Бывают и такие случаи, когда ребенок просит называть себя совершенно иным именем. Будучи Ваней, он просит, чтобы его называли Сашей, например. Ребенок через имя пытается выстроить жизнь в двух вариантах: один «Я» – дома, а другой «Я» – в детском учреждении; он как бы выбирает для себя уход, как Вани, из социума, предпочитая ввести туда нереального Сашу. Для избегания трудностей в последующей социализации (как правило, это бывает из-за страха быть самим собой в социуме или из желания оставить все семейные проблемы позади вместе с именем), педагогу не следует поощрять его в такой двоякости. Иначе вместо БАЗИСНОГО ДОВЕРИЯ укрепит свои позиции новообразование ДИСТАНЦИРОВАННОСТИ. Чтобы не усилить страхи, можно сначала поиграть в то, что он Саша «понарошку», а Вы – «понарошку» Василиса Премудрая, дав ребенку понять, что это – игра, в которой Вы принимаете участие, но как любая игра, она закончится (можно обговорить правила ее окончания), и вы оба снова превратитесь в Ваню и Марию Ивановну. Быть Ваней, а в последствии – Иваном – замечательно, потому что именно такое имя ему дано, и это не просто так…

В 60-х годах ХХ столетия Дж.Боулби впервые высказал мысль, что потребность в личностной привязанности к другому человеку является врожденным инстинктом каждого человека, причем его утверждение, что именно эта потребность является первичной (а не потребность в пище) явилась революционной (36). Боулби утверждал, что ребенок льнет к матери не из потребности в пище, а ради формирования личностной привязанности. Это предположение было подтверждено экспериментами Гарри Харлоу, который поместил обезьянье потомство в клетку с двумя суррогатными матерями, одна из которых представляла собой чучело, сделанное из мягкой шерсти, а другая – проволочный каркас с молоком.

Детеныши больше времени проводили с меховым чучелом, обнимая его, нежели с проволочным каркасом, который посещали лишь время от времени для пропитания (38). Харлоу модифицировал этот эксперимент, разделив потомство на две разные клетки, снабдив одних детенышей проволочным каркасом с молоком, а других – меховым чучелом с молоком. В ходе эксперимента он создавал стрессовые ситуации, издавая резкий и внезапный шум. Детеныши в клетке с меховой суррогатной мамой, встрепенувшись от громкого шума, бросались к чучелу, прижимались к нему, успокаивались и вскоре продолжали играть, а детеныши с проволочным каркасом в испуге визжали, прижимались к полу, в состоянии ужаса катались по клетке. Боулби проанализировал результаты наблюдения за детьми из приютов, проведя параллель между их поведением в ситуации стресса и поведением детенышей обезьян. Приютских детей он описал как «индивидуумов с замороженными чувствами, выраженной враждебностью, асоциальной направленностью и поверхностными социальными связями». В случае отсутствия близкого контакта с материю новообразованием младенческого периода становится дистанцирование и уход в себя, а не стремление к общению и базисное доверие.

К сожалению, часто мамы не осознают, насколько важно их присутствие в жизни младенца, и стремятся быстрее выйти из декретного отпуска на работу. Часто они не задумываются над тем, что этот отпуск предоставляется, исходя из глубинных потребностей маленького человека – ощущать постоянное присутствие мамы в своей жизни. Хорошо, что сегодняшние дети не понимают фильм «Усатый нянь», где приведена пусть позитивная по форме, но очень негативная по содержанию система детского круглосуточного сада, куда детей сдавали по понедельникам и забирали лишь на выходные.

Приведем иллюстрацию из жизни одной супружеской пары, занимающейся социальными проектами.

Рассказывает жена: «Я очень долго не могла принять стиль общения моего мужа с волонтерами, приходящими к нам на встречи. Что касается меня, то я всегда очень серьезно подходила к подготовке каждого занятия, в то время как мой супруг всегда начинал общение со свежих анекдотов, поощряя людей к шуткам-прибауткам и неформальным отношениям. Меня это очень раздражало, я считала его неорганизованным человеком, пока не осознала свою проблему: я – дитя яслей. Меня отдали туда совсем маленькую, потому что в то время мамам не предоставляли длительный отпуск по уходу за ребенком, и моя мама, как миллионы других женщин, должна была выйти на работу через 56 дней с предоставлением ей (вернее, мне) места в яслях. Моей мамы очень скоро со мной рядом не стало, она ушла на работу. Как результат, всю свою жизнь я воспринимала общение как средство для достижения своих целей. Хождение по гостям «просто так, чтобы поболтать» я воспринимала как непростительную трату времени, говоря, что «незачем просто так «ля-ля» травить, а лучше почитать хорошую книгу». Я воспринимала такое отношение к общению (читай: к людям) как достойное подражанию, и только уже на четвертом десятке своей жизни поняла, что это – скорее проблема, нежели достоинство».

Рассказывает муж: «Я, сколько себя помню маленьким, все время был с мамой. Она работала почтальоном, до полутора лет кормила меня грудью, почти до самой школы я ходил с ней на работу рано утром, «помогая» разносить газеты и журналы, мы с мамой часто гуляли, ходили в гости к ее многочисленным подругам, где мне предоставлялась возможность играть с детьми и пить чай с бубликами. Как я сейчас понимаю, мама тогда вложила в меня умение и радость общения, благодаря чему мне комфортно пребывать практически в любом окружении. Если сказать нечего, мне и молчать комфортно, ведь быть среди людей – это всегда интересно. Моя мама подарила мне стремление к общению и базисное доверие.

Жене представилась уникальная возможность во взаимодействии с мужем восстановить и подкорректировать то, что у нее не было сформировано в младенчестве и очень мешало как верному восприятию себя, так и построению отношений с окружающими людьми и внутри своей семьи.

Итак, в возрасте от нуля до года при наличии близкого эмоционального общения ребенка с определенным взрослым человеком (как правило, мамой), происходит освоение норм общения. Если же условия близкого контакта в этом возрасте отсутствуют, впоследствии потребуется коррекция, иначе дисбаланс в лимбической системе даст себя знать, причем этот дисбаланс будет тем явственнее, чем резче проявляются факторы генетической предрасположенности и экзистенциального вакуума (отсутствие жизнеосмысления и собственного предназначения). Проще всего коррекция проходит в детском возрасте, когда нейроновая карта еще не до конца сформировалась. Во взрослом возрасте это сделать будет сложнее, и в большинстве случаев потребуется помощь специалиста.

…является переходным периодом от младенчества к раннему детству, когда ребенок переходит от сильной психологической связи с мамой к самостоятельности. К этому возрасту ребенок обретает способность самостоятельно передвигаться: он ходит или активно ползает, количество досягаемых для него предметов увеличивается. И главное в акте ходьбы это раздробление единой социальной системы «МЫ». Теперь не мама ведет ребенка, а он ведет свою маму куда захочет. Там, где было единство – стало двое: взрослый и ребенок.

Он уже легко понимает 10-20 слов, произносимых взрослым, и сам произносит пару-пять слов, сходных по звучанию со словами взрослой речи. Однако, эти слова ситуационны, эмоционально окрашены и понятны только близким людям.

Кризис 1 года часто сопровождается аффективными вспышками, когда взрослые не понимают его желаний, слов, или понимают, но не хотят выполнять. Слово «нельзя», которое раньше для него было знакомо, сейчас приобретает особую актуальность. Наиболее сильные аффекты (эмоциональные всплески) во время этого кризиса наблюдаются, если в воспитательном процессе либо присутствует излишнее давление (много разных «нельзя»), либо наблюдается непоследовательность требований («то, что сегодня можно, завтра – нельзя»; «при бабушке можно, а при папе – нельзя»).