На порог вышла женщина, чисто Баба-яга. Конечно, я не видела сказочную старушку, но хозяйка подходила на эту роль как нельзя лучше. Мне было потешно и страшно. На ломаном французском языке я начала приветствовать ее. И тут, что со мной? – это мое спасение: этот дом, сад, собака, эта француженка. Взяв ее ладони, я прошу, жалуюсь, молюсь, плачу, рассказывая, как я жила, как попала на остров, а вот, посмотрите, мой фотоальбом, это мой сын, а тут мои родные, а вот так я выгляжу, когда сижу за рулем своей машины, уверенная в себе и в своих желаниях, которые меня привели к Вам! Старушка уходит в дом и через какое-то время выносит мне кусок хлеба, воду и деньги. Деньги? Мне подали милостыню? Я люблю тебя, жизнь! Сначала виза в ладошки, теперь – французская копеечка.

– Прошу Вас, госпожа, не нужно звонить в полицию, пожалуйста.

– Не волнуйтесь, я звоню своему сыну Филиппу. Пейте, ешьте и не плачьте, он все решит и не обидит Вас.

Сижу на крыльце чужого дома. В одной руке – альбом с дорогими, любимыми лицами, а в другой – хлеб. Стакан воды, в кармане милостыня, а рядом лает, рвется с цепи собака. Испытательный миг. И хорошо.

Вскоре она предложила зайти в дом. Беспорядок на каждом квадратном сантиметре этого жилища, полностью заваленного какими-то стульями, комодами, подушками. Отодвинув пакеты, бумажки, свертки на столе, освободив кусочек чистоты, хозяйка предложила мне поесть. На столе появились колбаса, помидоры, зелень, сыр, от которого пахло ужасно, да еще весь в плесени. Вот это щедрость, я его есть не смогу! Как же так, гостей испорченными продуктами кормить. Женщина заметила. Улыбнулась:

– Это французский сыр. Вкусно.

Гостеприимно предложила батон хлеба, масло, чай.

– Ешь.

Я плачу, все время плачу, мне есть страшно, спрашиваю разрешение каждый раз, когда протягиваю руку то к колбасе, то к сыру, который я уже люблю, но с плесенью как-то есть непривычно.

– Можно, я это уберу? – вежливо счищаю плесень.

– Вот и он, мой сын Филипп.

Тяжелый, тучный корсиканец. Ноги обезображены язвами, кудри прилипли к вспотевшему лицу. Он тяжело дышал, видно было, что каждый шаг ему дается нелегко в эту обеденную жару. Взгляд мой остановился на надписи на его футболке: «Аэропорт френч».

– Вы работаете в аэропорту?

– Да.

– А полиция?

Смеется, спокойно передвигаясь по кухне, садится напротив меня:

– Мой лучший друг – начальник полиции. Зачем? Не нужно плакать. Ну, бьютифул, мадам…

«Фул…»: как-то вытягивалось, звучало мягко, ласково, надежно.

– Бьютифул, – повторял Филипп, по-доброму осматривая меня, как красивый цветок, который в его руках, и он не знает, что с ним делать: сорвать, поставить в вазочку, продать на базаре или оставить в родном месте жить.

– У тебя есть билеты обратно домой? Ты видела Корсику? Мы поедем в аэропорт и все уладим. Не волнуйся, ты со мной, тебя никто не обидит – мое слово. Это знают на Корсике.

– Но, Филипп, мне нужно тебе все рассказать, я должна тебя предупредить: меня обидели, обманули, преследуют в конце концов.

Мы заезжаем в кафе на разговор. Горячий кофе, французская мягкая, душистая булочка.

– Рассказывай, но не плачь.

Я рисую, жестикулирую, показываю свой альбом, рассказываю ему, что я хотела, о чем упорно мечтала, что все время хочу есть. Изредка к нам подходят люди, приветствуя нас и осматривая меня, задают вопросы, на которые получают ответ от Филиппа, после чего их взгляд становится более сдержанным, но все-таки любопытным.

– Фотомодель?

Сурово сдвинув брови, Филипп как бы извинялся за их любопытство.

– Кушай и не огорчайся, ты особая, такие здесь редкость. Вот они и ходят. Люди на Корсике дружные, веселые, хочу, чтобы ты уехала домой, поняв это.

Мы едем в аэропорт, а вот и те поля, через которые я должна была бежать прямо на взлетную полосу.

– Филипп, держи меня за руку, а лучше привяжи меня к себе.

