Еще один день пробежал в напрасных усилиях, сверкнул и погас во вспышках разноцветных огней, принеся разочарования и потрясения. Похоже, удача отвернулась от нее. Слишком долго она злоупотребляла ее дарами, и вот наступает, видимо, время оплатить все долги своенравной богине: только вознесла на вершины неба, как хочет прямо в ад низложить. Аврора наблюдала, как предвечерняя мгла сгущала свои краски, как бесплотное покрывало ночи простиралось над бездушным городом. Как можно отыскать правду, если все ее одежды – черны? Как ее узнать, если ее белые и прозрачные черты люди скрывают за ворохом черного могильного платья, в складках которого среди густой тьмы принимаешь черное за белое, а от белого, если случаем и наткнешься на него, шарахаешься, как от привидения?

Аврора была печальна, горькая потеря терзала ей душу, и напрасно взывала она к богам о помощи в поисках Квинта, напрасно вопрошала о том, что ее сердце так тревожило, искала скорбную минуту, что родила в ней ту непереносимую боль и заставила терпеть неожиданную муку.

– Что приключилось со мной за эти дни? Куда исчезли все мои мечты, оставив только сплошные разуверения в моих днях? Что изменило так меня? Какая разлука породила то ненастье, что бушует во мне без умолку, почему несчастье не покидает и рождает все новую смуту, как будто прогневила я чем Немезиду? Утрата настигла меня тяжкая, нелегкая, изводит и мучит уж сколько дней, и где мне сыскать отдохновение?

Ночные тени без конца плясали под ее окнами, неистово и дерзко. И каждый раз, как усталые глаза смотрели в их сторону, они дьявольски преображались, и ей все мерещилось улыбающееся лицо мужчины с красными перьями.

«Всякая любовь истинна и прекрасна по-своему,

лишь бы только она была в сердце, а не в голове»

В.Г.Белинский

Миновали долгие две недели после тех мрачных событий. Они теперь стали тенью, неприятными воспоминаниями, к которым не хотелось возвращаться. Время унесло все, развеяло по земле, как и те холодные ветра, что нескончаемыми ночами носились по городу, подобно дикой обезумевшей толпе.

Быстротечные дни неудержимо промчались мимо. Человек для них оставался всего крохотным муравьем, которого вынесло неугомонной стихией в безбрежный океан, незаметной пылинкой на завораживающей мозаике вселенского храма. Дни унесли с собою в прошлое чувства, мысли и желания, потушили огонь треволнений, что родился из сердца в минуту открытости, терзая его и призывая действовать без промедления. Одно время этот огонь горел, голос сердца звучал – пока к нему прислушивались. Но есть ли сила, что не утихает с течением времени, если к ней привыкаешь и начинаешь попросту не замечать, отказывая во внимании, оставаясь глух к ее крикам? Есть ли сила, что трубила бы беспрерывно, сама себя порождая и находя продолжение в себе самой, имея начало, но не имея конца? Любой вздох, любой пустяк, вздор, глупость, любое слово, любое движение – все, что рождается в человеческом существе, получает свою самостоятельную жизнь. Но можно ли сказать, что эта жизнь будет длиться бесконечно, сама себя продлевая? Все это обретает смысл только на краткий миг бытия и теряет его, когда обрывается дыхание его жизни. Вздох пропадает, движение замирает, слово уносится в неведомые дали, оставляя после себя лишь воспоминания, которые со временем все тускнеют, обесцвечиваются и в один день из-за не востребования канут в глубокую беспроглядную бездну человеческой памяти. Так и звуки сердца, что начала слышать Аврора, затихли незаметно и смиренно, когда молодая женщина отвергла боль и страдания, перешагнула их с былой невозмутимостью, поранив ступни ног. Мелодия души стала едва слышимой.

