— Это уловка, — выдавливаю я, и его грозное выражение лица становится громоподобным.

— Что еще, мать ее, за уловка? — рявкнул он.

— Это. — Я сделала движение рукой, указывая на письмо от Хиллингема. — Это всего лишь уловка. Это папин и мамин способ сказать, что они злятся на меня. Пытаются заставить отреагировать. Играют в свои игры. Я не потеряю свои трастовые фонды. Хиллингем позвонил мне неделю назад и сказал, что объяснил это родителям, и мне не о чем беспокоиться. — Микки сердито посмотрел на меня. — Ты не должен был брать свое наследство, Микки.

— Почему ты не рассказала мне, что это дерьмо началось? — спросил он, тоже протягивая руку, чтобы показать на письмо.

— Потому что это досадная помеха. И ничего не значит. Я получила его в День Благодарения, и, очевидно, в тот день мое внимание отвлекли другие вещи. И если уж быть совсем честной, то я совсем об этом забыла.

Микки втянул воздух через нос и посмотрел поверх моей головы.

Я во все глаза уставилась на него.

Он забрал свое наследство ради меня.

Я не сводила с него глаз.

Он забрал свое наследство ради меня.

— Все, что мне нужно — это ты, — тихо сказала я.

Его взгляд переместился на меня.

Делать то, что должен.

Он нашел письмо, когда мы в первый раз провели ночь в доме со всеми детьми.

И он сделал то, что должен был сделать.

— Во-первых, у меня есть трастовый фонд Борна, Микки, — мягко начала я. — До наступления моего тридцатилетия, если бы я сделала что-то такое, что могло бы дать повод совету директоров или моим родителям, обратившимся в совет директоров, аннулировать его, они бы навсегда лишили меня этих денег. Но раз я его получила, его нельзя отобрать. Это безвозвратно. И на нем достаточно денег, чтобы жить безбедно.

На его щеке дернулся мускул.

— Во-вторых, — продолжала я, — превратись все это в дым, и мне будет все равно. Да, когда мы съедемся, возможно, мне захочется иметь кухонную технику получше, но даже это не будет иметь значения, и не потому, что у меня есть своя. Потому что я бы пользовалась твоей. У меня были бы ты, Оден, Пиппа, Эш и Килл. Если бы у меня было все это, что еще мне нужно?

— Когда я пришел, ты едва взглянула на меня, — ответил он.

— Ты все время отстраняешься. Я думала, ты собираешься бросить меня.

Его лицо вновь стало грозным.

— Ты что, совсем спятила?

— Сам подумай, — ответила я. — Наши разговоры стали поверхностными. И с тех пор, как ты приехал в Финикс, ты ни разу не говорил, что любишь меня.

— Это ни хрена не правда, — прорычал он.

— «И я» — не то же самое что «Я люблю тебя», Микки.

— То же самое, черт возьми, Эми, особенно когда рядом Чоп. Мы были лучшими друзьями с пяти лет. Он использует каждую возможность, чтобы надрать мне зад по любому поводу, и у него это хорошо получается, потому что у него в этом большой опыт. По сравнению с ним, парни из пожарной части выглядят дилетантами. С другой стороны, он подкалывает меня, потому что я в долгу не остаюсь. Это то, что мы делаем. И когда я, Эш и Килл не умолкая болтаем о тебе, он знает, сколько ты для меня значишь, он с нетерпением ждет встречи с тобой, но это не значит, что он не воспользовался возможностью, и не раз. Он всегда старался держаться поближе, когда я звонил тебе, просто чтобы получить шанс поиздеваться надо мной. Я не собирался их ему давать. И пусть это звучит дерьмово, но он от меня никогда не отстанет. И если я при нем скажу любимой женщине, что люблю ее, он сведет меня с ума. Я не ехал с детьми в Финикс, чтобы навестить человека, который мне как брат, а потом провести это время в бешенстве.

Значит, Джози оказалась права.

Дерьмо.

И они «болтали обо мне не умолкая»?

Это прекрасно.

— А ты не думал объяснить мне это? — неуверенно спросила я.

Он вскинул обе руки в жесте отчаяния.

