Кроме того, королева не могла избавиться от тяжелых воспоминаний о минувшей войне. Пережитые испытания не прошли бесследно – она стала нервной и раздражительной, часто ее мучила необъяснимая тревога. Всецело отдаваясь напряженной работе – изучению представляемых министрами отчетов, участию в судебных заседаниях, отслеживанию доходов и распределению расходов казны – Катерина старалась оставлять себе как можно меньше свободного времени. Иначе в ее памяти вновь и вновь всплывали заваленные изуродованными трупами поля сражений, обгоревшие развалины городов, посаженные на колья тела ни в чем не повинных женщин и детей, распухшие синюшные зомби в захваченных некромантами мирных деревнях… Крики и стоны раненых солдат в полевых госпиталях… Черные хлопья копоти, вязкий кровавый песок и хрустящие под ногами кости на руинах Клаудфайра… Оскаленная морда дракона, его смрадное огненное дыхание и вонзающиеся в ее плоть хищные когти… Вдохновенно сияющие глаза Адели, так мечтавшей вернуться к мирной монашеской жизни – и дымящиеся клочья мяса, взлетевшие в воздух на месте устроенного ею взрыва у стен Стоункасла… И самое страшное, то, что Катерина гнала от себя изо всех сил – истлевшее тело отца, в предсмертных судорогах корчащееся у ее ног, громыхание его обнаженных костей… Королева многое отдала бы за то, чтобы навсегда забыть эту картину. Она кое-как научилась с этим жить, но мысль о том, что она сама убила собственного отца, всё равно была невыносима, и то, что его дух освободился из заточения в мертвом теле, нисколько не утешало. Тем более что у Катерины не было твердой уверенности в том, что небесные чертоги пресветлого Арагура, где, по словам священников, вечно блаженствуют праведные души, и впрямь существуют. А вдруг она отправила отца не в рай, а просто в небытие?
По ночам Катерине не спалось, снились кошмары. Со всех сторон надвигались орды троглодитов, минотавров, демонов, вампиров и прочей нечисти, и она с ужасом осознавала, что ей не отбиться от всего этого. В воздухе раздавались замогильные вопли привидений и тяжелое хлопанье драконьих крыльев. Минотавры давили рыцарей тяжелыми копытами и вдребезги разбивали им черепа боевыми топорами. Гарпии тянули к Катерине отточенные когти, норовя вцепиться ей в глаза, гоги и магоги кидались в нее шипящими сгустками огня. Кольцо врагов вокруг нее сжималось, спасения не было… С диким криком вскакивая среди ночи, королева озиралась вокруг в поисках меча, и только потом с облегчением осознавала, что это был всего лишь кошмар… и все же тень его неуловимо омрачала новый день. Напряженный труд, тревоги и бессонные ночи не лучшим образом сказались на внешности Катерины – лицо исхудало, волосы поредели, вокруг глаз появилась сеточка морщин, как будто ей было не сорок лет, а по меньшей мере сорок пять. Для приведения лица в порядок приходилось пользоваться пудрами, румянами и помадой. Катерина с юности презирала подобные ухищрения, но теперь деваться было некуда – перед подданными требовалось выглядеть хорошо. Но даже самые лучшие средства для улучшения внешнего вида не могли полностью стереть с ее лица следы усталости и душевной боли.
Часто втайне от всех королева спускалась в подвалы дворца и по подземному ходу приходила в королевскую усыпальницу. По счастливой случайности нихонские захватчики, разоряя Стедвик, не тронули этот склеп, и все могилы остались в целости и сохранности. Пройдя длинный ряд захоронений эрафийских правителей, начинавшийся с надгробия легендарного Риона Первого, Катерина останавливалась в самом конце, у могилы отца. Здесь она падала на колени, обнимала надгробный камень и вволю плакала. Она делилась с отцом заботами и тревогами, жаловалась, как трудно править такой страной в такое время, умоляла дать хоть немного сил и мужества, так недостававших сейчас. Она очень тосковала по отцу. Кроме него, ей не перед кем было облегчить душу без страха выказать слабость. Окруженная всеобщей любовью и почитанием – даже статуя Родины-матери, после недавней войны воздвигнутая в Стедвике для воодушевления народа, имела ее лицо – королева чувствовала себя совершенно одинокой. Даже к оставшемуся в Энроте сыну Николаю ей удалось выбраться всего дважды за все послевоенные годы, да и то ненадолго. В остальное время они общались только с помощью писем. Катерина писала ему о своих поездках в Бракаду и АвЛи и о том, как отстраивается, хорошея на глазах, разрушенный нихонцами Стедвик, присылала в подарок книги из дворцовой библиотеки, а однажды, помня об увлечении сына цирковым искусством, отправила ему несколько фигурок клоунов и акробатов, искусно вырезанных из камня придворными мастерами. Николай в ответных письмах рассказывал, что начал изучать военное дело и уже участвует в настоящих, взрослых рыцарских турнирах, а цирк по-прежнему любит и с удовольствием ходит на представления. Читая письма сына, Катерина умилялась его угловатому детскому почерку и даже кляксам и грамматическим ошибкам, которые раньше, в Энроте, только раздражали ее. Вместе с тем каждое полученное от Николая послание заставляло сердце сжиматься от грусти. Она не видела, как растет и мужает ее единственное дитя в далеком чужом краю, не имела возможности быть рядом в минуты его радости и огорчений. Оба раза, уезжая из Энрота, она долго не могла забыть печальные глаза сына, полные тоски и безмолвной мольбы. Но при всем желании у нее не получалось чаще бывать в Энроте – дома ждали многочисленные государственные дела и заботы. Надо было заниматься восстановлением страны, укреплением армии, налаживать отношения с соседями…
