========== Глава 1 ==========
Стоял погожий апрельский день, довольно прохладный, но ясный и безветренный. Семейство кентавров пахало землю на пологом левом берегу Серентини, где жители Спаварда издавна разводили сады и огороды. С наслаждением подставляя исхудавшие за зиму бока долгожданному солнцу, кентавры время от времени удивленно оглядывались на реку, из которой то и дело выныривало продолговатое чешуйчатое тело, похожее на рыбье, и, подняв многочисленные брызги, тут же вновь скрывалось в глубине. Здесь, на крайнем севере АвЛи, вода в реках прогревалась лишь к концу июня, и кентавры не могли взять в толк, что за удовольствие их сосед Тинос находит в купании сейчас, когда Серентини лишь несколько недель назад освободилась ото льда. Конечно, они понимали, что водные элементали – это существа совсем иной природы, но все равно с трудом представляли себе, как кто-то может добровольно залезть в такую холодную воду.
А Тинос самозабвенно плескался в реке, то по-дельфиньи выпрыгивая на поверхность, то медленно опускаясь на дно с расставленными в стороны плавниками. С наслаждением ощущая на своей коже нежные ласкающие прикосновения прохладных струй, он блаженно прикрывал глаза и представлял себе, будто вновь находится в мире Сопряжения. Конечно, эта речка, как и любой земной водоем, была лишь бледным подобием его родной Плоскости Воды, но что еще ему оставалось?
Он родился – точнее, выделился из общей массы водной стихии – за несколько лет до пришествия в Стихийные Плоскости Эскатона Разрушителя, пленившего лордов всех четырех Cтихий и вознамерившегося использовать элементалей для уничтожения Жаддама и других континентов. Это было страшное время. Тинос до сих пор не мог без содрогания вспоминать царившее тогда в Плоскости Воды всеобщее чувство ужаса и еще какого-то сиротства, заброшенности. Та аура любви и заботы о подданных, которая всегда исходила от лорда Акваландра и была неотъемлемой частью атмосферы управляемой им Плоскости, бесследно испарилась. Вместо этого все Стихийные Плоскости пронизывало ощущение чужой злой воли, сводящей с ума и властно приказывающей следовать за собой. Сотни сородичей Тиноса, пребывавших в растерянности после исчезновения лордов Стихий, поддались тогда гипнозу нового властелина, став послушными марионетками в его руках. Как удалось устоять самому Тиносу – неизвестно. Он пребывал в каком-то полубредовом состоянии, с огромным трудом сопротивляясь подступающему безумию и почти не соображая, что происходит вокруг. Кажется, в его дом заходили тогда какие-то жаддамские воины, неизвестно как проникшие в Сопряжение, и о чем-то его расспрашивали; вроде бы среди них были и люди, и эльфы, и какой-то не то тролль, не то минотавр, но их лица, как и разговоры с ними, он почти не запомнил. Странно, но, в противоположность своим внутренним ощущениям, врезавшимся в память с редкой отчетливостью, Тинос сохранил лишь весьма расплывчатые воспоминания о внешних событиях той поры. Хотя не столь уж это и странно – ему было не до того, ведь все силы его души были направлены на то, чтобы не лишиться рассудка и не отправиться по приказу Эскатона вместе с остальными водными элементалями атаковать Жаддам. Вряд ли он продержался бы долго, но каким-то жаддамским героям – может быть, как раз тем самым, что приходили к нему домой - удалось победить Эскатона и освободить лордов Стихий. Подробностей Тинос не знал, но, так или иначе, с возвращением Акваландра в Плоскость Воды весь этот кошмар моментально прекратился. Элементальский мир вернулся к прежней безмятежной жизни под заботливым руководством Стихийных лордов, но продлилась она недолго. Уже через несколько лет случилась новая беда: где-то в Крюлоде скрестились в бою два мощных магических артефакта, Клинок Армагеддона и Ледяной Клинок – и энергия порожденного их встречей катаклизма, прозванного на Антагарихе Судным днем, превратила Сопряжение в сущий ад. Родная стихия будто взбесилась – все вокруг кипело и бурлило, повсюду бушевали невесть откуда взявшиеся в Плоскости Воды огненные смерчи и песчаные бури, в мутных пенистых волнах мелькали обломки элементальских построек, а стены городов на глазах растекались грязными лужами. И в других Плоскостях было не лучше – огонь сшибался со льдом, земля с воздухом, превращаясь в жуткое хаотичное месиво, в котором было трудно различить границы четырех Плоскостей. В конце концов лорды