Я уже хотела было высказать эту здравую идею мужику, но не успела. Посмотрев на охранника, я увидела, что каким-то непостижимым образом на полу, в том месте, где он все еще стоял, стало медленно растекаться большое ярко-красное пятно. А потом что-то хлюпнуло и упало на пол, с неприятным и каким-то шипящим шлепком. Упало и застыло неопрятной розово-красной кучкой со странным запахом, прямо перед носками его ботинок.
«Какие-то красные канатики…» – отметил ма-аленький, каким-то чудом сохранивший возможность рассуждать, уголок моего сознания. А потом я завизжала! Визг был громкий, но недолгий. Подруга резко толкнула меня. Я опомнилась, замолчала, и мы вдвоем, не сговариваясь, рванули в сторону: подруга – лифта, а я – лестницы… Перепрыгивая через ступеньку, скользя на кафеле и оставляя на нем мокрые грязные следы ног, я мчалась по лестнице с такой скоростью, что рисковала вылететь в одно из этих огромных, уходящих в пол окон при прохождении очередного лестничного поворота. Кое-как вписываясь в них, я лихорадочно пыталась сообразить: «Куда мне спрятаться?!! Где подруга?! Че ее понесло в лифт?! Да и вообще, какого (!!)… тут только три этажа и закрытый на амбарный замок вход на чердак?!» – последнее я оценила, уткнувшись носом в этот самый замок.
За спиной послышался звук открывающего двери лифта. Я в ужасе подскочила на одном месте и ме-е-дленно развернулась на этот звук. По виску холодной дорожкой скатилась капля пота. В дверях поднявшегося на третий этаж лифта стояла моя подруга, смотрящая на меня круглыми от ужаса глазами. Мы в унисон облегченно выдохнули и, радостно пища, бросились в объятия друг друга. После чего порывистым движением схватились за руки и пристально, изучающе заглянули в глаза друг другу: страх, еле сдерживаемая паника, но и готовность побороться за свою жизнь – вот что я увидела в ее наполненных подступившими слезами глазах. Думаю, в моих она увидела то же самое, потому что, облегченно выдохнув, мы синхронно обернулись в сторону лифта и лестницы, переведя затем взгляд на огромное в старинном стиле окно. «Может, туда сигануть?» – промелькнула шальная мысль, которую мы тут же отмели. «Куда туда-то? В темноту и неизвестность? Нет уж! Хватит. Набегались». И снова повернули головы в сторону лифта: «Не вариант». После чего опять посмотрели друг на друга. Затем, одновременно повернув головы, уставились на закрытую дверь, ведущую в коридор, за стеклом которой виднелось множество дверей, закрывающих какие-нибудь комнаты… Это был вариант.
Свет на лестнице вдруг стал тусклым. Потянуло холодом. Откуда-то дунуло потоком холодного и какого-то очень плотного воздуха. Вздрогнув, я дернула за ручку двери, ведущей в коридор. Она начала открываться. Обрадованные, мы было двинулись в проход, но… не успели.
Ни я, ни подруга не заметили и не услышали, как за нашими спинами бесшумно выросла длинная фигура в черном. Тупо глядя на накрывшую нас черную тощую тень, я так и не успела понять, почему тело приятельницы вдруг так напряглось, чуть изогнувшись назад? Недоумевающе посмотрела на нее и с ужасом увидела торчащий у нее из груди блестящий острый кусок стального лезвия в обрамлении круглого ярко-красного пятна, начавшего вдруг проступать на голубой ткани пальто моей подруги.
Красное пятно все увеличивалось и увеличивалось в размере, а я стояла, не в силах ни вздохнуть, ни закричать, ни пошевелиться, ни отвести от него взгляд. Ноги словно приросли к полу. Казалось, мир вокруг перестал существовать, оставив мне только эту острую блестящую точку, образовавшуюся над белой продолговатой пуговицей, крепко пришитой к небесно-голубого цвета пальто моей приятельницы.
Преследователь тем временем легко приподнял ее на этом лезвии, отчего ее ноги перестали касаться земли. И не спеша, вдумчиво поводил ею туда-сюда перед моим носом. «Как шашлык на шампуре…» – глухо и отстраненно подумала я, следя взглядом за амплитудой движения моей подруги, насаженной, как бабочка на булавку, на лезвие ножа этого ненормального… В висках набатом стучала кровь, щеки начали пылать. Голова приятельницы бессильно болталась из стороны в сторону перед моими расширенными от ужаса глазами. И тогда я вдруг разозлилась. И все! Мир изменился: исчез страх, исчезла дрожь в руках и ногах, исчезла слабость. Их место заняла холодная, звенящая ярость (гораздо более подходящая этому случаю). Видимо, психолог бы сказал, что я преодолела в себе комплекс жертвы. Перестала ею быть. Да, стала человеком, а не овцой, которую готовились зарезать.