Впрочем, в последние годы Катерине стало полегче. Теперь с ней был муж, которого она не видала со времен вторжения криган в Энрот. Попав тогда в плен, он провел шесть долгих лет в темнице демонов в Эофоле. Освободил же Роланда не кто иной, как его старший брат Арчибальд. Это было тем более удивительно, что война двух братьев за энротский престол сделала их, казалось, непримиримыми врагами. Страстное увлечение Арчибальда темным искусством некромантии, в котором он весьма преуспел, создало ему дурную славу по всем Энроту, а когда семь лет назад он привел свои войска на помощь дейджским захватчикам, его нечестивое имя прогремело и по всей Эрафии. Катерина заочно приговорила Арчибальда к смертной казни, но после разгрома некромантов ему удалось сбежать в Дейджу. Некоторое время он даже возглавлял там некромантскую гильдию, но затем, поссорившись с советниками, ушел с этого поста, и больше Катерина о нем не слышала. Для нее было полной неожиданностью, когда ей сообщили, что Арчибальд приехал в Стедвик и просится к ней во дворец на аудиенцию. По приказу королевы он был тут же арестован, но оказалось, что приехал он не один, а с освобожденным из плена Роландом. На допросе Арчибальд рассказал, что, покинув гильдию некромантов Дейджи, он удалился в заброшенную магическую лабораторию на границе АвЛи с Хармондейлом, где занялся исследованиями в области телепатии. Пользуясь приборами этой лаборатории, он сумел обнаружить темницу, где томился его брат. Условия, в которых содержали Роланда, были столь ужасны, что потрясли даже черствую душу Арчибальда. Решив вызволить несчастного, он попросил о помощи правителей Хармондейла и лично участвовал в операции по освобождению, а теперь привел брата к Катерине.
Королева долго не могла решить, что ей теперь делать с Арчибальдом, которого она в своё время поклялась казнить. Она понимала, что должна быть благодарна ему за спасение мужа, но простить участие в войне на стороне Дейджи всё же не могла. Наверное, она так бы и оставила его гнить в тюрьме, но Роланд просил смилостивиться над братом – и Катерина позволила Арчибальду вернуться в лабораторию, взяв с него клятву больше не вмешиваться в войны.
Роланд вернулся из плена измученным, исхудавшим, но глаза его сияли счастьем от встречи с женой, по которой он сильно тосковал все эти годы. Катерина думала, что, немного окрепнув, Роланд вернется в Энрот, но он решил остаться с ней. Чувствуя себя виноватым, что не мог прийти на выручку во время войны Восстановления, и желая помочь хотя бы теперь, он поступил на службу в эрафийскую армию, восполняя недостаток командиров. Свободное время супруги проводили вместе: ездили на охоту, совершали конные прогулки по окрестностям Стедвика. Роланд предлагал возобновить шуточные фехтовальные поединки, которые они любили устраивать в Энроте, но Катерине идея не понравилась: после страшных событий семилетней давности ей, так мечтавшей в юности о ратных подвигах, совсем не хотелось лишний раз брать в руки оружие, пусть даже и в шутку. А вот в шахматы королева играла с мужем с большим удовольствием, поскольку ее природная страсть к стратегии всё-таки требовала удовлетворения. Склонившись над расставленными фигурами, Катерина отдавалась игре полностью, мучительные воспоминания о недавнем прошлом и тяжкие думы о настоящем на время оставляли ее. Роланд же за доской выглядел рассеянным, часто ошибался, мог одним необдуманным ходом погубить выигранную позицию. Похоже, мысли его в это время витали далеко от шахмат. Разговоров о пережитом в криганском плену Роланд избегал, но было очевидно, что это наложило на него тяжкую печать. Если раньше, в Энроте, он был улыбчив и доброжелателен, то теперь стал угрюмым и замкнутым, а любое упоминание о криганах сразу приводило его в дурное расположение духа. Как и Катерину, его часто мучили кошмарные сны. Не раз по ночам Роланд и Катерина, разбуженные криками друг друга, вскакивали с постели и в страхе оглядывались по сторонам, не в силах сразу понять, где они находятся и что происходит. А осознав, бросались друг к другу в объятия, учащенно дыша и дрожа от пережитого ужаса. Они надеялись, что время, которое лечит всё, когда-нибудь принесет умиротворение их израненным душам. Но дальнейшие бурные события поставили крест на этих надеждах.
