нет. Если он не занят, я хочу отвезти тебя туда.

Мне было все равно, даже если бы он был грязным, и повсюду висели головы мертвых животных, Микки хотел взять меня туда, а я хотела поехать.

— Хорошо, — ответила я.

— Как я уже сказал, он небольшой. Но он очень далеко. Никаких детей. Никаких бывших. Никакой пожарной охраны. Никаких стариков. На два дня будем только ты и я.

Звучало потрясающе.

— Я бы с удовольствием поехала, Микки.

Он убрал одну руку с моего плеча и провел костяшками пальцев по моей челюсти, понизив голос, чтобы сказать:

— Но там тепло и светло, есть холодильник, плита, — он кивнул в сторону огня, — камин. — Он провел большим пальцем по моей нижней губе. — Мы можем все время быть голыми, и ты даже не заметишь, где находишься.

Мне нравилось, что он хотел уехать со мной.

Нравилось, что он был таким милым.

Нравилось, как он прикасался ко мне.

Мне не нравилось все, что он мне говорил.

— Ты же знаешь, хоть я и родилась с серебряной ложкой во рту, но безобразно богатые люди не воспламеняются спонтанно, переступая порог таких мест, как охотничьи домики.

Его рука опустилась, а глаза сузились, глядя на меня.

— Просто хочу, чтобы ты была готова к тому, что увидишь, когда приедешь туда.

— Я вроде как представляю, что увижу, когда ты сказал, что у Джимбо есть охотничий домик. Поскольку Джимбо рассказал, что он работает механиком в местном дилерском центре, я не ожидала бы, что приеду в упомянутый домик и обнаружу личного камердинера, и у меня будет возможность командовать шеф-поваром.

Его глаза оставались прищуренными, когда он прорычал:

— Обуздай свой умный рот, Амелия.

— Я обуздаю, Майкл, когда ты смиришься с тем, что у меня есть деньги, — отрезала я.

— Думал, мы уже устраивали спектакль, свидетелем которого стали обитатели дома престарелых, и который положил конец этому дерьму, — ответил он.

— Неужели? Тогда зачем тебе уверять меня, что мы можем быть голыми, и я даже не замечу, где нахожусь?

Он стиснул зубы, и его челюсть напряглась.

— То-то же, — прошептала я.

Он разжал челюсти, чтобы ответить:

— Может, нам и не стоит ехать.

Я скользнула вверх по его груди, от его слов мое раздражение усилилось.

— Ты не можешь вести себя мило, предлагая увезти меня от всего этого, а потом отменять это предложение.

— Могу, если ты станешь умничать и высказывать мне подобное дерьмо.

— Я хочу поехать с тобой в охотничью хижину, — сказала я ему.

— Тогда ты должна была просто сказать это, не высказывая ничего.

— Я так и сделала, — напомнила я ему.

— Сделала, а потом высказалась.

Я посмотрела на огонь и пробормотала:

— Забудь, что я вообще что-либо говорила.

— Эми, — позвал он.

— Что? — спросила я у огня.

— Детка, посмотри на меня, черт возьми.

Я повернулась к нему, сузив глаза.

— Да?

— Скажи, как так вышло, что ты только что сделала мне лучший минет в моей жизни, увенчав это тем, что проглотила сперму, я попросил тебя уехать со мной на выходные, а я так разозлился? — потребовал он.

— Как так вышло, что ты только что своим ртом наградил меня четвертым лучшим оргазмом в моей жизни, первые два были во время нашего первого раза, а третий — на коврике у моей кровати, ты попросил меня уехать с тобой, а я так разозлилась? — возразила я.

— Черт, — прорычал он. — У меня нет достаточно времени, чтобы оттрахать тебя как следует, чтобы выбить из тебя эту дерзость, прежде чем я поеду за своим ребенком.

— Тогда сделай это не как следует, Микки, — бросила я вызов.

Я едва успела произнести его имя, как уже лежала на спине, Микки навис надо мной, его руки сжимали мои лодыжки, заставляя колени согнуться, а ноги широко раздвинуться, и только от этого я тяжело задышала, приближаясь к оргазму.

Это произошло, когда у него зазвонил телефон.

Мы оба посмотрели на него сверху вниз, но только Микки резко сказал:

— Чтоб меня.

Он опустился между моих раздвинутых ног, перенеся на меня часть своего веса, и потянулся рукой к телефону. Он схватил его, бросил на меня сердитый взгляд горящих глаз, который я полностью проигнорировала, взял трубку и поднес ее к уху, я обхватила ногами его бедра и положила руки ему на грудь.

— Курт, мать твою, лучше бы это были хорошие новости, — проскрежетал он в трубку.

Он слушал меньше минуты, а потом приподнялся, сел на кушетку и устроил меня верхом на себе.

Его глаза были устремлены на камин, но они не видели никакого романтического огня.

Они были далеко-далеко отсюда.

Я наблюдала с некоторым благоговением и, надо признать, с некоторой тревогой, поскольку то, что происходило далеко-далеко, начинало выводить Микки из себя.

До крайности.

— Что я хочу, чтобы ты сделал? — спросил Микки неизвестного Курта, его голос был низким, грубым и наполненным такой яростью, что я почувствовала, как он вибрирует во мне. — Было бы здорово, чтобы ты позвонил мне и просто сказал, что детей у нее больше нет, и они мои. Но на этот раз я не собираюсь делать одолжение. Я хочу, чтобы этой стерве внесли запись за пьяное вождение.

Я напряглась.

Еще не было и половины девятого, а Рианнон оказалась за рулем пьяная?

И… на этот раз?

— Угу, — буркнул он. — Да, — снова буркнул он. — Точно. Спасибо, Курт.

Он отключился и бросил телефон на плед.

— Гребаное дерьмо, — пробормотал он, глядя в огонь.

— Микки, — прошептала я.

— Чертово гребаное дерьмо! — взревел он, вскакивая, но мягко ставя меня на ноги, прежде чем сделать кое-что милое — невероятно милое в данных обстоятельствах — наклонился, схватил свою футболку и протянув ее мне.

Затем он пошел за боксерами, пока я натягивала футболку, и затем я увидела, как он одел их и схватил джинсы.

— Она уже делала это раньше? — осторожно спросила я.

Он сунул ногу в штанину, отвечая:

— Да. — Он засунул вторую ногу и подтянул их, а потом посмотрел на меня. — Это было до того запоя, после которого я вышвырнул ее.

— Ох, Микки, — тихо сказала я, желая, чтобы слова оказались волшебными, и я смогла бы верно их подобрать, чтобы магическим образом исправить ситуацию.

Он начал расхаживать по комнате.

— Может, она… — начала я, остановилась, затем попыталась снова, — может, со всем этим она поймет, что опустилась на самое дно и…

Он повернул голову ко мне и прорычал:

— Она не будет проворачивать это дерьмо при детях.

Я стояла и смотрела на него, думая, что никогда не видела никого настолько сердитого.

Во всех своих выходках я доводила Конрада до бешенства.

Но он никогда не был так зол, как Микки в данный момент.

Перед лицом его ярости я почему-то не чувствовала страха.

Я просто успокаивающе пробормотала: