— Лили, прошу Вас, не будем об этом… — почти умоляюще произнесла Елена, но ее бросьба вновь была незамечена. Внутри девушки невольно дико забилось от странной нервозности сердце, разнося своими четкими и куда-то торопящимися ударами по ее венам ужасную неловкость и ощущения чего-то несдерживаемого. И это были не слезы. Елена всем своим телом, сознанием чувствовала как внутри застрял поистине истиричный и отчаянный крик, не способный вырваться и обратившийся лишь в ком боли, засевшей в груди.
— Та любовь поглотила меня настолько, что я уже не смогла уловить тот внезапный момент, когда счастье рухнуло. — продолжала говорить женщина, а Гилберт, не способная уйти от этих слов, тяжело вздохнула и вновь вернулась за стол, сев рядом с Лили. — Сначала я была рада, что обрела семью. У нас родился сын, я была на седьмом небе от счастья. Прекрасный голубоглазый мальчик, словно посланный самим ангелом. Ты не представляешь, какой красоты появился у нас малыш. Но время шло. Я бы даже сказала, что убегало. А вместе с ним от меня, от разговоров и от семьи убегал мой муж. Он полностью погрузился в свои дела, в которых, как он говорил, не место женскому разуму. Он чаще пропадал где-то с друзьями, проявлял свою власть, независимость, всемогущество. Он перестал меня ценить, и я стала для него чем-то обязательным и неотъемлемым. Джузеппе считал, что нет смысла меня завоевывать, удивлять и радовать. А я… Я постоянно оставалась одна с маленьким сыном на руках. Без внимания, без заботы и любви. Меня забыли, стерли из памяти и оставили дома. Я действительно любила и люблю Деймона. И ты, я уверена, меня понимаешь. Ты знаешь, какого быть одной. И слезы перестают помогать, и обида никуда не уходит, и повседневный быт тянет ко дну с той же дикой скоростью. Сначала я начала безостановочно биться в истерике. Но это прошло. Потом я возненавидела всё, что было с ним связано. Стиль, предпочтения, поведение. Потом я уже решила, что всё хорошо, но на самом деле начала впадать в настоящую депрессию. Меня съедало изрутри. Но всё резко прекратилось. Я встретила другого мужчину. Вот он-то видел во мне красоту. Он признавал меня женщиной. Я долго сопротивлялась, но сдалась и вновь осознала, что такое счастье. Мой новый мужчина не был красив, не был мечтой. Но я была его мечтой. И у нас был общий договор.
— Договор? — переспросила Елена, и этот тихий, мягкий голос Лили гипнотически унес ее в рассказ.
— Да. Договор. — подтвердила она. — Дело в том, что он не должен был внекать в мою семью. Только наши с ним тайные отношения и никакой семьи.
— Да… Но потом вас увидел Деймон, и Вы решили уйти. Я слышала это много раз… Но почему? Разве нельзя было всё наладить? Неужели… — слишком эмоционально возразила девушка и поспешно осеклась, поняв, что ее вопросы напоминают интервью с неудобными уловками.
— Я не решала уходить. Так решил сам Джузеппе. — быстро сказала Лили, будто оправдываясь перед Еленой. — Он до сих пор вынуждает быть виновной меня. Словно это я пропадала в дали от дома и тем самым рушила семью. Деймон увидел нас, и сразу всё рассказал отцу. Джузеппе узнал про мою измену, и для него это было больше удар по самолюбию, чем по сердцу. Он выставил меня из дома, приказал убираться прочь, лишил всех денег и владений. Оставил без всего. Но главное, что он отнял у меня сына, при этом сказав, что я бросила его сама. Он сделал из меня циничную шлюху, не имеющую привязанности даже к родной крови. Но это не так… Я уехала, обоснавалась сначала у знакомых, потом укрепилась и сама. И молилась. Я пыталась замолить все свои грехи. Я виновата перед Деймоном. И мне и вправду нет прощения, ведь нужно было хоть попытаться забрать его. Но я была слишком молода и глупа… А Деймон… Он был еще ребенком. Наивным и обиженным. И это нормально при такой истории. Поэтому, он прав, когда говорит, что это я сделала его таким. Я заставила его полностью любить и копировать лишь отца, за которым не следовало бы повторять столько ошибок. И ты ведь узнала себя во мне, Елена… Я знаю. Я сразу понадеялась на тебя. Потому что ты — единственная, кто имеет веру. Ты понимаешь меня… И знаешь, Деймон всё же любит тебя. Будь оно по-иному, ты бы не жила в его доме и не заставляла бы его нервничать! Любит. Это точно. Но… Он такой по своей натуре. То ли из-за сломанной души и одиночества, то ли из-за Джузеппе. Не знаю. Но у него настоящая зависимость, влечение к женщинам. Он любит их тела, различая и наслаждаясь ими. Он маниакально заворожен женщиной. И это не исправить. Это его влечение. Безумство. Деймон не сможет этого побороть, ведь у него не было нормальной матери и он не знает, что такое женская любовь, забота и ласка. Он пытается найти то заветное тепло, которое не получал. И поверь мне, Елена, это тепло он нашел исключительно в тебе. Но он боится потерять тебя, как когда-то потерял меня… Он такой. И это моя вина.