В один день, в один час гордая девушка отказалась от мучивших ее дум, от терзавших ее мыслей, легкомысленно махнув на них рукой. Непреклонно отвернула от стучавших в ее окно душевных порывов, слезно моливших услышать их наконец. Аврора заперла ставни своего сердца. Жизнь возвращалась на круги своя, в привычную колею. Голоса умолкли. В душе наступило желанное спокойствие. Непостижимая для ума загадка была отброшена с той жестокой изворотливостью, какую она позволяла себе по отношению к своим любовникам. Наступившее затишье было так мило наивной душе, что она даже не бралась вопрошать, как долго оно продлится. Пребывая в беспечности, те далекие дни казались ей теперь надуманными. Дом тети, уличная стычка, тюрьма – то было всего-навсего жутким сном, который не повторится. Она почти убедила себя в том, что все пережитое тогда ей привиделось. Это было не на самом деле. Она отказала воспоминаниям в праве на существование в этом мире среди живых. Таким воспоминаниям одно место: среди тех, кого они не смогут потревожить.

Зима знала за собой одно удивительное свойство: как и раскаленные ассирийские пески, она могла занести все то, что человек хотел забыть, а иногда даже и то, что хотел бы помнить всегда. По невнимательности, досадному упущению, или намеренно, но оброненное мигом заносилось, погребалось под толстыми слоями снега, откуда выбраться не суждено. И само это место затеряется среди однородной массы, погребенное без почестей, без признания заслуг. Неожиданный холод ударил, а снег закружил причудливый хоровод бесконечно долгих дней.

Но Аврора не знала скуки и уныния, которые обычно накатывались морозными темными вечерами, когда беспросветное будущее по своей безнадежности уступает лишь отчаявшемуся настоящему. Непреклонная девушка с холодными гордыми глазами целиком окунулась в мир, полный самонадеянного веселья, беззаботного смеха, пустых разговоров и увлечений. Это ей приносило удовольствие и возможность забыться. Ей казалось, что это удалось сделать.

Девушка вся сгорала от кипучей энергии, что вдруг забила в ней фонтаном, забурлила от безудержных чувств, охвативших все ее трепещущее существо; страсть к мирской жизни заполнила ее, покорила волю. Мелодия души звучала в ней, но с каждым днем, прожитым в пустом удовольствии, становилась все тише и тише.

Но, как и во всяком противостоянии, в борьбе человеческих страстей и стремлений души выпадала счастливая минута, когда сам рок терял власть, и только человеческая воля, неодолимая и могущественная, могла склонить чашу весов в ту или иную сторону. Но для Авроры она еще не наступила. Или она не заметила ее наступление. Вполне могло оказаться, что вся жизнь человеческая состоит из подобных минут, когда решается дальнейшая судьба, когда определяется дальнейший путь. Каждую минуту человек мог незаметно для себя делать выбор, который предопределит его жизнь. Выбор, который или уведет его еще дальше в сторону или приблизит к идеалу. Но такие минуты так не заметны будничному взгляду, привыкшему наблюдать сквозь пальцы за всем происходящим, не замечая ни себя, ни других людей – тех, кто меняют себя, делая свою жизнь лучше или хуже, принося в нее радость или горе.

Солнце давно перевалило за середину неба и приняло, как и то, бурый оттенок. Как-то однообразно оно было сегодня и скучно, но напрасно старалось передать свое настроение Авроре – девушка была бодра и деятельна, как никогда. Она рылась в своей богатой мебели из орехового и вишневого дерева, подбирала благовония и украшения по цвету и форме так, чтобы они подошли к ее притягательному наряду: плотной тунике цвета весны – зеленой с белыми рукавами, оплетенными бахромой и яркими цветистыми узорами; к ослепительно белым сандалиям, что своей чистотой и изыском могли поспорить с самыми изящными лебедями. Ее настолько увлекли наряды, что еще один час пролетел незаметно. Весело смеясь и ни о чем не заботясь, она выпорхнула из своей комнаты.

Аврора бежала по знакомым с детства ступенькам родного дома и радовалась: жизнь не забыла о ней, закружила в танце, и разве можно было остановиться? Воспоминания о нескольких прожитых днях, когда внутри нее что-то пробудилось – это не было ее желанием. А раз так, то этого не могло произойти с ней на самом деле! Она будет меняться только так, как сама того пожелает, станет той, какой сама себя пожелает видеть! И так будет!