— Эми, я разбирался со всем этим дерьмом ради тебя и с тем фактом, что как только скажу детям, что мы богаты, Килл захочет, чтобы я построил ему его личную пейнтбольную арену. И зависая с тобой и твоей девочкой, моя дочь вдруг увлеклась одеждой и обустройством комнаты. Для этого она подрабатывала няней. Она нашла в Интернете какую-то гравюру на стену, которую должна иметь в своей комнате, и это дерьмо стоит сто пятьдесят долларов. Она узнает, что у меня есть деньги, и не будет знать, что ей нужно.

Эта новость показалась мне забавной и чудесной. Проблемы с дочерью Микки, которая любит одежду и дорогие картины, были гораздо лучше проблем с дочерью, которая вынуждена была играть роль матери для его сына, потому что ее собственная мать была пьяницей, да еще и терпеть издевательства в школе.

— Значит, все дело в том, что твои мысли были заняты совсем другими вещами?

— Да, — коротко ответил он. — Все это, а также то, что мне нужно поговорить с детьми о переезде, и удар от того, что им придется покинуть свой дом. Не говоря уже о том, что мне нужно уговорить тебя отправить твоих детей к их отцу, чтобы, когда мы с Ральфом договоримся об увольнении и пока моя команда не приступит к новой работе, я смог бы отдать детей Рианнон и отвезти тебя в «Keys», чтобы у меня был шанс увидеть тебя в бикини, когда я попрошу тебя выйти за меня замуж.

Я сделала шаг назад.

Его хмурый взгляд потемнел, когда он резко посмотрел на мои ноги.

Это была вспышка, она вернулась ко мне.

— Что теперь? — рявкнул он.

— У тебя было слишком много мыслей, — заметила я.

— Ну… да, — саркастически ответил он.

— Почему же ты не поделился со мной ни одной из них?

— Как будто ты поделилась этим со мной?

Он снова указал на письмо от Хиллингема.

— Микки, как бы ужасно это ни звучало, это ничего не значит.

— Ну, ты чертовски аккуратна, — странно парировал он. — Чтобы мои вещи не валялись по твоей ванной, и не бесили тебя, я все испортил, открыл ящик, увидел это и решил, что ты прячешь его ото всех, в том числе и от меня. И хотя такое стоило спрятать, я не мог знать, что это ничего не значит.

— Не значит, но ты мог бы поделиться тем, что нашел его, прежде чем отправляться за своим наследством, — возразила я. — И всем тем, что сидело у тебя в голове и явно давило на тебя.

— Черт с этим грандиозным объявлением, я хотел разобраться со всем этим и отправиться туда, где сказал бы, что смогу позаботиться о тебе.

Это было очень мило, но я сочла необходимым повторить:

— Ты уже заботишься обо мне.

— Так, как ты привыкла, Эми, — горячо ответил он.

— Так и есть, повторяю, ты уже заботишься обо мне так, как я привыкла, Микки. Только так мне это и нужно.

— Точно, вот, происходит подобное дерьмо, — он снова взмахнул рукой на бумаги, — и ты пускаешься во все тяжкие, чтобы купить себе «Ровер», но должна ждать, чтобы накопить на него, если вообще сможешь, а не покупать его за наличные, и это тебя не беспокоит?

Господи, ну почему он не понимает?

— Микки, я люблю тебя! — теперь я уже кричала.

— И я люблю тебя, — прогремел он. — И поэтому я хочу, чтобы у тебя было все.

Я всплеснула руками.

— У меня есть все, что мне нужно.

— Я хочу, чтобы у тебя было, — он упер руки в бока и зловеще наклонился ко мне, — всё.

— Зачем? — пронзительно воскликнула я. — Когда у меня есть все, что мне нужно.

— Потому что ты того стоишь.

Я резко закрыла рот.

Делать то, что должен.

О боже мой.

Потому что ты того стоишь.

О. Боже. Мой.

— И никакого ответа? — усмехнулся он.

— Я люблю тебя, — прошептала я.

— Это я знаю, — ответил он. — И это все, чем ты ответишь?

— Да. Именно. Просто люблю тебя.

Микки закрыл рот.

Я уставилась на него и с удивлением почувствовала, как по щеке катится слеза.

— Всю свою жизнь, — прошептала я, — меня все считали девушкой, которая имела все или могла это получить. Но единственное, что мне было нужно, — это такой мужчина, как ты. Ты — самый лучший человек, которого я когда-либо встречала, Микки Донован. — Я почувствовала еще одну слезу, и голос дрогнул, когда я закончила: — И ты мой.