Кризис одного года проходит мягко и незаметно, если:

1. В отношении ребенка практикуется не более трех «нельзя» в определенный промежуток времени. Например: «нельзя лазить в розетку, включать газ и выходить одному на балкон». Нарушение этих «нельзя» дисциплинируется каждый раз, независимо от настроения взрослого, дисциплинирование всегда предсказуемо и последовательно. Как только эти «нельзя», связанные с обеспечением безопасности ребенка, усваиваются, можно добавить, например, следующие: «нельзя выходить одному на проезжую часть, нельзя бить машинкой по голове своего братишку, нельзя замахиваться на маму» …

2. Взрослые, окружающие ребенка, последовательны и согласованны в своих требованиях (хотя бы относительно «нельзя»).

ГЛАВА ВТОРАЯ

Возраст: раннее детство (1-3 года)

Круг значимых людей: родители

Выбор отношения к жизни: самостоятельность либо зависимость от стыда и сомнений

Новообразование: воля либо импульсивность и соглашательство

Начиная с этого возрастного периода, на передний план в воспитании ребенка выходит отец. Ученые из Международного центра детского здоровья в Париже пришли к выводу, что отцы нужны детям гораздо больше, чем матери! По их мнению, общественное и интеллектуальное развитие ребенка напрямую зависит от его отношений с отцом, а матери в воспитании здорового и социально адаптированного ребенка играют довольно незначительную роль. Клодетт Дюпе, известный психиатр, мать троих детей, сделала следующее заявление: «Мы установили, что 98 процентов всех знаний и жизненного опыта дети получают именно от отцов. Дети любят своих матерей, привязаны к ним, ищут у них поддержки, но у отцов они черпают знания, которые помогут им во взрослой жизни. Именно отцы формируют волевую составляющую личности» (40). Доктор Дюпе уверена, что именно первые годы жизни ребенка в общении с отцом особенно важны для его развития. Ученые пришли к такому выводу после 17 лет изучения более 6100 семей в Европе и Америке. Отец включен в круг значимых людей, начиная с этого возрастного периода, его участие в жизни ребенка определяет наличие волевого компонента в качестве положительного новообразования в противовес импульсивности и соглашательству.

Подобные исследования были проведены и российскими учеными в середине девяностых, когда изучалась роль отцов в формировании личности ребенка. Интересно, что пять категорий отцов были поставлены на одну планку: отцы-политики, отцы-бизнесмены, отцы-священнослужители, отцы-алкоголики и отцы-наркоманы. В раннем детстве ребенку, по большому счету, все равно, по какой причине папы нет рядом.

Когда к нам на консультацию приходит какой-нибудь папа с вопросом о том, как повлиять на сына-подростка, который «оболтусом вырос», «никакое дело до конца не доводит, ни к чему не стремится», «начинает и бросает различные спортивные секции», «музакальную школу бросил», «от трудностей убегает», мы спрашиваем папу: «Скажите, пожалуйста, где вы нахоились и чем занимались, когда ваш ребенок был в возрасте от года до трех?»

И если папа начинает говорить о «лихих годах», когда ему было некогда играть в машинки и кубики с ребенком, потому что его звали более важные дела, папа ставит диагноз в первую очередь себе, а не сыну. У такого папы была возможность подарить сыну волю, но он этого не сделал, и поэтому сейчас прежде, чем читать выросшему сыну нотации, сначала надо раскаяться перед ним, что когда-то папа собственного ребенка отодвинул на задворки своей жизни. А после раскаяния сказать: «Теперь, сын, давай думать, как исправить сложившийся конфуз. Я готов помочь тебе».

Это в равной степени касается и дочери.

Приведем историю одной семьи.

Рассказывает жена: «Я, сколько себя помню, росла папиной дочкой. Говорят, что наша память мало, что удерживает из ранних лет, но я помню себя, маленькую, лежащую у папы на животе, когда он читал книгу, а я вдыхала его запах и терлась щечкой о его волосатую грудь. Потом я помню, как ночью папа разбудил меня, завернул в одеяло, и мы пошли на набережную – смотреть, как лед тронулся, и слушать потрясающий звук оживающей весны. Помню, как однажды ночью папа поднял меня с постели, мы вышли с ним во двор нашего дома, он расстелил на траве одеяло, и мы с папой смотрели на звезды, а он рассказывал про далекие миры. Помню, что я очень любила, когда папа приходил за мной в детский садик, потому что, в отличие от мамы, он никогда не торопился домой, и мы часто садились на трамвай, ехали до самой последней остановки, где начинался лес, и слушали пение птиц: папа всех птиц умел распознавать по голосам. Все мое детство прошло сначала у папы на руках, потом – на шее, потом – на его коленях. В моей жизни так произошло, что один любимый мною и любящий меня мужчина отдал в руки другому любимому и любящему меня мужчине, моему мужу… Для меня всегда было естественно выполнять обещанное: я даже представить себе не могу, как можно: пообещать что-то и не исполнить; если я начинала какое-то дело, то обязательно всегда доводила его до конца – это всегда было вопросом моей репутации. Как я сегодня понимаю, папа подарил мне волю. Взял – и подарил, просто своим присутствием в моей жизни. Когда же я вышла замуж, многие вещи в поведении моего мужа были мне совершенно чужды: сегодня сказал, а завтра передумал (потому что кто-то его убедил в обратном); вчера пообещал, а сегодня заявляет: «я – царь своему слову: хочу – дал, хочу – взял»; решения он принимал исключительно после сбора множества мнений, причем, как правило, импульсивно, с последующими сомнениями. Я вешала на него ярлыки по поводу его «немужских» качеств до тех пор, пока не осознала, что мои достоинства – не совсем моя заслуга, они во многом являются результатом некоего «везения» – наличия в моей жизни замечательного отца…»

Рассказывает муж: «…а у меня папы никогда не было. Вернее, до пяти лет он как бы был, но я помню его пьяным, ругающимся с мамой; когда же мне было пять лет, он привел домой какую-то пьяную женщину, а нас с мамой выгнал, и мама больше к нему не вернулась. Было очень больно, непонятно и страшно. Больше отец не принимал никакого участия в моем воспитании и, как я понимаю, именно поэтому соглашательство и импульсивность стали частью моего характера. Я искренне удивлялся беспокойству своей жены, когда она по какой-то причине не могла сдержать слово, данное ею. «Да успокойся! – говорил я ей, – Не перевернется мир из-за этого! Люди поймут, что просто так сложились обстоятельства!» Но я всегда в глубине души восхищался ее умением организовать свою жизнь и достигать намеченных целей. Считал, что это просто данность, как мне дано умение слушать чужие постановления. И только после тридцати лет я понял, что дело не в данности, а в недостатке волевого компонента моего характера. Психолог-консультант сказал мне тогда: «У Вас два пути: Вы можете либо обижаться на судьбу, на отца, на политиков, на самого Господа Бога; либо простите тех, кто намеренно или нечаянно был причиной вашего неконструктивного новообразования, и начните работать!» Более того, я оценил по достоинству удачу (вернее сказать, дар Свыше) быть мужем моей жены, которая помогала мне, включившись вместе со мной в коррекционную работу. На этот процесс ушло несколько лет, но теперь я часто слышу от своей супруги, от детей и друзей, что я – человек слова и воли».

Каким же образом формируется волевой компонент? Ведущая деятельность в раннем детстве – предметно-манипулятивная, которая осуществляется в процессе усвоения способа деятельности с помощью различных предметов. Отцам проще в полной мере обеспечить такую ситуацию. Сразу сделаем оговорку: речь не идет об отцах – «растениях», которых дети видят исключительно лежащими на диване перед телевизором в «трико с оттопыренными коленками» Такие отцы тоже воспитывают, тоже формируют, но далеко не конструктивные новообразования. Для формирования волевого компонента необходимо заниматься ребенком, позволяя ему делать выбор в пользу самостоятельности.