все-таки сумели вновь взять Стихии под свой контроль, но последствия катастрофы оказались чудовищны – все Сопряжение лежало в руинах, и мало кому из его обитателей посчастливилось выжить. Тем не менее, когда Эрафия подверглась нападению Криганской империи и попросила элементалей о помощи, эта помощь была ей оказана. Только вот Тиноса, к его немалому огорчению, на войну не послали. Возможно, его сочли слишком молодым и неопытным, а может быть, решили, что в родном измерении он принесет больше пользы – но, так или иначе, ему было велено оставаться в Плоскостях. В то время, когда его сородичи громили криган, а затем осваивали отвоеванный у них Стихийный Остров, бывший до Судного дня западной частью Антагариха, Тинос трудился не покладая плавников – отстраивал элементальские жилища и магические сооружения, упорядочивал течение водных потоков, восстанавливал гармонию своей Плоскости и ее связи с остальными Стихиями. Его черед воевать настал полвека спустя – Нихон положил глаз на Стихийный Остров, путь туда лежал через Эрафию, и обитатели Плоскостей вновь отправились выручать союзников. В составе большого отряда водных и воздушных элементалей Тинос сначала портил погоду на море, препятствуя переправе неприятельской армии через Нихонский пролив, затем отступал к эрафийской столице Мирхему, а когда к нихонским захватчикам добавились эофольские – был отправлен в Хармондейл защищать эвакуированных туда из Эрафии мирных жителей. Эта война принесла Тиносу лишь разочарование. Четыре месяца нелегкого ратного труда, постоянный смертельный риск, горькие потери – всё это было напрасно, ведь ни Эрафию, ни Стихийный Остров они так и не спасли. Хуже того – по-видимому, крепко досталось тогда и Плоскостям, хотя с уверенностью судить о том, какая именно беда их постигла, было невозможно: связь между измерениями прервалась. Тинос в этот момент находился в Хармондейле. Он, как обычно, сидел с другими воинами у костра, когда на него вдруг нахлынуло стремительно нарастающее чувство тревоги, граничащей с паническим ужасом. Ни с того ни с сего его бросило в жар, в глазах потемнело, по телу забегали мурашки. «Сопряжение! Там что-то не в порядке!» - мелькнула мысль. Тинос попытался настроиться на вибрации водной стихии – и перед его мысленным взором возникла жуткая картина разваливающегося на части Стихийного Острова, сотрясаемого землетрясением и медленно погружающегося в океанскую пучину. Вслед за этим в сознание ворвался отчаянный вопль из Стихийных Плоскостей, исполненный такой нестерпимой боли, такой смертной тоски, что Тинос лишился чувств. А когда очнулся, что с ужасом понял, что больше не ощущает своей родной Стихии. Зов Сопряжения, чистый и ясный голос Воды, непрестанно звучавший в душе с того дня, когда он покинул Стихийные Плоскости, вдруг умолк – и молчал вот уже восьмой десяток лет. Ни вернуться в родное измерение, ни хотя бы дотянуться до него мыслью Тинос больше не мог. Судя по всему, он навеки оказался заперт в чужом мире, без всякой надежды когда-нибудь вновь увидеть свою родину или хотя бы узнать ее судьбу.
Сперва он вместе со своими сородичами жил в Новой Эрафии, близ замка Хармондейл. Местные жители относились к элементалям весьма почтительно, как к героям войны, и с годами, по мере ухода из жизни заставших те печальные события людей, почтение к ним только усиливалось. Но как раз это и тяготило Тиноса. Он хотел забыть войну, как кошмарный сон – а в Новой Эрафии о ней напоминало буквально всё: памятники на площадях, портреты павших героев в тавернах, полные скорбной торжественности песнопения бардов, ежегодные поминальные церемонии на руинах Мирхема с непременным участием элементальских ветеранов. Люди свято хранили память о славном прошлом своего народа, находя в этом опору и утешение, да только вот Тинос в конце концов устал жить на развалинах великой державы. Да и вообще, обычаи и верования новоэрафийцев были ему во многом непонятны. Конечно, их приверженность Свету заслуживала уважения, но все эти высокие идеалы, рыцарские кодексы и религиозные заповеди представлялись слишком оторванными от жизни, лишенными простоты и естественности. Мировоззрение эльфов – искренних и непосредственных детей природы, пребывающих в гармонии с окружающим миром и не осложняющих свою жизнь всякими условностями – было Тиносу куда ближе, и, прожив в Новой Эрафии чуть более тридцати лет, он перебрался в АвЛи.