Я подняла глаза на убийцу и посмотрела прямо ему в лицо, вернее, в то место, где оно, по идее, должно было быть. Но увидела только темноту с двумя пылающими малиновым пожаром щелями вместо глаз. Впрочем, теперь это не имело никакого значения, поскольку передо мной стояло только искаженное болью лицо моей подруги, ее открытый в безмолвном крике рот. Я видела лишь красную струйку крови, стекающую из уголка некогда такого притягательного и желанного для мужских поцелуев рта. Видела испачканный кровью ее же точеный подбородок. Я смотрела и видела перед собой лишь ее нежно-розовые губы, ставшие вдруг сухими и растрескавшимися. Я смотрела ей в лицо и видела боль и непонимание, застывшие в огромных василькового цвета глазах, да разметавшиеся, словно крылья ангела за спиной, золотистые кудри. Нормальные человеческие чувства во мне вдруг окончательно растворились, оставив вместо себя яростную ледяную пустоту, точный холодный расчет и мгновенно принятое Решение – убить.
Убить без оглядки на возможности и последствия. Убить бесповоротно. Убить даже без намека на колебание. Такие понятия, как могу – не могу, умею – не умею, страшно, больно, исчезли из моего восприятия, словно их там никогда и не было. Первобытные инстинкты, присущие любому живому существу – страх за жизнь, инстинкт самосохранения – просто испарились без следа. Все, заложенное Природой, подпитанное социумом, перестало существовать, превратившись в чистое, ничем не замутненное, гладкое, как хорошо начищенный клинок, Намерение – уничтожить. Полностью. Стереть это… с лица Мироздания. Я поняла, что буду сражаться и сражаться до конца, и не потому, что хочу выжить, а потому что сделаю ВСЕ, ВСЕ и даже больше, чтобы только – Убить… это…
Душу наполнило холодной расчетливой яростью. Возникло ощущение, что мышцы тела видоизменились и увеличились. По моим расчетам выходило, что не будь эти мышцы ментальными (какое интересное слово всплыло из подсознания), то фигурой я б стала походить на медведя, вставшего на задние лапы. Клетки тела словно разделилась надвое, и одна из этих частей оставалась человеческой, а другая стала принадлежать хищнику.
Изменились и взгляд, и сознание: я смотрела на мир глазами зверя, разум воспринимал поступающую от такого взгляда на окружающее информацию и анализировал ее с точки зрения хищника, и только как будто с внутренней стороны сетчатки глаза, на маленьком ее кусочке, окружающее по-прежнему виделось человеческими глазами, да в дальней части мозга еще оставался кусочек человеческого восприятия и анализа, поступающей извне информации. Мои глаза загорелись красным огнем, притом настолько ярким, что отсвет этого пламени отражался в бежевых плитках пола. Но все эти изменения собственной личности лишь откладывались в мозгу в виде информации, никак не сказываясь на моем изменившемся восприятии мира.
А далее я…
А ничего я далее не сделала – просто не успела. Потому что в эту самую минуту моей готовности к броску кусок стены слева от меня вдруг поплыл кругами. Его структура начала как бы чуть расплываться, становясь полупрозрачной на вид. Мы с «ниндзя» замерли на месте, полуобернувшись к ней. Правда, возникшее вновь явление не дало мне повода выпустить убийцу из своего поля зрения. Казалось, мозг превратился в какого-то киборга, настолько четко воспринималась им информация, настолько точно просчитывались варианты развития событий. Замечалось и слышалось все: от тиканья настенных часов в холле первого этажа до шелеста пролетевшего мимо окна листа, что сорвался с дерева и теперь, кружась, падал на землю; был виден и рисунок движения тела Тени, с его чуть заметными намеками на изменение положения; и темное пятнышко коричневатой грязи на кафельном полу, и оставленные нами мокрые грязные следы на нем же; и чуть отстающее с правого края крепление лампы дневного света на потолке. Остро ощущался запах: от кислого-враждебного запаха преследователя, до возникшего вдруг запаха озона и добавившегося к нему запаха дорогого мужского одеколона. И это все не только очень четко ощущалось, но и анализировалось тут же, выдавая, такое ощущение, что спинным мозгом, интересующие меня сведения, прям как по запросу. Все эти чудеса, а обычно я рассеянная бестолочь по жизни, замечались мной краем сознания, не отвлекая от главного…
