Карпов занял место поодаль от всех и молча наблюдал за происходящим. Он не имел при себе ни зонта, ни верхней одежды. Порывистый ветер задувал струйки дождя ему за шиворот, которые каплями стекали по шее, но он ничего не чувствовал, абсолютно ничего. Возможно, это защитная реакция, и боль утраты придет к нему позже. Он стоял в стороне, понимая, что никогда не сможет стать частью этого общества. Между ними серое холодное пространство, и нет ни одного человека, который смог бы прикрыть его своей любовью. Он высоко поднял голову, подставляя порывам ветра сухие глаза и, крепко сжав стучащие от холода зубы, ожидал, пока все разойдутся, чтобы побыть на могиле Антошина в одиночестве.

Проходящий мимо Глухарев, заметив Карпова, остановился. Казалось, его воспалённые глаза стали ещё больше наливаться кровью. Он приблизился к нему. Невозмутимый вид полковника довел его до исступления, — Если я узнаю, что ты имеешь отношение к смерти Дениса… — процедил тот сквозь зубы, словно ему даже присутствие Карпова было крайне противно. Он всегда считал, что тому не место среди людей.

— То что, Серёжа? — перебил его Стас, даже не пытаясь убрать с лица наглую ухмылку, которая всегда бесила бывшего майора, — Видео обо мне запишешь?

— Тварь! Какая же ты тварь! — Глухарёв вцепился в лацканы пиджака полковника, не обращая внимания на столпившихся вокруг зевак, — Только у тебя был с ним конфликт! — его пронзительный голос отдавался эхом в голове Карпова.

— Иди на ***! — Стас оттолкнул его от себя и брезгливо отряхнул пиджак, будто Глухарев дотронулся до него грязными руками.

— Хватит! — послышался голос начальницы, которая всегда была для обоих незыблемым авторитетом, — Идиоты, нашли время и место для выяснения отношений! — она встала между ними, разочарованно глядя на обоих.

Тяжело дыша, Стас смотрел на своего соперника сквозь Зимину. По его лицу, шее стекала дождевая вода, — Клоун! Устроил тут представление!

— Карпов! — она устремила на него холодный взгляд, который был похлеще ледяного дождя, и таким же голосом обратилась к нему, — Успокойся!

Их привычный немой диалог продолжался недолго, первым сдался Стас. Посмотрев в глаза, окружавшие его и явно осуждающие, на гвоздики, упавшие в грязь во время потасовки, он повернулся и пошёл прочь. Толпа расступилась перед ним. Они не должны знать, каково ему сейчас, этого он никогда и никому не покажет. Уверенно вышагивая и глядя перед собой исподлобья, он молча шёл между ними, не позволяя себе ни единой эмоции, не единого лишнего движения пока не скрылся в салоне автомобиля. Отчаянно ударил рукой по рулю. Больно. Где-то внутри — больно.

***

Зимина смотрела на Сергея, и кроме отголосков давно уже отболевшего ничего не чувствовала. Такие ощущения возникают у людей, когда они случайно находят старую фотографию или записку, с которой связаны тяжёлые воспоминания, вызывающие неоднозначные чувства. Сжимая горячую чашку с кофе, тем самым пытаясь отогреть покрасневшие от холода руки, она откровенно разглядывала бывшего любовника и удивлялась собственному спокойствию. И согласилась она на этот совместный поход в кафе с ним из-за типичного женского любопытства. Столько раз представляла себе эту встречу, мысленно проговаривая, что так долго копилось внутри. Первый год после расставания ещё любила и ждала. Всё надеялась, что вдруг заявится к ней на порог, и даже представляла, чтобы он ей говорил в оправдание, и как бы она его потом простила. Затем долго ненавидела. Не его, себя. За то, что никак не могла забыть, что так сильно привязалась, что испытывала непреодолимую зависимость. А потом успокоилась, выздоровела, излечилась. И сейчас, когда эта самая встреча состоялась спустя годы, ей абсолютно нечего ему сказать. Внутри — пустота, пепел и хроническая усталость. Причём не только по отношению к Глухарёву, а ко всем окружающим её людям. У неё словно выработался определенный иммунитет, не позволяющий ей больше так опрометчиво окунаться с головой в водоворот чувств. Неспроста Андрей говорит ей, что она сводку новостей просматривает куда с большим интересом, чем смотрит на него самого. В последнее время Зимина стала жить по принципу — брать, и ничего не отдавать взамен. Так легче, проще, безопаснее.