Шатенка, сквозь которую пролетело каждое звучание, каждое слово, осыпая панически колотящееся сердце ноющими ударами, с очередным тяжелым вздохом посмотрела на прекратившую свою речь Лили. И всё же до конца девушка не могла поверить, был ли рассказ этой едва сдерживающей слезы женщины правдой или нет, однако всё ее внутреннее понимание и непоколебимая надежда заставляли думать, что всё из сказанного — истинная исповедь человека, которого ошибочно считают плохим.
— Кажется, сегодня ты реально не в себе. — продолжая жадно и лихорадочно хватать ртом воздух, еле слышным сорвавшимся после писклявых криков удовольствия голосом призналась Кэтрин, нежно проведя рукой по теплой спине еще нависающего над ней возле тумбы с раковинами и выравнивающего дыхание Деймона, на чьем липком и уставшем теле проступали маленькие капельки пота. С трудом отцепившись от слабых объятий размякшей в собственном полученном от процесса кайфе Пирс, брюнет прислонился к краю тумбы возле девушки и запрокинул голову, словно кружащаяся сумасшедшей каруселью картинка перед глазами могла бы остановиться.
— Просто я был в ярости. — слишком просто и безэмоционально прохрипел Сальваторе, чувствуя как ослабевает сила пульсирующего по его коже горячего тока, что оседал приятной болью в теле. Запыхавшись, Кэтрин старалась делать большие вдохи, но ее дыхание быстро обратилось в усмешку ее по-коварному ухмыльнувшихся губ, которые чуть пересохли и припухли от беспрерывного марафона безумных поцелуев.
— А сейчас? — скосив хитрые, чуть сузившиеся глазки на парня, будто ставшим для нее привычным игривым голосом спросила шатенка. Она наклонилась к карману валяющихся на полу джинсов и вытянула из него пачку сигарет, одновременно пытаясь извлечь мелкий огонек из предательски неподдающейся зажигалки. Вновь вернувшись к тумбе и приковав заинтересованный взгляд к окрасившимся задумчивой голубизной глазам Деймона, Кэтрин сделала глубокий затяг и вскоре выпустила крупное облачко дыма прямо в лицо брюнета, настороженно вслушиваясь в тишину запертого только для них двоих туалета.
— Сейчас, наверное, мне просто похер. — долго не отвечая, наконец-то ответил он, вдыхая стойкий запах табака и смотря на неубирающую с чуть покрасневшего лица улыбку девушку. Она, неотрывно таращась на его красивое лицо и пытаясь разгадать непонятные чувства в его прищуренном взгляде, протянула Сальваторе сигарету, из-за которой он подобно ей самой выпустил много дыма. Кэтрин со скрытым восторгом в ее трепещущем сердцем наблюдала за каждым его движением, за тем, как изящно он держит в руке уже догарающую сигаретку, как брутально и чересчур соблазнительно теряется среди табачного тумана, позволяя девушке видеть либо его оголенный подкаченный торс, либо самодовольную улыбку.
— Что-то мне подсказывает, что я знаю причину всех твоих переживаний… — внезапно заговорила Пирс, и теперь в ее чуть хрипловатом голосе не было того нелепого флирта. Деймон почувствовал необъяснимую внутренню дрожь от собственных догадок ее слов, но позволил Кэтрин увидеть лишь очередную холодность в ярко-голубых глазах. — Дай-ка угадаю… Пять букв. Начинается на «Е», заканчивается на «А»… Елена?