Смеется, ласково кивает головой.

В аэропорту нас встречают, приветствуют:

– Кто это, твой цветок?

– Это моя гостья из Сибири. (Какой-то пилот начинает рычать, как медведь. Да, у нас по улицам и такие ходят, как выпьют.)

Мой друг разговаривает, уточняет, обсуждает и крепко держит меня за руку, а позади в нескольких шагах… ко мне направляется он, мой враг!

– Машер, вернись.

Протягивает ко мне руку и холодно, мертвецки тихо, чтобы не спугнуть, притрагивается к моей руке.

– Помогите!!! – закричала я.

Сурово, сильно, властно Филипп посмотрел на этого трясущегося, жалкого человека. Ничего ему не сказав, отвел меня в сторону.

Мы уже в машине. Вокруг все дышит морем, дикой природой. Одна рука согрета теплыми большими ладонями, а на другой – красное ровное пятно, как ожог. Странно и страшно: неужели он меня так схватил или это его ненависть так сильна, что прожгла мою кожу? Злодей!

Пастух, перегоняющий стадо через дорогу, приветствует нас. Песня Корсики сочно, как гамма, переходит в звуки волн, бьющихся о берег, эхом отзывается в горах и переливами отражается в кассетной записи.

Пляж. Все здороваются, задают те же вопросы. Филипп стоит впереди, загораживая меня ото всех и не давая смутить. Мозоль дала о себе знать, больно. Степенно берет меня на руки, а я, как в колыбельке, и, как рыбку, выпускает меня на волю.

– Плыви. Опа!

Парк. Вечерний ужин.

– Выбирай, что ты будешь?

Удары, толчки еще вибрируют в моем теле, отдаваясь в сознании. Музыка заиграла громко, танцевально. Люди, смеясь, кружились, менялись местами, хлопая в ладоши, отбивая в такт каблуками. Я была вместе с ними, они приняли меня. Но не все. За стойкой бара – мулатка, крепкая, коренастая, смотрит на меня недобрым взглядом. Филипп спокойно гладит ее по руке и уходит в глубь танцующих людей. Ах вот оно что. Да нет же, это ошибка, я ей все объясню. Проникновенно улыбаясь, начинаю: «…Я на пути домой, там мое счастье, а здесь я по своей вине». Взгляд корсиканской дамочки смягчился. Угощает меня напитком, жму ее руку и очень убедительно смеюсь.

Полночь. Охранник поднимает шлагбаум на выезде и подмигивает, желая сладкой ночи с красоткой. Мой спутник качает головой, как бы укоряя его, смотрит на меня с выражением неловкости и рассеянности, как бы и сам не знал и не ведал, и, вообще, забыл, что такие бывают на острове, где живут лишь щедрые и добрые.

Хозяйка встретила меня не очень дружелюбно. Поднимаемся вверх по лестнице в комнату. Музыка, диски, кассеты, кубки, медали, фотография на стене, а вот Филипп – красивый, стройный в команде футболистов, окруженный высокими, статными игроками. Вот почему его знают многие местные жители, а на этой фотографии – с девушкой, на ноге язв нет, и тело не обезображено этой ужасной полнотой. Что произошло?

– Раньше я играл в корсиканской футбольной команде. Был вратарем, потом получил травму колена. Начал полнеть… язвы. Врачи хорошие – это проблема здесь… Сейчас работаю в аэропорту грузчиком, у нас своя земля, на которой работники выращивают виноград. У меня много друзей.

– Почему столько птиц?

– Это мамины питомцы, каждое утро она разбрасывает корм по всему саду. Спи, я не обижу тебя.

Отдельная комната, постельного белья нет: наверное, мамочка сердится. Утром в доме появилась женщина, сестра Филиппа, которая демонстративно махала руками, указывая на меня, предостерегая.

– Все сложно. У него приглашение, и он несет за тебя полную ответственность. Все будет хорошо. Нам нужно собираться.

Мы в аэропорту, скоро мой вылет, Филипп крепко держит меня за руку, осознавая важность победы. Билеты переоформлены.

– Ты можешь лететь, иди. Я выйду к самолету проводить тебя.

Скоро посадка, а за стеклом – ужас! – бегает эта злыдня и тычет в лицо полицейскому какой-то бумагой. Вежливо дама в форме приглашает меня пройти с ней «для выяснения определенных обстоятельств».

– А самолет, вы что, забыли, я же гостья Филиппа, я лечу домой, где тот дядька, который рычал медведем?