— Не в курсе, что происходило с Антошиным в последнее время, — прервал неловкое молчание Глухарёв, поёжившись от её колючего взгляда.

— Вообще-то это твой друг. Мне своих проблем хватает, — резко ответила Зимина, пресекая даже жалость по отношению к этому человеку.

— Мне Коля рассказал, что ты недавно перенесла серьёзную травму, — виновато произнёс Сергей, — Я не знал, честно, — не разрывая зрительного контакта, он накрыл ладонью её руку, лежащую на столе.

— Это уже в прошлом, — Зимина осторожно освободила свою руку и снова обхватила ладонями чашку, — Ты как? Жена, дети? — неожиданно вырвалось у неё.

— Откуда, — оскалился Глухарев, — Как-то не складывается ни с кем.

После продолжительной паузы Зимина нарушила тишину, осознавая, что разговор зашёл в тупик, — А ты нисколько не изменился.

— Что, совсем ни капельки? А я-то думал, что возмужал, стал солиднее, — но видя, что его актерское мастерство больше не действует на Иру, придал своему лицу серьезное выражение, — А ты изменилась. Стала жёстче что ли.

— Ты прав, той Ирки больше нет, — задумчиво произнесла Зимина, отпивая кофе маленькими глотками и оглядываясь по сторонам, — Надолго в Москве?

— Сегодня вечером покидаю этот город. Дини больше нет. Мать давно уже переехала ко мне. Меня здесь больше ничего не держит, — уверенно заявил Глухарёв, но при этом вопросительно посмотрел на бывшую любимую женщину.

Ира немного напряглась. Даже, когда уже ничего не испытываешь к человеку, наверное, любая женщина желала бы услышать, что она по-прежнему дорога, необходима и любима. Это словно ампутированная конечность вдруг проявляет фантомную чувствительность.

— Мне пора, — засуетилась Зимина, пытаясь оставить деньги за непритронутый ужин, но Сергей посмотрел на неё осуждающе, и она отступила. Уже отдалившись на приличное расстояние, она услышала его голос за спиной,

— Ир!

Обернулась и впервые посмотрела на него, как на значимого человека в своей жизни, но в этом взгляде откровенно читалось «не надо, Серёжа».

Он подошёл к ней и, обхватив ладонями её лицо, заглянул в глаза, — Ты — лучшая женщина, что я встречал. Будь счастлива, — едва коснулся губами её рыжей макушки, одновременно вдыхая до боли знакомый запах.

Зимина отстранилась от него и благодарно улыбнулась в ответ, при этом почувствовав внутреннюю лёгкость, словно избавилась от непосильного груза прошлого. Ведь человеку сложно двигаться вперёд, когда душу разъедает боль воспоминаний. И, наверное, это лучшее, что мог бы сделать для неё Глухарёв — добавить ей уверенности в себе и отпустить.

Вот и всё. Стало легче дышать. Обоим.

***

Вернувшись в Пятницкий, она устало шла по коридору и остановилась у кабинета начальника СКП. Дверь была распахнута, свет не горел. Она заглянула внутрь и увидела Карпова, сидящего в полумраке.

— Проходи, не бойся, — отозвался тот, видя смятение в поведении начальницы, — Я сегодня мирный, не полнолуние же.

Зимина неуверенно подошла ближе и присела напротив, отлично помня, к чему привёл вот такой безобидный разговор в прошлый раз, когда он также, казалось, спокойно потягивал коньяк.

— Даже не рассчитывай. Я уже не так молод для подобных эмоциональных игр, — насмешливо произнёс Карпов и понял, что попал в точку, глядя на вытянутое от удивления лицо Зиминой. Она чуть было не задохнулась от возмущения. Конечно, Карпов всегда читал её мысли, как раскрытую книгу, особенно, когда она затевала что-нибудь против него. И до сих пор она не понимает, как ему удается так легко просматривать глубины ее души.

— Чё хотела? — опередил её Стас, пока она мысленно подбирала обидные слова в его адрес.

— Не знаешь, что случилось с Антошиным? — запутавшись в собственных мыслях, Зимина наконец-то пришла в себя и перешла к делу.